Три Закона роботехники

– Следовательно, оба – великие люди, – заметил Бейли. Тут он вспомнил про свою трубку и поднял ее, но решил пока не закуривать. – Что же произошло? Убийство? Один из них втихомолку прикончил другого?

– Один из этих людей, имеющих самую высокую репутацию, пытается уничтожить репутацию другого. ЕСЛИ не ошибаюсь, по человеческим нормам это считается чуть ли не хуже физического убийства.

– В некоторых ситуациях, пожалуй. Ну, так кто же из них покушается на репутацию другого?

– В этом-то, друг Элидж, и заключается суть проблемы. Кто из них?

– Да говорите же!

– Доктор Гумбольдт излагает случившееся совершенно четко. Вскоре после того, как космолет стартовал, он внезапно сформулировал принцип, Который позволяет создать метод анализа нейронных связей по изменениям карты поглощения микроволн в отдельных участках коры головного мозга. Принцип этот опирается на математические тонкости, которых я не понимаю и, стало быть, не могу вам изложить. Впрочем, к делу это не относится. Чем больше доктор Гумбольдт размышлял над своим открытием, тем больше он убеждался, что нашел нечто, революционизирующее всю его науку, перед чем бледнеют все его прежние достижения. И тут он узнал, что на борту космолета находится доктор Себбет.

– Ага! И он обсудил свое открытие с юным Себбетом?

– Вот именно. Они уже встречались на конференциях и заочно были хорошо знакомы друг с другом. Гумбольдт подробно изложил Себбету свои заключения. Тот полностью их подтвердил и не скупился на похвалы важности открытия и таланту того, кто это открытие сделал. После этого Гумбольдт, окончательно убедившись, что он стоит на верном пути, подготовил доклад с кратким описанием своего открытия и через два дня собрался переслать его комитету конференции на Авроре, чтобы официально закрепить за собой приоритет, а кроме того, и выступить с подробным сообщением на самой конференции. К своему удивлению, он обнаружил, что и Себбет подготовил доклад примерно такого же содержания и тоже намеревается отправить его на Аврору.

– Гумбольдт, наверное, разъярился?

– Еще бы!

– А Себбет? Что говорит он?

– То же самое, что и Гумбольдт, слово в слово.

– Ну, так в чем же здесь трудность?

– В зеркальной перестановке имен. Себбет утверждает, что открытие сделал он и что это он обратился за подтверждением к Гумбольдту, и что все было наоборот – это Гумбольдт согласился с его выводами и всячески их расхваливал.

– То есть каждый утверждает, что идея принадлежит ему, а другой ее украл? Я все-таки не вижу, в чем тут трудность. Когда речь идет о научных открытиях, достаточно просто представить подписанные и датированные протоколы исследований, после чего легко устанавливается приоритет. И даже если одни протоколы подделаны, это нетрудно обнаружить благодаря внутренним несоответствиям.

– При обычных обстоятельствах, друг Элидж, вы были бы совершенно правы, но ведь тут речь идет о математике, а не об экспериментальных науках. Доктор Гумбольдт утверждает, что держал все необходимые данные в голове и ничего не записывал, пока не начал составлять вышеуказанный доклад. Доктор Себбет, разумеется, утверждает то же самое.

– Ну, в таком случае следует принять решительные меры, чтобы разом с этим покончить. Прозондируйте их психику и установите, кто из них лжет.

Р.Даниил покачал головой.

– Друг Элидж, вы, по-видимому, не поняли, о ком идет речь. Оба они – члены Межгалактической академии, а потому все вопросы, касающиеся их профессионального поведения, правомочна решать только одна комиссия Академии. Если, конечно, они сами не согласятся добровольно подвергнуться проверке.

– Ну, так предложите им подвергнуться проверке. Виновный откажется, зная, чем грозит ему психологическое зондирование. Невиновный, несомненно, согласится, и вам даже не придется прибегать к зондированию.

– Вы неправы, друг Элидж. Для таких людей дать согласие на подобную проверку – значит поступиться своим престижем. Несомненно, они оба откажутся только из гордости. И все прочее тут отступит на второе место.

