Месть Ориона (Орион - 2)

В явном смятении я молчал. Ну как объяснить ему все? Как рассказать о творцах и богине, которую я надеялся возвратить к жизни? Как я могу говорить о том, что в сердце моем растет неуверенность и на самом деле я не хочу расставаться с женщиной, прожившей со мной столько месяцев и дарившей мне свою любовь? Лишь ничего не сказав, я мог уйти от ответа.

Пожав плечами, Арамсет продолжил:

- Если не хочешь говорить о женщинах, поговорим о наградах.

- О наградах, мой господин?

- Ты оказал огромную услугу. Не мне одному - всему царству. Какую же награду ты попросишь? Скажи, и все будет исполнено.

Я ответил, почти не размышляя:

- Позволь мне войти в великую пирамиду Хуфу.

Арамсет долго молчал. А затем, слегка прикусив губу, он вымолвил:

- Это может оказаться нелегким делом. Там властвует главный жрец Амона...

- Гетепамон, - закончил за него я.

- Ты его знаешь?

- Некопта называл при мне имя. Я должен был доставить его в Уасет, если бы вырвался живым из ловушки, подстроенной Менелаем.

Арамсет порывисто вскочил на ноги и направился к сундуку, стоявшему в углу крошечной каюты, откинул его крышку и, покопавшись в грудах одежды, извлек небольшую плоскую шкатулку из бронзы. Открыл ее и достал золотой медальон на длинной цепочке.

- На нем глаз Амона, - сказал он мне.

Я увидел эмблему, вырезанную на чистом золоте.

- Отец дал мне его, прежде чем... Прежде чем стал почитателем Пта.

"Прежде чем успел привыкнуть к зельям, которые дает ему Некопта", перевел я для себя.

- Покажи его Гетепамону, - произнес царевич, - и он поймет, что ты пришел от самого царя. Он не сможет отказать тебе.

Три дня спустя наша могучая армада развернула паруса и направилась вверх по Нилу. Египетскую армию теперь усиливала часть войска Менелая и ахейских вельмож, связанных клятвой, данной Арамсету. Основные же силы ахейцев остались на берегу, а египетские чиновники помогали им разместиться в городах, которые отныне находились под их защитой. Царевич возвращался в столицу, неся радостное известие о бескровной победе над людьми моря.

Каждый день я расхаживал по палубе или стоял, стискивая поручень и подгоняя мыслями ветер и судно, замедляя течение, которое нам приходилось преодолевать, силой своей воли. Каждое утро я напрягал глаза в надежде заметить блеск вершины великой пирамиды Хуфу.

Каждую ночь я пытался мысленно проникнуть внутрь этой древней гробницы. Но безрезультатно. Золотой бог чересчур хорошо укрыл пирамиду. Умственные усилия не могли преодолеть его сопротивление. Оставалось надеяться, что верховный жрец Амона сумеет ввести меня туда через обычную дверь или какой-нибудь ход, ведущий в каменный монумент. В этом было что-то фатальное, может быть, даже ирония судьбы.

"Вполне вероятно, Золотой бог, - думал я, ночь за ночью ворочаясь на ложе в каюте, вспотев после бесплодных усилий, - действительно способен не допустить своих соплеменников-творцов к себе в крепость; однако сумеет ли он преградить путь обычным людям?"

И наконец наступил день, когда мы миновали пригороды Менефера и легендарная пирамида предстала перед нашими глазами во всем своем ослепительном блеске и великолепии.

Я призвал Лукку в каюту и сказал:

- Чтобы ни случилось в столице, защищай царевича. Теперь он твой господин. Возможно, меня ты больше не увидишь.

Его свирепый взгляд смягчился, на ястребином лице проявилась печаль.

- Мой господин Орион, никогда прежде не приводилось мне видеть в своем начальнике... друга... - Он неожиданно осекся.

Я хлопнул его по плечу:

- Лукка, для дружбы необходимы двое. А человек со столь щедрым и верным сердцем, как у тебя, - редкое сокровище. Мне бы хотелось оставить тебе на память что-либо ценное.

Он скорбно усмехнулся:

- Я всегда буду помнить о тебе, господин. Ты возвысил нас, вытащил из грязи и осыпал золотом. Никто и никогда не забудет тебя.

