По ту сторону Солнца. Часть первая(СИ)

Фитюльк довольно торопливо качнул головой, отчего под прозрачной пластиной внутри ее враз закрутились оси в разных направлениях, дернул своим схожим с плеткой длинным хвостом, огладив поверхность слоистого пола залы, да широко раскрыв рот, достаточно низко отозвался:

- Извините, меня, ваше высочество, за задержку. Я просто связывался с амирнархом Раджумкар Анга ЗмидраТарх, докладывая о вашем прибытие. Амирнарх Раджумкар Анга ЗмидраТарх к вам сейчас выйдет и просит его обождать в Дакса анфиладе или первом рабочем дворе, как вам сие будет угодно.

Даша едва качнулась вперед, точно делая широкий шаг, и тотчас на смену залу амирнарха Раджумкар Анга ЗмидраТарх и фитюльку пришла небольшая комната. Глянувшая на юного авгура металлопластиковым окном с двух сторон прикрытого до середины бежевым сетчатым тюлем, в тон таким же светло-коричневым обоям на стенах и потолке. Стоящие по правую стену два ореховой расцветки шкафа хранили за стеклянными створками серые папки скоросшивателей на каждой из шести полок, и подпирали прямоугольный письменный стол, поместившийся несколько диагонально выходу. Под левой стеной стояли пять деревянных стульев с невысокой спинкой и матерчатым сидением, на одном из которых сидел Павлик.

Сынок вновь смотрелся повзрослевшим, уже видимо даже не шести-семилетним мальчиком, а может восьмилетним. Исхудавший, вытянувшийся, он был зримо изменившимся. И не столько стало еще более узким его личико с впавшими щечками, но и словно укрупнились два серо-голубых глаза, где и сами радужки теперь отливали водянистостью выплаканного. Впрочем, сейчас Пашунины губки не кровоточили, как в прошлый раз, и русые волосы с медным оттенком значимо отросли, хотя и выглядели безобразно, коротко отстриженными. Синие, узкие, облегающие джинсы были явно малы, а серая футболка и вовсе сидела мешковато, придавая любимому мальчику брошенность, не ухоженность и беззащитность. Впрочем, яркость красок, наполненность солнечными лучами, втекающими в помещение, на пару мгновений ослепили Дашу, поразив самой световой насыщенностью, так, что она не сразу разобрала монолог наполняющий комнату:

- Ты, Касторнов должен понять, что лишившись родителей и законных опекунов, сейчас проживая в нашем детском доме, обязан соблюдать установленные здесь правила.

Теперь нарисовалась и сама говорившая женщина. Она стояла, опираясь на столешницу, слегка подпирая спиной обратную сторону монитора, и сложив на груди руки. Ее серая, прямая юбка и белая с коротким рукавом рубашка, гармонировала с бело-розовым цветом лица и светло-русыми, короткими волосами, подстриженными под каре и имеющих удлиненные боковые пряди. Костлявый нос и кораллового оттенка губы, несмотря на худощавость женщины, вспять Павлику, выдавали в ней человека довольного жизнью, ухоженного, счастливого.

- И если ты, Касторнов, станешь опять грубить Наталье Васильевне, - вновь заговорила женщина, словно только одной минутой земного времени разделив свою речь. - И не слушаться ее, я отправлю тебя в карцер. Ты, понял?

- Понял, Елена Леонидовна, - чуть слышно отозвался Павел, и в голосе его уловимо прозвучала безнадежность.

И вслед этой безнадежности, от собственного бессилия громко закричала Даша, мгновением того вопля изгоняя фантасмагорию и наполняя диэнцефалон нестерпимой болью, выплеснувшейся как-то враз исторгнутой из кожи слизью (напрочь увлажнившей одетую на ней свапху), а также резким сокращением мышц в конечностях, спине, шее. Ссасуа открыл веки и увидел над собой густо-красные с фиолетовым оттенком облака, с пузырчатыми сгустками по всей их поверхности, редкостью сбрасывающих вниз крупные капли дождя. Эти капли летели не только с неба, но и со статуи негуснегести, сейчас смотрящейся как-то диагонально, как дотоль смотрелась женщина в фантасмагории ухоженная, довольная жизнью и жалящая ее любимого Павку.

