Наследство Империи

– Да пожалуйста, – сказал тот, словно был настолько уж увлечен журналом. – Батареи-то все равно сняты. Что он может без батарей?

Он может говорить! Сейчас это главное. Брюска прыснул по лесенке вверх и задвинул за собою блистер. Пусть думают, будто он играет.

– Папа. Па?

Ответом ему была звенящая тишина, и Брюска перепугался, как не боялся с тех пор, когда его нога впервые ступила на Шебу. Потом обругал себя дураком и поспешно напялил на голову наушники. Так нормально?

И все равно что-то было не так. Назгул будто вибрировал всем телом и не отвечал, как человек, внимание которого отвлечено чем-то превосходящим понимание стороннего зрителя.

– Па?! – Брюс вцепился в ручку и затряс ее, затем треснул ладонью справа под панелью. Так сделал однажды дед, когда были проблемы.

– Подожди, – шелестнули под мембраной зернышки. – Ты не слышишь, и хорошо. Не надо тебе этого слышать.

«Будто ладонью рот зажал, – подумал Брюс, и голову прижал к груди. – Не смотри, не слушай». И еще – звук тяжелого прерывистого дыхания в наушниках. Он намного больше человек, чем можно было ожидать, посмотрев видеодрамы.

– Буду отсюда уходить, выжгу плазмой подчистую! – Назгул будто всхлипнул.

– Ты слышишь... того, второго? – осенило Брюса.

– Да похоже, только я его и слышу! Если бы его слышали они, вивисекторы, они б раскаялись и аппаратуру свою адскую сломали. Они ж душу из него вынимают. Медленно. По частям, – Раздался звук, который Брюс интерпретировал как зубовный скрежет. – Слушай меня. Можешь ты выйти ночью?

– Исключено, Эвридика меня запирает.

– Мы не можем выбирать время сами: транспорт, который нас заберет, пройдет транзитом в определенное время. Попытка у нас будет одна. Значит, Норм придет за тобой, будь, пожалуйста, готов. На каком уровне тебя держат?

– Когда мы входим в лифт, чтобы ехать в лабораторию, – припомнил Брюс, – на табло горит цифра «восемнадцать». Из комнаты к лифту – налево, мимо шести дверей. Возле лифта кадка с уродской диффенбахией. А когда приезжаем к доктору Ванну, там «два». Как оно расположено в реале относительно станции, я понятия не имею. Хоть крошки за собой сыпь, по здесь это не поможет.

– Случайностей быть не должно: на действия внутри комплекса и ликвидацию неожиданных помех у нас только один Норм, не стоит рассчитывать, что парень вытащит нас из каждой задницы, куда у нас достанет счастья провалиться. Тем более... в этом чертовом осином гнезде им найдется что противопоставить ему на его уровне. В операции задействовано много народу, но все пойдет прахом, если ты сглупишь. Понял, рядовой?

Этим голосом он, верно, отдавал приказы своей эскадрилье.

– Так точно. Пап...

– Что?

– Как там тот... ну, второй?

– Замолчал. Так или иначе, там все кончено.

– Пап, а ты выдержишь?

– Что?

– Ну, если тебя начнут так?

– Это не должно тебя беспокоить.

– То есть как это? И должно, и беспокоит. Я и человек, и мужчина, и Эстергази, между всяким прочим! Если ты меня настолько не уважаешь, фигли было лезть спасать.

– Мелкий, цыц!

– Есть цыц. Только без инициативы все равно не получится. Ничто никогда не идет по плану.

Назгул вздохнул, теперь раздраженно.

– Тогда обговорим ее пределы. Есть у доктора запас твоих проб?

– Угу, в холодильнике.

– Тебе доступны?

– Достану. Что с ними сделать?

– Сунуть в микроволновку, чтобы не достались врагам. Сделаешь?

Брюс пожал плечами: задание выглядело пустяковым, из разряда «займи дурака, чтоб под ногами не путался».

– Это важно, – сказал Назгул. – Это наши гены, мои и матери. И твои. Никто не должен их использовать без нашего ведома. Пока мы контролируем свои гены, мы – семья.

О как!

