Несомненная реальность

– Скажите, герр Раммштайн, – задумчиво спросил он. – Вы знакомы с доктором Болотовым?

– Болотовым? – переспросил доктор. – Болотов, Болотов… Да, кажется, слышал. Но если это тот человек, о котором я думаю, то мы с ним не знакомы лично. Он специализируется на душевных заболеваниях и почти не ведет общей практики.

– Иногда ведет, – усмехнулся Олег. – Когда у Оксаны… хм… впервые случился приступ болезни, именно он ее осматривал. Возможно, он даст вам какие-то существенные детали, касающиеся ее состояния.

Возможно, про себя мрачно подумал он, Болотов убедит тебя в том, что мы – пара сумасшедших, к чьим словам прислушиваться не следует. Или хотя бы в том, что следует держать язык за зубами. И в любом случае следует проконсультироваться с Зубатовым. Жить без медицинской поддержки может оказаться очень грустно. Но что это за мир, в котором женщины вынуждены ежемесячно переносить кровотечения?

Впрочем, за Оксану он особенно не беспокоился. Весь последний день она выглядела совершенно нормально и не жаловалась ни на головокружение, ни на галлюцинации.

Ему даже показалось, что девушка как-то расцвела и похорошела, и даже мышастое глухое платье на ней выглядело как-то по-особенному. Ему вдруг остро захотелось остаться с ней наедине. Усилием воли подавив неуместное возбуждение, он поинтересовался у задумчиво опершегося подбородком о набалдашник трости Крупецкого:

– Скажите, Болеслав Пшемыслович, вы не знаете поблизости от нашего дома приличного ресторанчика? Я все еще толком местность не изучил…

– А то ж! – кивнул филер. – Знаю, конечно. То добже, что вы, пан, спросили – те забегаловки, что поблизости от вас имеются, только и годны на то, чтобы тараканов морить. Едем?

– Ты как себя чувствуешь? – осведомился Олег у Оксаны. – Не надоело дома питаться?

– Ну… – та дернула плечом. – Я могу и дома. Что я в ресторане не видела? И потом, у тебя денег лишних много?

– Местные рестораны куда дешевле, чем у нас. Не волнуйся, раз в неделю мы можем себе позволить выбираться на люди. Ведите нас, пан Крупецкий!

Ресторан располагался в мрачном замусоренном переулке. Олег помог спуститься Оксане и растерянно огляделся по сторонам.

– Вы уверены, что это действительно хороший ресторан? – шепотом осведомился он у филера. – А то как-то неуютно здесь…

– Ну, не все же русским поляков в болота заводить, – усмехнулся тот. Очевидно, это была какая-то местная шутка. – Иногда и полякам отыграться можно. Не волнуйтесь, пан Кислицын, все в порядке.

Все действительно оказалось в порядке. Негромкие приглушенные голоса посетителей, чистые лавки, столы, накрытые белыми скатертями… Шика в заведении не чувствовалось, но еда оказалась выше всяких похвал. Жареный поросячий бок Олег уплетал с таким аппетитом, что Оксана даже незаметно толкнула его в бок.

Насытившись, Олег пристал к Крупецкому, расспрашивая того насчет местных верований. Тот, казалось, весьма удивился такой необразованности и на вопросы отвечал немногословно. Во всяком случае, внятного объяснения, чем же так существенно отличаются православные от католиков, Олег так и не получил. Не считать же, в конце концов, принципиальным отличием способ изображать богов – статуями или картинками? Впрочем, после того, как Крупецкий случайно обронил несколько слов о патриархе и папе, все более-менее прояснилось. Похоже, что, как и известные Олегу по своему миру религии, организованное христианство стремилось в первую очередь заполучить власть над верующими, а потому вопрос о том, кто самый главный начальник, неизбежно оказывался важнее всех прочих.

Бывший Нарпред хмыкнул. Это знакомо. Судя по обмолвкам Зубатова и вытянутым из Крупецкого сведениям, православная церковь являлась в стране еще одной ветвью власти. Это следовало, например, из того факта, что с младенчества окрещенный в католичество Крупецкий для того, чтобы устроиться работать в жандармерию, был вынужден перейти в православие. Это следовало учесть… для чего? Олег попытался выстроить в голове общую схему государственного устройства Российской Империи.

