Фата-Моргана 8 (Фантастические рассказы и повести)

Внизу все приветствовали кого-то, кто время от времени показывался из мерзкого отверстия, чтобы схватить дьявольские подношения, предназначенные для него. Это было существо с довольно массивным туловищем, даже с этой высоты, с какой я его наблюдал, желтоватого цвета, волосатое, с нервными движениями. Пожалуй, оно было таким же крупным, как гиппопотам, и с очень странной фигурой. Казалось, у него не было шеи, но пять лохматых голов торчали из туловища примерно цилиндрической формы: первая была очень маленькая, вторая, крупных размеров, третья и четвертая — одинаковые по величине и самые большие из всех, а пятая — довольно маленькая, но не такая, как первая.

Одна голова резко выбрасывала вперед странные негнущиеся щупальца, которые жадно хватали в необычайно огромных количествах пищу, положенную перед отверстием в качестве священной жертвы. Время от времени существо выскакивало из своего укрытия, а затем скрывалось там же очень странным образом. Способ его передвижения был настолько непостижимым, что я замер, уставившись в изумлении и ожидании, когда оно появится еще раз из своего, похожего на пещеру, логовища.

Потом оно появилось… оно действительно появилось, и при его виде я в ужасе повернулся и стремглав помчался в темноту, спасаясь бегством, вверх по лестнице, поднимавшейся за мной. Помчался в неведомое, по невероятным и неправдоподобным ступеням, приставным лестницам и наклонным плоскостям. Я не знаю, что направляло меня. Очевидно, я должен отнести все это за счет видений, так как у меня сегодня нет никаких доказательств. Должно быть, это было видение, иначе я никогда не встретил бы день распростертым на песчаной равнине Гизы прямо перед ухмыляющимся и порозовевшим от рассветного солнца Великого Сфинксом.

Великий Сфинкс! Боже! — тот ничего не значащий вопрос, который я задал себе в то благословенное утро накануне… какую же колоссальную и вызывающую отвращение нелепость первоначально представлял собой Сфинкс? Будь проклято это зрелище — сон это или нет — которое открыло мне величайший ужас неизвестного Бога Мертвых, скрывающегося в своей невообразимой бездне и пожирающего в огромных количествах отвратительные дары и подношения, сделанные лишенными души нелепостями, каких на земле-то не должно существовать. Пятиглавый монстр, который появлялся… тот пятиглавый монстр, огромный, как тысяча гиппопотамов… пятиглавое чудовище — одна его только передняя лапа!..

Но я прошел через все опасности и выжил. И я знаю, все это было не более, чем сон.

_{Перевод с англ. А. Сыровой} 

Джон Уиндем

ПОРА НА ПОКОЙ

1

Пейзаж не радовал. Глаза, помнившие земные красоты, отмечали в этой части Марса нечто вроде обыкновенных задворок. Широкое водное пространство, блестя серебром, простиралось до самого горизонта. Справа за жиденькими зарослями кустиков, напоминающими камыши, примерно на милю виднелась плоская насыпь красноватого песка. За ней вдалеке вставали темно-красные горы с белыми вершинами.

Берт плыл по каналу. День был ясен и мягок. Ровные волны широким веером расходились позади и затем тихо таяли, сливаясь с водной гладью. Молчаливое пространство смыкалось за его спиной, ничто не напоминало о том, что здесь кто-то был.

У Берта был катерок. Он сам его конструировал, и сооружение получилось весьма нестандартным. Во всяком случае, ни на Марсе, ни в других местах, где ему приходилось бывать, но не видел ничего подобного. Приступая к его строительству, он даже не представлял себе, как должно быть устроено судно. Вначале у него не было не только проекта, но и сам замысел был довольно смутным. В процессе работы и он то и дело терпел изменения, поскольку все зависело от тех материалов, которые попадались под руку. Однако под конец все же вышло нечто среднее между сампаном, плоскодонкой и элементарным вездеходом. И Берт был этому рад.

