Водопад грез

— Почему ты веришь, что ты такой специалист по кейретсу, сынок? — Перримид встал за спиной Киссиндры, лицо его было опять профессионально бесстрастным. — Ты прожил большую часть жизни без имени и без копейки в кармане на улицах свободной торговой зоны.

— Я верю в «чутье врага», — сказал я. Мои кулаки сжались.

Бешенство, гнев отразились на его лице. Неважно, что еще он почувствовал. Я знал этот взгляд, это слепое упрямство человека, который воздвиг в своем сознании карточный дом и боится разрушить его, если скажет что-то противоречащее, или хотя бы позволит себе подумать не так.

— Ничего такого не будет. — Он холодно взглянул на Хэньена. — И ничего больше не случится с твоим народом, если Джеби будет возвращен невредимым этой ночью. Так как вы не могли помочь нам в поиске преступников, мы… Администратор Боросэйж был вынужден отплатить тем же, заставив страдать невинных людей. — Он глубоко вздохнул. — Мы ждем результатов. Только вы можете предоставить их нам. У вас есть только день, чтобы вернуть моего… чтобы вернуть мальчика. У вас всего лишь один день.

Киссиндра глядела на дядю так, словно на его месте внезапно оказался незнакомец.

— Дядя Дженас? Я не верю в это! — Она посмотрела на экран, на меня. — Кот, послушай…

Перримид отключил связь, и экран очистился.

Я опустил глаза, мои кулаки все еще были сжаты.

— Черт тебя побери, — пробормотал я, не зная, кого имею в виду. Наконец я посмотрел на Хэньена. Он сидел на столе, обхватив голову руками, словно тяжесть ответственности стала непосильной для него. — Извини, — прошептал я, в состоянии почувствовать лишь слабое эхо его горя.

— Нет. Извиняться должен я, — проговорил он, не выпуская голову из рук. В его взгляде не было обвинения. — Ты ничего не мог сделать, ничего не мог изменить. — Он бросил взгляд на пустой экран. — И он не может остановить их. Он так же бессилен, как и я.

Я нахмурился:

— Тогда почему мы делали это?

— Потому что ты был уверен, что мы должны это сделать. — Он пересел на стул, пожав плечами. — Мы говорим: «твой Путь или мой Путь… Путь для каждого свой, и никто не знает, в котором больше правды».

Но я не могу предвидеть свой Путь. Я выругался про себя.

— Племянница Перримида для тебя — больше, нежели просто руководитель экспедиции. И вы были…

— Это в прошлом, — пробормотал я. — Все это в прошлом.

Он странно поглядел на меня, словно то, что я сейчас чувствовал, было непонятно для него, непостижимо.

— А Мийа? — спросил я, переводя на него взгляд. — А Наох? Кто они тебе? — Я понял, что именно он договаривался с Перримидом, чтобы Мийа прошла обучение, которое позволит ей работать с Джеби. Он, должно быть, был одним из тех, кто выбирал ее. И по тому, как отреагировал он, когда увидел их, по тому, как отреагировали они там, близ монастыря, я понял, что они знакомы.

— Они мои приемные дочери, — пробормотал он. — Я поднял их… Пытался их поднять после того, как их родители были…

— Убиты, — закончил я, прежде чем он успел изменить свои слова. — Как это случилось?

— Я… — Он замолчал, сражаясь с чем-то более глубоким, чем просто память, эмоции отражались на его лице.

Очень тяжело было видеть, как он теряет большую часть самообладания, поскольку это говорило мне, как близко он подошел к краю. Может быть то, что он увидел в моем лице — не человеческом и не гидранском, — не сопровождавшееся пси-связью, заставило его внезапно отвести от меня взгляд.

Когда к нему вернулось самообладание и голос и лицо стали прежними, он произнес:

— Их родители были моими ближайшими друзьями, почти семьей. Их забрали вместе с еще несколькими участниками демонстрации несколько лет назад, девочки были маленькими, когда их освободили и отправили к нам. Общину потрясла какая-то заразная болезнь — некоторые называли ее чумой. Заболели очень многие, но те, кого задержали, были первыми. Многие из заболевших погибли, в их числе и мои друзья. Те, кто выжили, стали стерильными.

— Черт возьми, — выдохнул я. — Мийа и Наох? Я поднялся, пересек комнату и опустился на стул рядом с ним.

