Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос". Танцовщица из Атлантиды

Всадник прицелился в него. Рид увидел, что лук его сделан из роговых пластин, и вспомнил прочитанную где-то справку, что стрела, пущенная из такого лука, пробивает почти любую броню.

— Э-эй! — воскликнул он. — Полегче!

Всадник свирепо уставился на него, но он снова назвал их имена, а затем указал на цилиндр, изобразил растерянное недоумение, включив в него и Олега с Эриссой.

Всадник сделал выбор.

— Улдин, чки ата Гюнчен, — сказал он. — Улдин. Ул-дин. — Потом, тыча грязным пальцем в остальных, он разобрался в их именах. Наконец снова указал на себя — все еще держа тетиву натянутой — и разразился гортанными звуками.

Первым его понял Олег и повторил тот же жест.

— Олег Владимирович, — сказал он. — Новгородец. — Потом ткнул пальцем и спросил: — Данкен?

Кто ты? Нет, не как личность, но к какому народу ты принадлежишь. Вот оно что!

Ответ Эриссы «кефтиу» поставил остальных в тупик, как, впрочем, ставил остальных в тупик ответ каждого из них.

Она же была словно удивлена и обижена, что Рид никак не отозвался на ее слова, и пошла за своим ножом. Рид увидел, что нож бронзовый. А наконечник стрелы был железным. Снаряжение Олега было либо тоже из простого железа, либо из скверной стали с малым добавлением углерода, а внимательно всмотревшись, он обнаружил, что каждое колечко, каждая заклепка на нем были ручной работы. Улдин закончил свою речь:

— …гунн.

В его произношении это слово прозвучало для Рида непривычно и все-таки ошеломило.

— Гунн? — Он судорожно глотнул, и Улдин кивнул с холодной усмешкой. — Ат… Аттила? — Улдин никак не отозвался, а Олег подергивал себя за бороду, словно стараясь припомнить что-то. Однако имя это ему, видимо, говорило очень мало — а Эриссе совсем ничего.

Русский, который явно считает, что тот факт, что он из Новгорода, гораздо важнее его национальности; гунн, который не знает имени Аттилы; кефтиу, которая, откуда бы она ни была, с тревожным обожанием смотрит на… на американца, переброшенного с севера Тихого океана в пустыню, где никто из них явно не слышал об Америке… Рида осенила догадка.

Но она не могла быть верной. Не должна…

Эрисса стояла к нему ближе остальных, он повернулся к ней, и она взяла его руки в свои. Он почувствовал, что ее сотрясает дрожь.

Она была ниже его на каких-то три дюйма и, значит, на редкость высокой, если принадлежала к какой-либо средиземноморской расе, о чем свидетельствовала ее внешность. Худощавая, хотя полная в бедрах и с крепкой грудью, достаточно, чтобы удовлетворить вкус любого мужчины. К тому же длинноногая, с лебединой шеей и гордо посаженной головой. Голова эта была долихоцефальной, но с широким лбом и округлыми щеками, сужающаяся к подбородку. Классический прямой нос, пухлые подвижные губы, чуть широковатый для классических канонов рот. Изогнутые дугой брови и черные ресницы обрамляли большие блестящие глаза — карие, хотя цвет этот был изменчивым, становясь то зеленым, то свинцово-серым. Черные волосы, густые и волнистые, падали ей на спину. Прядь надо лбом была совсем белой. Загорелая, чуть обрызнутая веснушками кожа выглядела гладкой и нежной — лишь несколько морщинок на лбу и у глаз да легкая суховатость указывали на возраст, близкий к его собственному, решил он.

Но ходила она как юная девушка… нет, как балерина, как Данилова, как Таллищева, как леопард.

Его губы опять дрогнули в улыбке. Она, словно отбросив свои страдания и преклонение, робко улыбнулась в ответ.

— Кха-кха! — громко откашлялся Олег, и Рид, выпустив руки Эриссы, обменялся рукопожатием с русским, а затем протянул руку гунну, который после некоторого колебания встряхнул ее. Жестами Рид предложил им обменяться рукопожатиями между собой.

— Дружба! — объявил он громко, потому что в этой пустыне даже просто звук человеческого голоса был уже объяснением. — Мы попали в какую-то невероятную ловушку, мы хотим вернуться домой и будем держаться вместе. Так?

