Дорога к звездам

В заводской многотиражке «Металлург» на первой странице был помещен текст призыва и портреты инициаторов достройки Дворца. Рядышком красовались Борис Сивков, Михаил Огородов и Яков Якимов.

Глазков, раскрыв газету, заулыбался. Молодцы! Теперь только раздуть огонек. Это уж дело тех, кто постарше. А вот с портретами поспешили. Рано из них героев делать. Скромность — она больше красит человека. Но… все равно. Парни дельные, не подведут.

3

Они сидели друг против друга, оба широкие, крепкого сложения, с крупными лицами, немножко похожие друг на друга.

Директор комбината сидел, откинувшись в кресле, за письменным столом. Он был чуть повыше своего гостя, начальника строительного треста, светлее лицом, но с холодным и твердым взглядом близко сдвинутых глаз.

Год назад, после битвы под Москвой, директор комбината получил особые полномочия от Государственного Комитета Обороны. Он был известен как хозяин своего слова, человек необыкновенной настойчивости и изумительной деловитости. Про распорядок его дня на комбинате ходило много рассказов. Он успевал бывать в театре, в детских садах, заглядывать на фабрику-кухню, умел находиться в курсе всех дел комбината, больших и малых, решал их с минутной точностью, без всяких колебаний, ничего не откладывая и жестоко наказывая тех, кто не принимал немедленных и правильных мер. У него были строго определенные часы отдыха, и никто не рисковал звонить ему по ночам на квартиру.

— Машинами я тебя обеспечу, — сказал директор комбината. Голос его был негромким, немножко глуховатым, но внятным. — Народу теперь у тебя хоть отбавляй. Пожалуй, и леса дам, а вот стекла у меня нет, сами фанерой, где можно, заменяем.

— Для вестибюля к тому же крупногабаритное стекло потребуется, — добавил гость. — Пытался я на трубном выпросить, там запас есть, знаю. Отказали.

— На трубном? У Зеленка? — Директор подвинулся к столу, коротким росчерком сделал пометку в раскрытом блокноте. — Помогу тебе. Завтра жди от Зеленка стекло прямо с доставкой.

— Даже с доставкой? — понимающе улыбнулся управляющий трестом.

— Долг платежом красен. А как с кирпичом, с цементом?

Управляющий трестом развел руками.

— Придется выкраивать по крохам. Кирпичный завод не справляется с плановыми запросами, цемент и того больше в дефиците. Вторая очередь кирпичного завода вступит в строй только к осени.

— Нет, ждать до осени не годится. Народ уже взбудоражен. И без того мы с тобой щелчок по носу получили. Нам бы с тобой первыми следовало о Дворце позаботиться. Разрешили прекратить строительство, а ты уж обрадовался.

— Не разрешили, а приказали.

— Дворец должен быть.

— Мрамор…

— Я послал людей в Свердловск.

— Однако такие расходы никакими сметами не предусмотрены.

— В долг возьмем, по-соседски. Мрамор теперь все равно без дела лежит. А мы за него сковородками рассчитаемся. У меня в литейном из отходов делают.

— Сковородки, — управляющий строительным трестом с улыбкой исподлобья посмотрел на директора комбината. — Да-а… Сейчас это сила. Ничего не скажешь… Эдак на мою долю ничего и не останется. Разве что график строительства составить?

— График, говоришь? Я вот прикинул. Взгляни.

Директор через стол протянул лист бумаги. Управляющий трестом взглянул, брови его сдвинулись.

— Что? Левое крыло к осени?

— Да. Кинозал, физкультурный зал, кружковый сектор.

— Немыслимо! На стройке только два процента квалифицированных рабочих. Всего две сотни.

— Ничего, через месяц освоятся и получится сто процентов — две тысячи триста человек, целая армия.

— Ты так уверен в способностях своих людей?

— Уверен. Наш народ все сможет.

— И тем не менее левое крыло…

— Через год второе. В сорок четвертом закончим Дворец полностью.

Директор повернулся к пульту возле кресла и нажал кнопку.

Вошла девушка-секретарь.

— Машину, — приказал директор и, взглянув на управляющего трестом, предложил: — Довезу тебя до Дворца. График уточним на месте.

— С удовольствием, — едва размыкая плотно сжатые губы, холодно отозвался управляющий: предложение очень уж походило на приказание, так категорично оно прозвучало. Но по опыту прошлых лет он знал, что директор комбината так или иначе добьется своего.