Сейчас он развалился на корме катера, расслабившись и погрузившись в приятное безделье. Правую руку в рваном рукаве он небрежно кинул на румпель, левой лениво почесывал грудь. На длинных, тощих ногах были плотно прилегающие сапоги оригинального фасона с брезентовым верхом и прочными подошвами из склеенных веревок. Их он сделал сам. Штаны он тщательно залатал и заправил в сапоги. Свои тощие, неуклюжие ноги он берег. Мало ли что. Из-под дырявых полей видавшей виды фетровой шляпы торчала рыжая борода, подстриженная клинышком, и блестели неподдельным любопытством темные глаза, оживляя его серое худое лицо.

Бормотание старого мотора доставляло ему огромное удовольствие. Оно напоминало мурлыканье ластящейся кошки. Берт представлял механизм своим старым товарищем, он заботился о нем и всегда был к нему внимателен. На это тот благодарно отвечал размеренным спокойным ворчанием и уносил Берта все дальше и дальше.

Иногда Берт ловил себя на том, что разговаривает с мотором, делится своими разочарованиями и мыслями. Его пугало то, что это вошло в привычку. Он этого не одобрял, пытался с этим бороться, когда замечал за собой, но все чаще он забывался настолько, что не мог контролировать себя. В душе он испытывал благодарность к верному старому другу за то, что он пронес его через тысячи миль по воде, ни разу не высказав недовольства.

Тишина, которая нависла над пустыней и водой, словно горький упрек, не пугала Берта. Она нисколько не раздражала его, не выводила из себя, как обычно бывает с людьми. Берт жил в колонии, среди нескончаемого шума, суеты и иллюзий надежды. Вот это он ненавидел, и ненависть гнала его в неизведанное, за приключениями. Если он не находил приключений и вынужден был возвращаться, он впадал в отчаяние. Хотел-то он совсем немногого: не сидеть на месте, шататься, словно цыган.

Берт Тессел… каким он был много лет назад. Свою фамилию он слышал в последний раз так давно, что забыл, как она звучит в человеческих устах. Фамилия вроде была, как у всех, но он был просто Берт. Для тех, с кем общался — Берт, и все.

— Ну вот, почти и приехали, — пробубнил он, обращаясь к равномерно журчащему мотору и к самому себе. Чтобы лучше видеть, он приподнялся, оперевшись на локтях.

Берег теперь выглядел чуть по-другому. Между кустиками появилась жесткая трава. При малейшем дуновении ветерка длинные стебельки растений с отливающими металлическим блеском листьями наклонялись, все в них дрожало и нежно звенело. Впереди были заросли этих растений. Даже если сейчас остановить мотор и идти по инерции, то тишины уже не будет — он погрузился в тихое позвякивание миллионов маленьких жестких листьев.

— Медные колокольчики проезжаем, — констатировал он. Да, теперь уже скоро.

Он открыл сундучок, который был у него за спиной, и вытащил истрепанную карту. Он сверился с ней, потом открыл замусоленный блокнот, нашел нужную страницу и пробежал глазами список имен. Бормоча их, словно заучивая наизусть, он заложил бумаги обратно в сундучок и больше не отрывался от дороги. Примерно через полчаса на горизонте появилось темное пятно, выделяясь на однообразной береговой полосе.

— Вон оно, — громко сказал Берт, вдохновляя мотор еще на несколько миль. Последних.

То, что столь необычно выглядело даже с огромного расстояния, при ближайшем рассмотрении оказалось сплошными развалинами. Веранда у их основания носила по бокам следы украшений барельефами. Ныне они настолько стерлись, что угадать их очертания было невозможно. Когда-то за верандой начиналась башня, об архитектуре которой тоже ничего не было известно, поскольку от всего строения уцелело не более двадцати футов в высоту. На полуразрушенных стенах тоже виднелись следы резьбы, и фундамент, выложенный из темно-красной породы, был очень красив. С расстояния в сотню ярдов от берега создавалось впечатление прекрасного уединенного уголка. Только сойдя на берег, можно было ужаснуться силе разрушений, нанесенных временем и природой.