Дерианур - море света

-- В Китае есть красивая легенда, -- отозвался граф, -- о принцессе, которая, попав в ад, силой своего милосердия превратила его в подобие рая. Верующие назвали ее Тарой. Белой Тарой, которая воплощается среди людей, чтоб смягчить их души. Разве вы не видите ада вокруг себя?

-- Нет, - прошептала Екатерина. - Здесь мой дом. Может быть он плох.

-- Но вы готовы его поправить, - подсказал граф.

-- Мне очень жаль людей, - отозвалась женщина. - Они живут здесь так тяжело, так порой по-скотски. И они же так добры ко мне...

-- Но вы можете помочь им, создав прочные законы, не позволяющие мучить и порабощать друг друга.

-- Я думала об этом, - кивнула Като. - Свобода - душа всего. Но мир, в котором я нахожусь, лишен даже понятия о свободе. Не то что внешней, внутренней... -- Она запнулась, закусив губу и отвернулась к окну.

На лесной поляне замерли две лошади. Серая в яблоках выгибала шею и ласково покусывала гнедую за холку. Чуть позвякивали стремена на теплом ветру. Уздечки, замотанные за нижнюю дубовую ветку, не давали животным далеко уйти от своих хозяев.

На разметанном по траве плаще с алым подбоем кавалер осторожно целовал даму, сначала в висок, потом в щеку и подбородок. Каждый палец ее руки, сгиб локтя, запястья и дрожащие от напряжения белые холмы плеч подверглись куртуазному нападению.

Оба знали, зачем пришли сюда. Но оба сознательно не желали торопить события. Дама отдавалась впервые, а кавалеру было приказано вести себя с ней осторожно, как с фарфоровой пастушкой на каминной полке в кабинете императрицы. Никакого напора, ничего, что могло бы напугать молодую великую княгиню.

Молодую? Ей уже 22. В этом возрасте дамы давно обзаводятся потомством. А она задержалась в состоянии Дианы на целых семь лет со времени свадьбы. Но разве ее вина, что ей достался муж, не способный ни на что, кроме караульных игр с крысами? Это открылось совсем недавно и государыня... Нет, зачем об этом думать? Бедное, желанное дитя! Какие у нее чудесные каштановые волосы. Надо же, выгорели на солнце, а зимой казались почти черными... Конечно, она не так красива, как его супруга, но и в ней, как во всех женщинах, есть что-то неповторимое.

Кавалер ловко ослабил хватку корсета и, почувствовав под рукой движение ее живого, защищенного только шелком рубашки тела, сам задрожал, не ожидая такого возбуждения.

"Тих, тихо, - осадил он себя. - Не на скачках".

-- Сережа, - дама приоткрыла глаза и тут же снова закрыла их. Сережа, скорее...

Освободив сильными руками ее плечи и грудь из плена широкого жесткого декольте, он принялся покрывать их поцелуями, легкими, как крылья бабочек. Он не имел права оставить на коже дамы следов ее позора.

-- Сережа, -- снова тихо простонала она, выгнув спину, -- я больше не могу.

И тогда острая боль прорезала ее тело. Мышцы живота свело с невероятной силой, Совершенно синие от отражавшегося неба глаза великой княгини распахнулись. В них застыло удивленное и чуть обиженное выражение.

-- Это все? - Чуть вздрагивая опухшими от поцелуев губами, спросила она.

-- Все, ваше высочество, - кавалер поцеловал ей руку и встал. Он мог быть собой доволен. Ни кружева на ее платье, ни даже трава вокруг почти не были смяты. - Больше мы не увидимся. Надеюсь, я не оставил вам о себе неприятных воспоминаний.

Като задумчиво кивнула и тоже встала.

-- Как странно, - произнесла она, глядя в сторону. - Я надеялась хоть что-то почувствовать.

Сергей уже положил руки на край седла. Но слова великой княгини хлестнули его, как пощечина. "Вот как? Вы недовольны? -- Зло подумал он. Что же вы хотели почувствовать, мой хрустальный приз? Для того, чтоб чувствовать, надо позволить".

-- Я думала, -- продолжала молодая женщина, подбирая плащ и протягивая его Сергею, -- Что люди действительно соединяются в единое целое, а не просто причиняют друг другу легкое неудобство.

"Легкое неудобство?" - Сергей медленно повернулся к ней, и Като сама испугалась, как сильно его разозлила.

-- Я для вас легкое неудобство, мадам? - Свистящим шепотом произнес он, вцепившись в плащ с другой стороны. - Это вы для меня неудобство. И поверьте, совсем не легкое. - он угрожающе шагнул к ней. - Очень нелегкое.

Шелк подкладки рванулся у Като из рук, а затем Сергей снова толкнул ее на землю, почти брезгливо, как деревянную фигурку на газоне.

-- Вы желаете большего неудобства? Вы его получите.

Дубовая крона над головой качалась широко и вольно.

-- А почему ты сразу не сделал тоже самое?

Като полулежала, опершись на локоть, и осторожно касалась травинкой щек и губ Сергея. Молодой камергер дунул на травинку, отгоняя ее от своего носа.

-- Потому что мне не позволили, - сказал он.

-- Разве можно сделать наследника, почти не касаясь меня? - Наивно спросила цесаревна.

Он засмеялся.

--О, уверяю вас, сделанного было достаточно для ребенка. Но... не достаточно для наслаждения. Я даже не устал. Тогда.

-- А сейчас ты устал? - Лукаво улыбнулась Като.

-- А ты нет? - Сергей обхватил ее за талию и притянул к себе.

-- Нисколько, - она замотала растрепанной головой.

"Какие у нее все-таки красивые волосы!"

-- Это потому что ты совсем не трудилась. - Сергей наклонил лицо великой княгини к своему и осторожно коснулся языком ее лопнувшей нижней губы. - Оставила всю работу мне. Попробуй-ка сама сделать что-нибудь!

-- А разве дамы что-то делают? - Изумилась она.

-- Еще как! - захохотал Сергей, которого очень забавляло ее неведение. - Я тебя научу.

И он научил ее куда большему, чем ему было позволено. А она приняла его уроки с нежностью и благодарностью, и даже начала думать, что он любит ее, потому что куртуазное "amor" не сходило у него с языка, а Като уже так привыкла все переводить на русский.

Рождение сына сделало ее несчастной. Сергей стал больше не нужен и вскоре его отправили в Швецию с дипломатическим поручением. Но Екатерина не собиралась так просто сдаваться. Возможно, она была неопытной в любовных делах, но уже семь лет держалась на плаву при дворе и обрела сильных союзников. Гордый своим превосходством над ней на амурном поприще молодой камергер Салтыков, лишился бы дара речи, если б узнал, с какими "большими людьми" она собиралась говорить о его судьбе.