Часовой Армагеддона

— Угадай, чего не хватает!

— Ах да, Шкатулка, — сообразил Валентин. Очень, кстати сказать, полезный предмет. Жаль, нет времени на поиски. Ну ничего, будет чем еще четыреста лет заниматься.

— Вот теперь — все! — гордо заявил Хаям, вытаскивая из-за пазухи продолговатый прямоугольник с пятью белыми шариками. Бросив его на пол к остальным талисманам, он встал и отряхнул руки. — Даже не знаю, что сказать.

— Скажи: «Монтана!», — посоветовал Валентин, который и сам не знал, что сказать. Чувства Хаяма были ему понятны. Он сам никак не мог отделаться от желания придурковато захихикать. Все кончилось так хорошо и так легко, что в это просто не верилось. Наверное, на самом деле мы все давно умерли и теперь попали в рай.

— А что это за слово? — поинтересовался Хаям.

— Древнее заклинание, — усмехнулся Валентин. — Как раз на тот случай, когда сказать нечего.

Селингари между тем уже подлетал в Анхарду. Валентин представил себе, как все это выглядело с точки зрения Мануэля. Полетел, быстро победил трех Избранных, отобрал талисманы, вернулся. И все за десять минут. Он таки не сдержался и захихикал в кулак. Чтобы как-то собраться, Валентин посмотрел на полоску у горизонта.

Отсюда, с почти километровой высоты, все было предельно ясно. За тонкой полоской тянулось огромное ровное пространство, ничего общего не имеющее с обычными полями и лесами. Великое Море уже поглотило сотню лиг плодородных земель южного Ампера и теперь приближалось к его столице, катясь по горам и долам стометровой водной стеной.

Валентин наклонился, поднял Шкатулку и задумчиво повертел ее в руках. Вместо обычного ободряющего тепла он ощутил только холод, от обычного камня. Все-таки Т-буря, понял Валентин. Талисманы нам не помогут.

Валентин заметил, что Хаям тоже смотрит на полосу у горизонта.

— Ничего не вышло? — спросил он, повернувшись к Валентину. — Все было зря?

Похоже на то, подумал Валентин. Хотя стоп — время контакта я все-таки сократил, значит, радиус разрушений будет несколько меньше. Вот только — насколько меньше?

Двести километров отсюда до океана — это уже факт. Да и драка, судя по воспоминаниям, никак не меньше десяти секунд продолжалась. Двенадцать? Пятнадцать? Надо с собой в следующий раз секундомер взять и калькулятор.

Да что я несу?! Какой следующий раз?!

— Мы сделали что могли, — пробормотал Валентин. Селингари уже влетел в Анхард, и надвигающееся цунами скрылось из виду. Интересно, а если бы я просто дал деру? Серый бы ухлопал их обоих, и, может быть, гораздо быстрее… Э, нет, он наверняка бы поигрался с беззащитным Георгом. Хотя бы несколько секунд. А каждая секунда — это лишние сто километров разрушений. — Без нас все было бы гораздо хуже.

— Значит, вода может и не достигнуть Замка? — с надеждой спросил Хаям.

Валентин еще раз припомнил, сколько же это все заняло секунд. Ну пусть пятнадцать.

— Скорее всего, она остановится у Зеленых гор, — сказал Валентин. — До Замка все же слишком далеко…

Эй, сказал он себе. Так ведь это можно померять! Шкатулку на пояс, и вперед — где заработает, там и конец зоне поражения! Пожалуй, так и сделаем… Максим засечет место и нанесет на карту, останется только циркуль из воздуха сотворить.

Селингари распахнул выход. Только сейчас Валентин сообразил, что обратный путь занял раза в три больше времени; дракон летел не спеша, и даже позволил себе сделать круг почета вокруг Башни. Тоже радуется, на свой манер? А почему бы и нет?

Валентин соскочил на пол и посторонился, пропуская Хаяма. Бранбо корпел над длинным списком, поглядывая на кучку барахла, валявшегося перед ним на стеклянном столике. Мануэль подошел к Валентину, тщательно скрывая нетерпенье.

— Избранные уничтожены, — доложил Валентин, с трудом удерживаясь, чтобы не отдать честь — такой официальной была физиономия Мануэля, — талисманы изъяты, город разрушен.

Мануэль удовлетворенно кивнул и протянул Валентину руку. Тот не сразу сообразил, зачем, потом спохватился и протянул свою. Рукопожатия на Панге как-то не прижились, но земляне двадцатого века нет-нет да и пользовались этим ритуалом, подчеркивающим их приобщенность к чему-то неведомому остальным. Сейчас Мануэль был абсолютно прав — дело того стоило.