– Получилось? – спросил доктор Спиро, глядя на линию осциллографа, прямую, не прерываемую ни единым импульсом.

– Тебе лучше знать, – сдержанно отозвался доктор Ванн.

– Ну... из всего, что мы о них знаем, я с уверенностью взялся бы утверждать, что его тут нет.

Дрожащими от возбуждения руками он принялся лепить датчики на слиток никеля, выложенный рядом на лабораторный столик, нервно косясь при этом на осциллограф.

Ни единого всплеска. Ничего.

– Из того, что ты рассказал мне, Спиро, явствует, что и здесь его нет.

– Где же он тогда?

– Это ты мне расскажи. А я, так и быть, обязуюсь вывернуть карманы.

Спиро передвинул слиток и зачем-то заглянул под стол, словно беглая душа могла там скорчиться.

– Предполагается, что он переброшен сюда. – Он поковырял пальцем слиток.

– Кем предполагается?

– Ну... радиусом действия поля. Родственной субстанцией...

– А может, ты его убил?

– Он уже мертв. Не глупи, Ванн. Суть феномена Назгула в том, что душа бессмертна. Она может быть или здесь...

– ...или еще где-то.

– Смешно тебе?

– Не больше, чем было бы тебе в подобной ситуации. Что там у тебя с радиусом действия поля?

– А что у меня с радиусом?

– Как действует эта штука? Причиняет ему невыносимые муки?

– Ох, Ванн, ну и ассоциации у тебя! Чему там болеть? У него пет нервов. Рассматривай это как своего рода экзорцизм, не более...

Доктор Ванн покрутил головой, хотя казалось, что он с большим удовольствием покрутил бы у виска пальцем.

– А что изменилось бы, если б он угодил в этот твой слиток? В радиусе действия поля что на что он, прости, меняет? На его месте я рванул бы куда подальше.

Спиро выглянул за ширму, Норм встретил его непонимающим взглядом. Души нигде не было видно.

– И ты учти еще, – добавил доктор Ванн, – меня никто пока не убедил, что там вообще что-то было.

– Мы сделали что-то другое, – пробормотал Спиро. – Зиглиндиане перемещали душу пилота посредством полного разрушения первичного носителя. Варварски. Не оставляя ей выбора. Мы его выгнали. Что из этого?

– Если бы я был поклонником литературы определенного сорта, Спиро, – ухмыляясь, сказал Ванн, – я бы предположил, что ты предоставил ему выбор. Теперь он может быть где угодно... в пределах станции. Это ведь запостулировано: души через вакуум не летают. Ты представляешь себе последствия?

Спиро неуверенно засмеялся:

– Тебя, Ванн, по ночам не обступают призраки твоих гомункулусов? Среди них наверняка найдутся невинно убиенные?

– Нет-нет, у меня все убого и материально. Нейронная сеть, гены, импульсы... На душу я не посягаю. У всякого своя карма, у клопа карма быть созданным под заказ. Меня, в общем, вполне устроило бы, если бы у них вовсе не было души. И честное слово, Спиро, для нашего общего спокойствия было бы гораздо лучше, если бы ты сегодня опроверг тезис о бессмертии души. На его месте, если б ты меня мучил, я бы перекинулся гайкой да и укатился в первую вентиляцию. У тебя ничего не падало, не помнишь?

Они замолчали, непроизвольно прислушиваясь. Потрескивал озонированный воздух, гудели трубки освещения. Одна из них, на той стороне, мигала, словно у нее был нервный тик.

– Тот, второй, – тоже ведь пирожок с начинкой, да, Спиро?

– Да, но там задача принципиально иная. Это был наш грант, а тот – сторонний. Заказчик не позволит использовать образец иначе, чем это предписано контрактом. Вон дундук сидит, караулит – не обойдешь.

– А может, и не надо? Спиро, Спиро, а если и этот спит и видит, как смыться? И вот еще. Ты думал, что они могут быть заодно?

Дневное освещение лабораторного ангара было погашено, капоты Назгула опечатаны на ночь. Техники ушли, и стало очень пусто и тихо. Только раздражающе потрескивала дальняя лампа, которую днем за рабочими шумами, шагами, разговорами было почти не слышно.