Пришелец и закон

— Ваш язык не очень точен. Я — ваша единственная надежда. Я — единственная надежда для вас всех.

— Простите?

Хаск вмешался.

— Она хочет сказать, что она — единственная надежда для всей человеческой расы.

— Что? — брови Фрэнка удивлённо взметнулись вверх.

— То, что мы вам расскажем, должно оставаться тайной, — сказала Селтар. — Вы не должны об этом никому рассказывать без нашего разрешения.

— Мы обещаем, что никому не расскажем, — ответил Дэйл.

Хаск повернулся к Селтар:

— Он говорит правду.

— Тогда скажи им.

Хаск снова повернулся к людям.

— Мы с Селтар принадлежим к иной, чем остальные шестеро тосоков, религии, хотя, возможно, правильнее было бы это назвать философской школой. — Он посмотрел на Фрэнка, потом на Дэйла. — Способ размножения, обычный для тосоков — когда большинство союзов заключается между одной женщиной и четырьмя мужчинами — ведёт к высокой степени родства внутри тосокской популяции. Результатом этого является тенденция считать выживание нашего вида более приоритетным, чем выживание конкретного индивидуума. Школа, к которой мы с Селтар принадлежим, осуждает это; мы видим, к каким бедствиям это может привести. Вот почему мы образуем лишь парные союзы.

— Я не понимаю, — сказал Фрэнк. — Разве такое родство всех со всеми не играет положительную роль? Уверен, что у вас, к примеру, меньше войн, чем у нас.

— На самом деле у нас вообще не бывает войн, — сказал Хаск. — Я был потрясён, узнав, насколько обычны они в вашем обществе. Но у всеобщего родства, как и у любого другого явления, есть две стороны, и в данном случае негативный аспект стремления защитить вид любой ценой перевешивает все преимущества.

Он замолк, словно подбирая правильные слова.

— Дэйл, на этом процессе нам встретился по крайней мере один присяжный, готовый сказать или сделать всё, что угодно, лишь бы попасть в состав жюри, предположительно, чтобы повлиять на его решение. Так вот, мы с Селтар также сделали всё, что могли, чтобы нас назначили в эту межзвёздную экспедицию. — Его передние глаза моргнули. — Подлинная трагедия в том, что несколько таких экспедиций отправились без наших представителей на борту.

— О чём вы говорите? — Дэйл был явно растерян.

— С какой, по-вашему, целью тосокская экспедиция прибыла в вашу систему?

— С исследовательской, разве нет? — сказал Дэйл. — Посмотреть, что тут есть.

— Нет. Целью экспедиции является обеспечение выживания — выживания тосоков как биологического вида.

Фрэнк кивнул: его худшие предположения подтверждались.

— То есть вы явились завоевать Землю.

— Завоевать? — Щупальца на голове Хаска метнулись назад. — Нет. Мы определённо не хотели бы здесь жить. Ваше солнце слишком большое и яркое, а эти гадские насекомые! Нет, нет, тосоков вполне устраивает собственный дом.

— Тогда что вы имеете в виду, говоря о выживании?

— Мы происходим с планеты, которая обращается вокруг Альфы Центавра A на гораздо большем расстоянии от неё, чем ваш мир от своего солнца. Оно так велико, что наш мир фактически находится на внешней границе зоны стабильных орбит Альфы Центавра A — чуть дальше, и гравитационное воздействие звезды B станет ощутимым.

— То есть вашей планете угрожает опасность? — сказал Фрэнк.

— Планете? Нет, вовсе нет.

— Тогда в чём же проблема?

— В нашей системе есть третья звезда — Альфа Центавра C. Она обращается вокруг центра масс системы по чрезвычайно вытянутой орбите. Примерно каждые четыреста тысяч земных лет она приближается к нам. Когда это произошло в прошлый раз, Альфа Центавра A располагалась между C и центром масс системы A и B; когда она подойдёт к нам в следующий раз, между C и центром масс A и B окажется B. Поскольку орбитальный период C кратен орбитальному периоду системы A-B, то это происходит поочерёдно: при одном сближении между центром масс и C оказывается B, при другом — A, и так далее.

— И что? — спросил Фрэнк.