Ни в истории металлургического комбината, ни вообще в истории города Южноуральска не случалось чего-нибудь более удивительного. На стройку Дворца пошли не только комсомольцы. Желающих нашлось больше, чем нужно.

В конторе строительного треста составлялись довольно любопытные штатные ведомости. Получился внушительный дополнительный список «сезонных рабочих» в две тысячи триста человек. Здесь были и конструкторы, и бухгалтеры, и слесари. Но в ведомостях они значились уже под новыми профессиями: каменщиками, штукатурами, плотниками, столярами, стекольщиками.

И вот случилось, что Борису пришлось вдруг стать десятником по укладке. Получив это назначение, он чуть не захлебнулся от волнения и радости. На пожелание дяди: «Не подведи, Борис», он принял деловой вид, стараясь быть похожим на Михаила, и сказал:

— Справлюсь… запросто.

Вечером он явился домой с грудой книг под мышкой.

— Ого! — удивился Яков. — Что это может означать?

— Участок мне поручили, — скромно пояснил Борис. — Вот решил почитать кое-что. Понимаешь, — оживляясь, добавил он, — дали мне бригаду: двух бухгалтеров, токаря, четырех копировщиц. Они раньше и кирпича в руки не брали. Перепачкались, с ладошек кожу посдирали. А мне все-таки руководить надо, отвечать за свой участок.

— Разве не прораб руководит?

— И прораб, конечно. Да ему хоть разорвись. Надо самому привыкать. Ты… не поможешь мне? Тут в книгах много такого… понимаешь… с математикой. Ну хоть и не с высшей, а все-таки.

— Ясно. Помогу.

— Вот хорошо, — повеселел Борис и неожиданно добавил: — А дядя Коля снова изменения в проекте ввел. Такая красота… Эх, научиться бы самому проектировать! И как он успевает за всем строительством следить, ума не приложу.

— Хочется?

— Ох, не говори, Яков. Иногда сплю и вот причудится, будто стою за чертежной доской, а на чертеже, как по щучьему велению какие-то здания появляются, в красках.

Значит, прямая тебе дорога в архитекторы.

— Вот бы война поскорее кончалась.

Строительная площадка Дворца теперь с утра до вечера кишела людьми. Машины увозили мусор, а возвращались с кирпичом, с лесом.

Майское солнце припекало, пыль оседала на свежей зелени деревьев, на траве. Ожившая стройка шумела бетономешалками, стуком молотков, треском электросварки, лязгом металла. Но главное — люди. Их было много, они были всюду: с лопатами на расчистке площади, с топорами на возведении лесов, с лопатами на укладке кирпича.

Не все шло гладко. Получалось много лишней сутолоки. Стройтрест оказался в необычной роли. Приходилось строить и обучать, обучать и строить.

4

Яков стоял рядом с Глазковым и через щиток с синим защитным стеклом смотрел, как тяжелая огненная струя стекает в ковш. Брызги расплавленного металла бились о фермы цеха, и от их ударов вспыхивали веера лучей. Лучи мгновенно обрывались, а вниз уже сыпался дождь меркнущих искр. В синем стекле струя казалась молочно-белой, а люди походили на замерших призраков.

— Легче, легче! — командовал Глазков регулировщице, наклонявшей печь, и, приблизив губы к уху Якова, прокричал: — А хорош подарочек фронту. Немцы зубы о нашу сталь обломают.

Отношения между Глазковым и Якимовым становились все более дружескими. Происходило это не только потому, что старший электрик должен был постоянно общаться с начальником отделения. Марк Захарович давно присматривался к спокойному на вид, но начиненному огнем юноше. Любознательность Якимова пришлась ему по душе. Марк Захарович Глазков прежде всего ценил в людях нетерпимость к застывшему, к покою. Это он написал о Якове в стенную газету литейного цеха, когда тот возглавил работу по замене шин. Это он выдвинул кандидатуру Якимова на должность старшего электрика отделения и добрый час убеждал Андронова в том, что возраст еще ничего не значит, что никто в отделении так хорошо не знает электрооборудования, как Якимов. Нет опыта работы с людьми? Это верно. Но рядом с ним будут старшие товарищи, будут партийцы. Подскажут, где потребуется, одернут. Урок с Кашиным и Моховым обошелся Якимову в десяток лет общения с людьми. Теперь люди не будут для него все на одно лицо.