Он посмотрел на цилиндр. Прошла минута, пока он собирался с духом. Свистел ветер, стучало его сердце.

— Эта штука забросила нас сюда, — сказал он и зашагал к цилиндру.

Они замялись. Он помахал, подзывая их. Эрисса словно скользнула к нему по воздуху. Он знаком указал, чтобы она шла позади него. Олег буркнул, что тут не без колдовства, и пошел за ней. Казалось, он вот-вот растечется в лужу пота. Улдин последовал за ними на некотором расстоянии. Рид решил, что гунн — воин-профессионал и думает не о героизме, а о том, чтобы занять наиболее выгодную позицию для стрельбы из лука. А впрочем, Олег ведь был вооружен только для рукопашного боя.

Под подошвами Рида скрипел пыльный песок. Пальто не давало ему дышать. Он сбросил его. За цилиндром пустыня тянулась до далекого горизонта в смутном мареве и танцующих завихрениях пыли. Таким же смутным выглядел и цилиндр, окутанный перламутровым сиянием.

«Это машина! — сказал себе Рид свирепо. — А я здесь единственный человек века машин, и только у меня есть шанс хоть как-то разобраться с ней!

Но велик ли этот шанс?

Битси. Пам. Марк. Том. Отец. Мама. Сестры, братья. Фил Мейер и наша новорожденная фирма. Сиэтл, Пюджент-Саунд. Проливы. Лесистые острова и горы. Ванкувер, смешная старомодная Виктория, мост Золотые Ворота, стены, взмывающие от роттердамской набережной, собор в Солсбери. Полубревенчатая сказка Рикевира со щипцовой крышей, крытая соломой хижина на картине Хокусая и все те дома, которые он собирался построить… Почему человек узнает, как богат этот мир, только стоя на краю гибели?

Пам, Памела, Памлет, как я называл тебя одно время, вспомнишь ли ты, что за всей внешней шелухой я любил тебя?

Правда ли это или я ломаюсь перед собой?

Неважно. Я уже почти дошел до машины…

Машины времени?

Чушь. Дурацкие выдумки. Невозможно физически, математически, логически. Я сам доказал это в курсовой работе по философии науки.

Я прекрасно помню, каким тонким аналитиком ощущал себя в двадцать один год, а теперь знаю, каково очутиться без малейшего предупреждения в жуткой пустыне и подходить к аппарату, недоступному для воображения. А за спиной у меня средневековый русский, и гунн, родившийся задолго до Аттилы, и женщина из времени и места, не упоминавшихся ни в одной из книг, которые я читал, тратя время, которое мог бы отдать Памеле».

Внезапно перламутровое сияние завихрилось, стянулось в спираль, сосредоточилось на одной точке металлической поверхности. Точка начала расширяться, превратилась в круг, открылась в сумрачную лиловатость, пронизанную звездными искрами. Оттуда вышел человек.

На то, чтобы рассмотреть его, у Рида была секунда. Невысокий, плотного сложения, медно-красная кожа, черная шапочка бархатистых волос, широкоскулое, но красиво вылепленное лицо. Спектрально белый балахон и прозрачные сапоги. В руках он держал два одинаковых полушария из сверкающего металла, около двух футов в поперечнике с крохотными кнопками, пластинками и выключателями.

Он пошатывался, вид у него был страшный, а одежду пятнали следы рвоты. Рид остановился как вкопанный.

— Сэр… — начал он, поднимая руки ладонями вверх.

Человек пошатнулся и упал. Изо рта и ноздрей хлынула кровь, мгновенно впитываясь в песок. Вход в цилиндр позади него закрылся.

Глава 4

— Господи! Что, если пилот умер! — Упав на колени, Рид легонько ощупал неподвижное тело. Грудная клетка приподнималась и опадала, но лишь чуть-чуть и с грозной частотой. Кожа обжигала сильнее, чем песок пустыни вокруг.

К нему присоединилась Эрисса. Лицо у нее было самозабвенно сосредоточенным. Напевая про себя что-то вроде заклинания, она ощупала меднокожего человека с несомненной сноровкой, оттянула веко, вгляделась в зрачок, пощупала пульс, соизмеряя его с ритмом своего песнопения, вздернула балахон к плечам и разрезала плотно облегающий комбинезон под ним, проверяя, нет ли переломов или других повреждений. Мужчины с тревогой ждали. Она встала, посмотрела по сторонам и указала на овражек.