— Битва все-таки состоялась? — спросил Мануэль, крепко пожав Валентину руку. Валентин кивнул. — Насколько велики разрушения?

— Меньше, чем расчетные, — официальный тон Мануэля заставил Валентина собраться. — Точные замеры произведем на обратном пути. Нам следует поторопиться: Ампер находится в зоне затопления. Я бы даже сказал, в самом центре зоны затопления.

— Бранбо! — приказным тоном сказал Мануэль. — У тебя все готово?

— Мне бы еще месяц, — пробормотал Бранбо, не отрываясь от рукописи, — а лучше — два!

— Как вы думаете, Фалер, — поинтересовался Мануэль как бы между прочим, — затопит ли Анхард целиком?

Валентин пожал плечами. Километровый столб из прочнейшего на Панге материала мог выдержать почти любой удар. Вопрос состоял только в том, как глубоко просядет в этом месте континентальная платформа. Анхарду не угрожало затопление, но он мог запросто провалиться под землю.

— Я думаю, лучше узнать это, глядя на Анхард с воздуха, — честно признался Валентин. Кстати, сказал он себе, перед как лететь обратно, нужно дождаться воды. По Анхарду можно будет засечь уровень наводнения, все ж не на глазок оценивать.

— Жаль, — сказал Мануэль. — Я думал, что Бранбо сможет остаться.

— Остаться?! — толстяк Бранбо подскочил на месте. — Ты хочешь меня бросить?!

Проняло, отметил Валентин. Впрочем, от его глаза не укрылась последняя строчка в составляемом Бранбо списке: «Всего 26 предметов». Дотошный архивариус таки закончил свою работу! И когда только он успел раскопать такое количество барахла?!

Впрочем, подумал Валентин, со стороны тоже может показаться, что я очень быстро разбираюсь с тальменами. У каждого свои профессиональные секреты. Вот у Хаяма, например…

Странно, подумал Валентин. Отчего Хаям-то молчит?

Он оглядел лабораторию еще раз. Селингари слабо мерцал на фоне заполнившего пролом грозового неба. Мануэль стоял рядом с ним, ожидая, когда Бранбо соберет переписанные талисманы в свою безразмерную сумку. И только Хаям, склонив голову, стоял около операционного стола, держа в своей руке почти невесомую ладонь Талиона.

Валентин шмыгнул носом. Эльф столько раз говорил о своей неизбежной смерти, что поверить в нее было почти невозможно. Я совсем забыл о нем, понял Валентин; более того, я почему-то думал, что он оживет. Может быть, еще не поздно? Он посмотрел на треножник, хранящий в себе сердце эльфа, и покачал головой. Сердце не билось; сверху оно уже покрылось белесым налетом разложения.

— Мы не можем его здесь оставить, — сказал Хаям, не поднимая головы.

— Никто и не думал его здесь оставлять, — ответил Валентин. Ему было немного не по себе. Как я мог забыть! — Талион должен быть похоронен по обычаям его рода.

— Боюсь, что это нелегко будет сделать, — покачал головой Мануэль. — Талион — эльф из Эред Ганнора, и по обычаям его тело должно быть отдано течению полноводной реки, протекающей в тех краях. Если я правильно понял, Эред Ганнор попадает в зону затопления.

— В таком случае душа его никогда не обретет покоя, — скорбно произнес Хаям, и Валентин почти увидел полупрозрачную тень Талиона, колышущуюся в ночном мраке.

— Если мы проторчим здесь еще пару минут, — завопил Бранбо, указывая на клубящиеся в проеме тучи, — наши души составят ему компанию! Может быть, просто перенесем его на Селингари и полетим отсюда?!

Валентин молча кивнул. Хаям и Мануэль переглянулись, без труда подняли истончавшее, легкое как перышко тело Талиона и вошли в раскрытый Селингари проход. Валентин и Бранбо не наставили себя ждать.

Солнце, сопровождавшее Валентина в его стремительном путешествии на разборку Избранных и обратно, скрылось за плотными черными тучами. Только непрерывно бьющие молнии освещали мрачный и величественный пейзаж: одиноко высящийся Анхард, окруженный ровным кругом до сих пор нетронутой зеленой травы, вылизанные ветром и запорошенные пылью пустоши на месте недавних деревень и посевов, полегшие, как трава под ветром, леса. И над всем этим кошмаром вставала гигантская волна — какие там сто метров, разинул рот Валентин, тут все триста будут! Хотя до нее оставались еще многие километры, гул ее приближения сотрясал воздух.