Император, дворянство, церковь… Картинка вырисовывалась не то, чтобы совсем уж четкая и стройная, но более менее понятная. Становились понятными и сильные и слабые стороны подобного строя. Последних, похоже, имелось куда больше – огромная империя просто не могла управляться таким негибким способом. В его мире это отчетливо показала Вторая революция. Здесь же дело шло к тому, что успешной может оказаться уже первая, и эта революция не за горами. Он хмыкнул еще раз.

Похоже, действительно настало время перестать изображать из себя слепого кутенка и переставать тыкаться куда попало. Следовало продумать, на чьей стороне хочет оказаться он, бывший Народный Председатель Народной Республики Ростания, в заваривающейся каше, и что ему должно делать.

Впрочем, решать этот вопрос здесь и сейчас он не собирался. Для начала следовало еще с месяц повариться в местной каше и окончательно разобраться в ситуации. А пока… Пока от скуки умирать ему явно не придется. Интересно, где же все-таки можно найти воздухонепроницаемую ткань и что такое "каучук"?

15 сентября 1905 г. Москва, явочная квартира в Марьиной роще

– Зиновий? В такое время? – человек, открывший дверь, явно встревожился, увидев товарища в неурочное время. – Что случилось?

– Снова типография, Саша… – выдохнул Литвин, известный соратникам по кличке "Седой", протискиваясь в неширокую щель. – Сегодня ночью… Полиция накрыла явку в Яме, арестованы трое, захвачен набор брошюры – его даже не успели рассыпать, а также полсотни отпечатанных экземпляров.

– Черт возьми! – выругался Грязин, в партийной жизни – товарищ Худой. – Что Доссер?

– Леший цел, – Литвин рухнул на стул и тяжело, с хрипом задышал. – Как раз накануне отлучился, понес прокламации в тайник. Он мне и сообщил, когда по возвращении чуть было не вляпался жандармам в лапы.

– Вторая за два дня, – скривился Грязин, тщательно задергивая шторы, попутно осматриваясь. По тихой улочке в это время никто не ходил, но рисковать не стоило. Да и насчет филеров лишний раз проверить никогда не мешало. – Ох, Зиновий, кто-то стучит. Кто-то из наших на самом деле провокатор. Нужно срочно что-то делать.

– У тебя есть кто-то на подозрении?

– Нет. Хотя Леший отлучился на удивление удачно…

– Ой, да брось, Сашка, – отмахнулся Литвин. – Я его много лет знаю. Он товарищ надежный, не предаст. Поверь моему опыту – это не из старых товарищей провокатор. Кто-то из новичков, а то и просто чей-то знакомый, заметивший что-то подозрительное и решивший подзаработать сребренников. Плохо у нас с конспирацией, очень плохо.

– Видимо, да, – сумрачно согласился Грязин, присаживаясь на второй стул. – Нужно тщательнее относиться к этому вопросу. Боюсь, у многих началась преждевременная эйфория, люди разболтались. Если и дальше так дело пойдет, окончательно расслабимся и попадем в лапы жандармов тепленькими. Но какая же все-таки сволочь этот Зубатов, какой сукин сын! Помнишь, как все радовались, когда его поперли с поста директора Охранки? И как только выкрутился, как вернулся? Ох, надо было его ликвидировать, пока была возможность!

– Задним умом все крепки, – пожал плечами Литвин. Он уже слегка отдышался, взгляд снова приобрел обычную прищуренную твердость. – Но сейчас ничего не попишешь. Он без охраны на улице не появляется, а в конспирации не меньше нашего понимает. Нет, нужно форсировать события, причем срочно. Что у нас запланировано помимо Миусской трамвайной подстанции?

– Забастовка типографов намечена на двадцать первое сентября, можно ускорить. В Орехово-Зуево не сегодня-завтра народ поднимется на забастовку, товарищи работают. А подстанция – это когда? Я не в курсе, у меня другие заботы.

– На двадцатое наметили. Нужно кое-что организовать. Хотя… и там на два-три дня ускорить можно. Этим я займусь. Типографов нужно ускорить обязательно.