— Масса изгибает пространство, разумеется, и при каждом сближении с C этот изгиб становится достаточным для того, чтобы моя родная планета соскользнула с орбиты вокруг A и перешла на орбиту вокруг B или наоборот. Мы называем этот это событие «передачей». Конечно, «передача» связана с большими потрясениями. На орбите вокруг A наша планета находится в двух а.е. от звезды; на ней тепло и комфортно. Но переходя на орбиту B, она хотя и оказывается примерно на таком же расстоянии, но становится гораздо холоднее, потому что B — звезда гораздо более тусклая. На орбите вокруг A климат нашей планеты умеренный, но когда мы переходим к B, средняя температура поверхности падает, — он замолчал и что-то быстро подсчитал на карманном компьютере, — почти до минус пятидесяти по Цельсию.

— Господи! — воскликнул Фрэнк. — Это ниже температуры замерзания углекислоты [79]. Такая температура убьёт всё живое.

— Нет. Все формы жизни, населяющие наш мир, от природы способны впадать в гибернацию на этот период. Жизнь просто берёт тайм-аут на четыреста тысяч лет, пока Проксима снова не приблизится, вызвав обратную «передачу», и планета не окажется снова на орбите вокруг Альфы Центавра A. Температура поднимается, долгий сон прекращается, и всё продолжается, как ни в чём не бывало.

— Это невероятно, — сказал Дэйл. — Ну, то есть, требуется невероятная удача, чтобы планета могла оказаться в стабильной конфигурации, подобной этой.

— Невероятная? Нет. Маловероятная, возможно, но вероятная не меньше, чем то точное соответствие размеров и орбит, которое делает возможным на вашей планете полные солнечные затмения. Из всех обитаемых планет во всей вселенной, возможно, лишь на Земле можно наблюдать подобное зрелище.

— Может быть, — сказал Дэйл. — Однако же…

— И, конечно же, подобные гармонические явления в орбитальной механике не редкость. Орбиты небесных тел часто демонстрируют точные пропорции: два-к-трём, один-к-двум и так далее. К примеру, ближайшая к вашей звезде планета, Меркурий, обращается вокруг вашего солнца дважды за каждые три периода вращения вокруг своей оси; его сутки составляют в точности две трети его года. — Щупальца на голове Хаска разделились на два пучка. — Нет, наша конфигурация, возможно, так же уникальна, как та, что создаёт на Земле солнечные затмения, но она вполне вероятна. И хотя в прошлом, возможно, она не всегда была такой, и не всегда будет оставаться такой в будущем, она существует в современном виде в течение миллионов лет.

— Во время «передачи» происходит землетрясения? — спросил Дэйл.

— У планеты тосоков нет луны, — ответил Хаск. — Вероятно, она когда-то была, иначе парниковый эффект в нашем мире был бы ещё сильнее; Клит рассказывал мне, что без луны атмосфера Земли напоминала бы венерианскую, окутывая плотным одеялом всю планету. Тяготение нашей древней луны, по-видимому, стянуло с планеты часть её первичной атмосферы, но сама луна, должно быть, была утеряна во время одной из «передач». Так вот, без луны, чьи приливные возмущения постоянно взбалтывают внутренности вашей Земли, у вас не было бы тектонических плит; в конце концов, во всей вашей системе только на Земле существует подобное явление. Когда кора не состоит из отдельных плит, землетрясениям неоткуда взяться; в нашем мире они неизвестны. За исключением изменений климата «передачи» происходят без эксцессов.

— Но если «передачи» случаются каждые четыреста тысяч лет, — сказал Фрэнк, — то ваше общество не может помнить предыдущую. Ну, то есть, вы, конечно, опережаете нас технологически, но на сотни лет, а не сотни столетий.

— Это правда, — сказал Хаск. После паузы: — Наша ископаемая летопись во многих отношениях беднее вашей. Но поскольку у нас нет дрейфа континентальных плит, никакая часть коры нашей планеты не подвергается с течением времени субдукции и разрушению; хотя у нас меньше окаменелостей, в нашей летописи меньше пробелов. Мы были потрясены, когда наши геологи обнаружили в буровых кернах свидетельства того, что наша планета периодически подвергается колоссальным температурным колебаниям, и что это продолжается по меньшей мере последние десять миллионов лет. Но хотя ископаемая летопись показала, что некоторые виды вымирают в ходе каждого из этих похолоданий, большинство их продолжает существование сразу после очередной оттепели. Жизнь на нашей планете приспособилась к «передачам» — вернее, только те организмы, что сумели пережить первую в истории «передачу», смогли продолжить существование, и все современные виды произошли от них. — Он помолчал. — Должно быть, это не просто совпадение, что наши сердца устроены примитивнее ваших; как я понимаю, многие из земных рыб и амфибий — существа с подобным устройством сердца — способны переживать периоды низких температур.