Большущая птица, внезапно отмеченная левым глазом Дарьи, свершила над ней широкий круг, сначала один, затем второй, а после стала медленно опускаться вниз. Кажется, всего-навсего минутой погодя уже приземлившись на грудь лежащего юного авгура и сложив на плоской спине широкие, кожистые крылья. Достаточно крупная птица имело плоско-приземистое неоперенное тело и короткие лапы. Сверху серую кожу туловища покрывала короткая шерстка со светлым, почти белесым оттенком на брюшке. Удлиненная, кожистая голова выззарилась на Дашу тремя, расположенными поверху основания клюва, синими глазами и вертикальными белыми зрачками, попеременно мигающими, точно исследуя объект, на который присели. А длинный изогнутый и очень тонкий клюв багрового цвета переливался мельчайшей россыпью белых пятнышек, его верхняя половинка зримо обхватывала краями нижнюю, вроде не в состояние раскрыться. Еще более утончающийся на кончике клюв походил на шило, а когда он дотронулся им до материи свапхи, видимо, разрезав его на части и коснувшись кожи, в грудной клетке Даши переменным боем застучали сердца, придавив легкое к самому рту, таким образом, перехватив дыхание и крик.

Птица выудила клюв из материи и сделала пару шагов вперед, подступив к самой голове ссасуа. Она вновь воткнула кончик клюва в свапху, и тут расчленив материю, да коснулась овального углубления в нижней части шеи юного авгура, схожей с яремной вырезкой грудины человека (в данном случае более покатой). В этот раз, однако, вогнав кончик в саму кожу. От испытанной, неожиданной боли во рту у Даши махом свело язык, десны и небо. Опять же мгновенно прекратившийся доступ воздуха в легкие, рефлекторно дернул голову ссасуа назад, отчего он стукнулся о поверхность причала задней его частью, а из широко раскрывшихся обеих челюстей прямо-таки фонтаном плеснуло на лицо голубо-зеленоватую кровь. Приторно-кислый привкус, столь не схожий с человеческой, наполнил не только рот, но и ноздри Дарьи, и там она будто закипев, вырвалась из насика крупными пузырями.

Перед взором внезапно нарисовалось голова птицы, ее три, как оказалось фасеточных глаза, уставились на Дашу каждым отдельным омматидием, заслонив и сам небосвод, и летящие оттуда капли начинающегося ливня, идущего поколь разрозненными округлыми частицами. А десятком секунд спустя уже над головой птицы мелькнуло лицо Самира, и то ли резкий взмах кожистых крыльев, то ли все-таки сложенных вместе рук, поглотили понимание происходящего. Выплеснув в просмотр только мелкие голубо-зеленые капли, начавшие скорый хоровод меж собой, увлекая вслед и сам диэнцефалон юного авгура.

Дарья очнулась от резкой боли, что пробила все тело насквозь, и свело мышцы в дугу в конечностях, не в силах осмыслить от боли правящей в самой голове, где она находится. Легкая, сизая дымка, поднимающаяся снизу, словно перемешивалась с тугими каплями воды падающей откуда-то сверху, вероятно, с красно-фиолетового небосвода, смотрящегося сложенными между собой пухлыми слоями облаков, чем-то напоминающих земной рассвет. Отчего почудилось и не было никогда, никаких таусенцев, изъявших Дарью с Земли, а Велесван оставался выдумкой ее человеческого мозга.

Впрочем, стоило Даше раскатисто выдохнуть через рот, как из обеих ноздрей показалась пузырящаяся голубо-зеленая кровь, плеснувшая на глаза. Внутри груди, что-то тягостно забурлило, и острой судорогой ответили мышцы в ногах, руках, спине жаждущие прямо-таки порваться на части. И тотчас прорезался, пришедший волной, слух, уловивший опадающие на воду и поверхность причала, плюхающие капли дождя. И Дарья поняла, что дотоль происходящее с ней не было выдумкой ее диэнцефалона, как и сам Велесван, и затянутое плотными массами облаков его красно-фиолетовое небо.

- Авгур, - послышался высокий альт, наполненный осиплостью и принадлежащий Самиру.

Его лицо также разком выплыло перед глазами ссасуа, а ярко зеленые радужки воззрились, кажется, в сам болезненно стонущий диэнцефалон.

- Вы, что сюда пришли один? - вопросил он немного спустя, словно оглядывая сам пирс, и надавил пальцами правой руки на овальное углубление в нижней части шеи Даши.

Кровь стоило харару закупорить дыру в выемке, немедля откатила изо рта и ноздрей, давая возможность не только дышать, но и говорить.