Он кивнул, рот его превратился в линию:

— Болезнь эта затронула только общину, не заболел ни один человек. Некоторые говорят, что ее вызвали именно земляне.

Я покачал головой, скорее сомневаясь, нежели отрицая.

— Это… Ты в этом уверен?

— Доказательства этому я никогда не видел. — Он имел в виду мысли землян. — Я знаю тех, которые верят в то, что видели их. Земляне утверждают, что им неизвестно, откуда пришла чума, что, возможно, ее сотворили облачные киты или что-то на священной земле… — Рифы. — Не знаю. Они создали вакцину, но лишь после того, как многие из нас умерли… или стали стерильными.

Не потому ли я видел так мало детей во Фриктауне? Не из-за этого ли его голос срывался, когда он разговаривал с Перримидом? Не поэтому ли он жил один и не желал обзаводиться другой семьей, кроме Мийи и ее сестры? Я не стал его об этом спрашивать, не мог.

— Ты знал… о патриотах, о Наох, о том, что замышляла Мийа?

— Нет, — сказал он почти сердито. — До сих пор не знал. Я давно не видел Наох. Она была резка — она резка всегда… — Он замолчал. — Мийа была совсем маленькая, когда их родители умерли. Возможно, она не помнит их, как Наох. — Его взгляд стал отрешенным. — Путь для Наох всегда представлял собой прямую линию… Мийа однажды сказала мне, что Путь ведет к мудрости, а не к счастью.

— Ясно, — пробормотал я. — Это то, чему учит их Путь, который выбрала Наох. Она как зыбучий песок поглотила Мийю и остальных патриотов.

Он кивнул, опуская голову на руки.

— Я всегда думал, что Мийа сильнее и даром, и рассудительностью. Но может быть, болезнь Наох сильнее их обеих.

— Мийа сказала, что «видение» Наох сделало ее дар более могущественным, или у нее появилось больше причин, чтобы пользоваться им.

— Я в своей жизни видел достаточно искажений дара. Я верю в то, что возможно все. — Тяжелая покорность судьбе звучала в его голосе.

— Мийа любит Джеби, возможно, слишком любит… — Слова вонзались мне в глотку, как иголки, Мийа не должна была так любить его, учитывая то, кем была она и кем был он. Но потерять его, зная, что она больше никогда его не увидит, что у нее никогда не будет детей… — Она боится потерять его, отдав им, — сказал я наконец. — Это делает ее уязвимой.

Не увлекайся. Вот чему учил меня Старый город. Цена слишком высока. Надежда, доверие, любовь — только камни на твоей шее, когда ты уже идешь ко дну. Но в мою жизнь вошла Джули Та Минг и дала мне понять, что лишь доверие, протянутая дружеская рука могут спасти тебя.

Сейчас, сидя здесь, я в первый раз с того момента задумался: не права ли была улица?

— Что тебя связывает с Мийей? — внезапно резко спросил меня Хэньен.

Я, вздрогнув, поднял глаза:

— Я… Мы… — Я сделал глубокий вдох. — Нэшиертах… — Сказав это, я понял, что права была всегда Джули Та Минг.

— Нэшиертах? — Он уставился на меня. Интересно, что показалось ему более невозможным: то, что она может испытывать какие-либо чувства к такому умственному калеке, как я, или же то, что такой, как я, вообще может кого-либо любить?

Он дотянулся до моего плеча и легко коснулся его, словно мыслью. И улыбнулся улыбкой, полной боли, перед тем как убрать руку. Не знаю, кто из нас был более удивлен.

Я обхватил голову руками, всматриваясь в темные годы истории гидранов, запечатленные в рисунке деревянной столешницы.

— Я должен найти Мийю, — сказал я наконец. Он не ответил, и мне пришлось посмотреть ему в глаза. — Но как? Скажи, как мне сделать это? Ты наверняка можешь… отыскать в пространстве ее мысли, если так давно ее знаешь.

Морщины на его постаревшем лице стали глубже. Он казался полностью истощенным необходимостью принимать решения любой срочности, любой важности.

— Возможно, я смогу найти ее, если она в городе. Если Наох забрала Мийю куда-нибудь в другое место, это будет невозможно. Но сначала мне нужно выспаться. И тебе следует отдохнуть, иначе ничего хорошего не получится. — Он медленно поднялся.