Новые Миры Айзека Азимова. Том 1

— Вы что-то потеряли, сэр? — вежливо спросила вернувшаяся с бутылочкой стюардесса.

— Джордж! — воскликнула жена, глянув на мужа. Мистер Эллис проворно выпрямился. На его покрасневшем от смущения лице застыло изумление.

— Коробочка… выскользнула из рук и упала…

— Какая коробочка, сэр? — спросила стюардесса.

— Вы не могли бы передать мне бутылочку, мисс? — попросила Лаура. — Он перестал плакать.

— Конечно. Вот она.

Уолтер нетерпеливо зачмокал, ощутив во рту соску. В молоке забулькали пузырьки.

— Кажется, успокоился, — просияла Лаура. — Спасибо, стюардесса. И вам, миссис Эллис. Знаете, мне даже на некоторое время показалось, будто у меня в руках не Уолтер, а кто-то другой.

— Не волнуйтесь за малыша, — успокоила ее миссис Эллис. — Наверное, его немного укачало. Сядь, наконец, Джордж.

— Если вам что-нибудь понадобится, вызовите меня, — сказала стюардесса.

— Спасибо, — поблагодарила Лаура.

— Коробочка… — начал было мистер Эллис. И смолк. Какая коробочка? Не помнил он ни про какую коробочку.

Но кое-кто на борту самолета следил за черным кубом, падающим вниз по идеальной параболе, не искаженной ветром или сопротивлением воздуха, и проникающим сквозь молекулы газов.

Далеко внизу пятнышко атолла казалось «яблочком» огромной мишени. Когда-то, во время войны, на нем соорудили взлетную полосу и построили бараки. Теперь бараки развалились, а взлетная полоса превратилась в заросшие обломки бетона. Атолл опустел.

Куб пронзил перистую листву пальмы, не шелохнув ни листика, просочился сквозь ствол, проник в коралл и погрузился в кору планеты, не выдав себя даже легким облачком пыли.

На глубине двадцати футов куб застыл, слившись с атомами коралла, но все же оставаясь самим собой.

Вот и все. Миновала ночь, миновал день. Шел дождь, дул ветер, белопенные волны Тихого океана разбивались о белый коралл. Ничего не происходило.

Ничего и не произойдет… еще десять лет.

8

— Мы уже сообщили всем новость о твоем успехе, — сказал Ган. — Думаю, сейчас тебе надо отдохнуть.

— Отдохнуть? Сейчас? Когда меня окружают соплеменники с нормальным сознанием? — удивился Рои. — Нет, спасибо. Я только теперь понял, насколько велика роскошь общения.

— Неужели тебя так раздражал разум, не способный к ментальному контакту?

— Да, — коротко ответил Рои. Ган тактично отказался от попытки уловить ускользающую мысль собеседника и вместо этого спросил:

— А поверхность?

— Нечто ужасное, — сказал Рои. — То, что древние называли «солнцем», похоже на невыносимо яркое пятно, висящее над головой. Это, несомненно, источник света, яркость которого периодически меняется. «День» и «ночь», другими словами. Но существуют и непредсказуемые колебания яркости.

— Вероятно, из-за «облаков», — предположил Ган.

— Почему «облаков»?

— Слышал, наверное, традиционную фразу: «Облака скрыли солнце»?

— Ты так считаешь? Да, может быть.

— Продолжай.

— Так, что еще? «Океан» и «остров» я уже объяснил. «Дождь» означает падающую каплями с небес воду. «Ветер» есть мощное перемещение воздуха. «Гром» — или спонтанный статический разряд в воздухе, или сильный спонтанный шум. «Град» — это падающий лед.

— Странное явление, — заметил Ган. — Откуда может падать лед? Как? Почему?

— Понятия не имею. Там все непрерывно меняется. Дождь начинается и кончается. На поверхности есть регионы, где всегда холодно, в других постоянно жарко, а в третьих попеременно то холодно, то жарко.

— Поразительно. Как ты считаешь, какова здесь доля неправильно понятой информации?

— Нулевая. Я в этом уверен и все понял совершенно точно. У меня было достаточно времени, чтобы разобраться в их странном мышлении. Даже слишком много.