– Ну, так ничего пока не делайте. Отложите решение вопроса до прибытия на Аврору. На этой нейробиофизической конференции, конечно, будет присутствовать такое число академиков, что избрать комиссию…

– Но это нанесет серьезный удар престижу самой науки, друг Элидж. И если скандал разразится, пострадают оба. Тень падет даже на невиновного, потому что он позволил впутать себя в столь неблаговидную историю. Все будут считать, что ему следовало бы покончить с ней тихо, не доводя дело до суда.

– Ну ладно. Я не академик, но постараюсь представить себе, что подобная точка зрения имеет под собой почву. А что говорят сами эти математики?

– Гумбольдт решительно не хочет скандала. Он говорит, что если Себбет признается в присвоении этой идеи и не воспрепятствует Гумбольдту передать тезисы или хотя бы сделать доклад на конференции, он не станет выдвигать никаких официальных обвинений. Неэтичный поступок Себбета останется тайной, известной только им троим, включая капитана, так как, разумеется, никто из людей больше в эту историю не посвящен.

– А юный Себбет не соглашается?

– Наоборот, он во всем согласен с доктором Гумбольдтом но с перестановкой имен, разумеется. Все то же зеркальное отражение.

– И значит, оба они, так сказать, в пату?

– Мне кажется, друг Элидж, что каждый ждет, чтобы другой не выдержал и признал свою вину.

– Ну, так пусть себе ждут.

– Капитан считает, что это невозможно. Видите ли, здесь есть два варианта. Либо оба будут упрямиться до посадки на Аврору, и тогда неминуемо разразится академический скандал. И капитан, отвечающий за поддержание закона и порядка на своем лайнере, получит выговор за то, что не сумел уладить все без шума. А он об этом и слышать не хочет.

– Ну, а второй вариант?

– Либо тот, либо другой признается в плагиате. Но будет ли признавшийся действительно виновным? Или он пойдет на это из благородного желания предотвратить скандал? А разве можно допустить, чтобы человек, готовый ради чести науки поступиться заслуженной славой, и в самом деле лишился этой славы? Или же в последний момент признается виновный, но так, чтобы создалось впечатление, будто он делает это исключительно из вышеупомянутых благородных побуждений, избежав таким образом позора и бросив тень на второго. Конечно, из людей знать об этом будет только капитан, но он не желает до конца своих дней мучиться мыслью, что невольно оказался пособником бессовестного плагиатора.

Бейли вздохнул.

– Ну, так сказать, кто кого пересидит. Кто не выдержит первым по мере приближения к Авроре? Это все, Даниил?

– Не совсем. Имеются свидетели.

– Черт побери! Почему же вы этого сразу не сказали? Какие свидетели?

– Камердинер доктора Гумбольдта…

– А, робот, наверное.

– Ну конечно. Его зовут Р.Престон. Этот камердинер, Р.Престон, присутствовал при первом разговоре, и он подтверждает рассказ доктора Гумбольдта во всех частностях.

– То есть он говорит, что идея принадлежала доктору Гумбольдту, что доктор Гумбольдт изложил ее доктору Себбету, что доктор Себбет пришел от нее в восторг и так далее?

– Вот именно.

– Ага. Но это решает вопрос? Или нет? По-видимому, нет.

– Вы совершенно правы. Вопроса это не решает, потому что имеется второй свидетель. У доктора Себбета также есть камердинер, Р.Аид, также робот и той же модели, что и Р.Престон, изготовленный в том же году, на том же заводе. Оба прослужили у своих хозяев одинаковый срок.

– Странное совпадение… Очень странное.

– И тем не менее это факт, который, боюсь, затрудняет возможность сделать какие-либо выводы из различий между камердинерами.

– Следовательно, Р.Аид показывает то же самое, что Р.Престон?

– Абсолютно то же самое, за исключением зеркальной перестановки имен.

– Другими словами, Р.Аид утверждает, что юный Себбет, тот, которому еще не исполнилось пятидесяти, сам наткнулся на эту идею, что он изложил ее доктору Гумбольдту, который не скупился на похвалы, и так далее?