Парнишка из экипажа судна просунул голову в открытую дверь каюты и сообщил, что к борту привязана плоскодонка, которая готова отвезти меня в город. Я был рад, что нас прервали, Лукка тоже. Иначе еще минута - и мы пали бы в объятия друг друга и зарыдали подобно детям.

Арамсет ожидал меня у борта.

- Возвращайся в Уасет, Орион, - произнес он.

- Я тоже хочу этого, мой господин.

Невзирая на новизну положения - он чувствовал себя полноправным наследником престола, которому впервые повинуется войско, - его переполняло юношеское любопытство.

- Ты так и не сказал, зачем тебе надо в гробницу Хуфу.

Я заставил себя улыбнуться:

- Это самое великое диво на всем белом свете. Я хочу сам увидеть ее чудеса.

Но так просто отделаться мне не удалось.

- Ты не вор, стремящийся похитить царские сокровища, захороненные с великим Хуфу. Ты ищешь другие сокровища, не золото и не драгоценности.

- Я ищу бога, - честно ответил я. - И богиню.

Глаза его вспыхнули:

- Амона?

- Быть может, бог этот известен здесь под таким именем. Но в других землях его зовут иначе.

- А богиня?

- У нее тоже много имен. Я не знаю, как она зовется в Египте.

Арамсет ухмыльнулся, утратил на миг подобающую царевичу серьезность, и я увидел перед собой умиравшего от любопытства мальчишку.

- Клянусь богами! Я испытываю желание пойти с тобой. Хотелось бы мне узнать, что ты ищешь.

- У моего господина более важные дела в столице, - мягко напомнил я.

- Да, пожалуй, - ответил он, разочарованно хмурясь.

- Быть наследником престола - дело ответственное, - продолжал я. - Лишь ничего не имеющий за душой бродяга имеет право на приключения.

В притворной скорби Арамсет покачал головой:

- Орион, что ты сделал со мной?

Впрочем, грусть его казалась мне отчасти искренней.

- Ты нужен отцу, ты нужен своему великому царству.

Он согласился, правда, не без колебаний, и мы расстались. Менелай, перегнувшись через борт, проследил, как я спускался по веревочной лестнице в ожидавшую меня плоскодонку. Я сколь мог приветливо махнул царю рукой. Он кисло улыбнулся и кивнул.

Единственное преимущество титанической бюрократии, подобной египетской, заключается в том, что если она служит тебе, то может доставить тебя к цели с немыслимой скоростью, работая как хорошо смазанный механизм.

Наследник престола отдал приказ чиновникам Менефера: "Доставить сего Ориона к Гетепамону, верховному жрецу Амона". Так они и сделали - привычно не раздумывая и без малейших проволочек.

На пристани меня встретил целый комитет - четыре человека, каждый в длинной юбке и при медном медальоне, положенном чиновникам невысокого ранга. Меня посадили в повозку, запряженную лошадьми, и, зацокав копытами, кони тронули по мостовой от побережья к храму, располагавшемуся в сердце огромного города.

Потом все четверо, не сказав ни слова ни мне, ни друг другу, провели меня через лабиринт дворов и коридоров. Наконец я оказался перед маленькой дверью и, отворив ее, попал в небольшую, приветливо залитую солнцем комнату.

- Великий жрец скоро явится, - произнес один из чиновников.

И они оставили меня одного, затворив за собой дверь.

В задумчивости я смотрел по сторонам. Других дверей в комнате не было видно. Зато в одной из стен имелось целых три окна. Я перегнулся через подоконник среднего и увидел, что до сада всего сорок локтей. Другие стены украшала живопись на религиозные темы: человекоподобные огромные боги со звериными головами принимали подношения - зерно и животных от карликов смертных. Краски сияли ярко и живо, словно фрески написали недавно или только что подновили. Вокруг огромного пустого стола из полированного кедра стояло несколько кресел, больше в комнате ничего не было. Наконец дверь отворилась, и я, онемев от потрясения, уставился на жирную, грузную тушу, переступившую порог. "Некопта! Меня заманили в ловушку!" Я услышал стук собственного сердца. Свои меч и кинжал я оставил на корабле под присмотром Лукки. Кроме медальона Амона, висевшего на моей шее, я ничего с собой не взял, разве что перстень с сердоликом в поясе.