— Это хорошо, — заметил Ган. — Я постоянно опасался нашей склонности романтизировать так называемый Золотой век, когда наши предки жили на поверхности. Я чувствовал, что среди нас может зародиться сильное стремление жить наверху, а не в пещерах.

— Нет, — решительно произнес Рои.

— Теперь очевидно, что я ошибался. Никто, даже самый стойкий из нас, не захочет провести хотя бы день жизни в среде, которую ты описал, — с ее грозами, днями, ночами, с ее отвратительными и непредсказуемыми изменениями. — В мыслях Гана проявилась озабоченность. — Завтра мы начнем перемещение. Едва мы окажемся на острове… Ты сказал, что он необитаем?

— Совершенно необитаем. Воздушный корабль пролетел только над одним таким островом. Информация в сознании Техника была очень подробной.

— Прекрасно. Мы начнем обустраиваться. Эта работа, Рои, продлится нескольких поколений, зато потом мы станем жить в Глубине нового, теплого мира, в уютных пещерах, где контролируемая окружающая среда даст толчок развитию культуры и прогрессу.

— И, — добавил Рои, — никаких контактов с существами на поверхности.

— Почему? — удивился Ган. — Хоть они и примитивны, но все же смогут помочь нам основать базу. Раса, умеющая строить воздушные суда, обладает кое-какими способностями.

— Дело не в их способностях. Они очень воинственны. Если подворачивается возможность, они нападают с животной яростью, и…

— Меня тревожит взволнованность, окружающая твои мысли, связанные с чужаками, — прервал его Ган. — Ты что-то скрываешь.

— Поначалу я думал, что они смогут нам помочь, — продолжил Рои. — И если они не позволят нам стать их друзьями, то мы, по крайней мере, сумеем ими управлять. Я заставил одного из них замкнуть контакт внутри куба, и это оказалось трудно сделать. Очень трудно. У них принципиально другое мышление.

— В каком смысле?

— Если я сумею это описать, различие не покажется существенным. Но попробую привести пример. Я находился в сознании ребенка. У них нет помещений для взросления, о детях заботятся взрослые. Существо, которое заботилось о моем хозяине…

— Да.

— Она (это была самка) испытывала особое чувство, связь со своим ребенком. Чувство владения им, исключающее все остальное общество. Кажется, я сумел уловить среди них очень слабое ощущение, напоминающее то, которое связывает человека с родственником или другом, но чувство матери было гораздо более сильным и несдержанным.

— Ну что ж, — заметил Ган, — не имея ментальных контактов, они, вероятно, не имеют и реальной концепции общества, потому среди них и развиваются отношения другого уровня. А может, ее чувства были патологией?

— Вовсе нет. Они универсальны. Самка, которая заботилась о ребенке, была его матерью.

— Невозможно. Его настоящей матерью?

— Это неизбежно. Первую фазу своего существования ребенок проходит в организме матери. Яйца этих существ остаются внутри материнского тела. Оплодотворяются они также внутри его. Дети развиваются в теле матери и появляются на свет уже живыми.

— О, великие пещеры! — пробормотал Ган, переполнившись отвращением. — Тогда каждая их мать знает своего ребенка. У каждого ребенка есть конкретный отец…

— И он ему тоже известен. Моего хозяина везли за пять тысяч миль, если я правильно оценил расстояние, как раз на встречу с отцом.

— Не могу поверить!

— Стоит ли продолжать? Теперь тебе ясно, что никакого единения наших разумов быть не может. Различия слишком фундаментальны.

Мысли Гана огрубели и подернулись желтизной сожаления.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я подумал…

— О чем?

— Я подумал, что разумные существа двух видов впервые могут помочь друг другу. Я думал, что вместе мы сможем продвигаться вперед быстрее, чем по отдельности. И даже если они примитивны технологически, а это так, то технология не определяет все. Я даже думал, что мы сможем от них чему-нибудь научиться.

— Чему научиться? — грубо спросил Рои. — Знать своих родителей и делать из детей друзей?

— Конечно, нет. Ты прав. Разделяющий нас барьер должен всегда оставаться прочным. Им останется поверхность, нам — Глубина, и да будет так.