Шестой океан

Таким вот был Юзик с радиолокационного центра. Он никогда не давал в обиду товарища. И теперь парень готов был подставить свое плечо. Но этот Федоров, скажи, так подтасовал карты! Да, именно подтасовал. Ведь Юзик в душе не верил, что девушка виновата…

Пригладив взлохмаченные волосы, он посмотрел вслед Наташе, исчезнувшей за стеклянной дверью, и медленно побрел по коридору.

У кабинета начальника невольно остановился. Парень как будто что-то решал, что-то обдумывал. Вдруг распахнулась дверь и он едва не столкнулся с Федоровым. Начальник был чем-то раздражен и вылетел из кабинета как угорелый.

— Вас можно на минутку? — остановил его Юзик, загораживая дорогу. И сразу же пошел, как говорится, в атаку: — Комсомольцы операторской просят расследовать дело Наташи Гомон. — Потом, глядя прямо в глаза Федорову, решительно заявил: — Мне кажется, так нельзя поступать с человеком. Это, если хотите знать, самоуправство…

В дверях показался секретарь партбюро.

Юзик ждал ответа.

Федоров скривил губы в презрительной усмешке.

— Оставь свои слова, парень, на другой раз, — сказал он. — Они теперь ни к чему…

— Как это ни к чему? — возмущенно воскликнул Юзик.

Федоров пробубнил что-то невнятное под нос и зашагал в операторскую. Юзик проводил начальника недоуменным взглядом.

— Выслушать не захотел? — весело улыбаясь, спросил секретарь партбюро. — Вижу. А ты не горюй, Юзик. Наташа Гомон будет наша, — шутливо заключил он.

— О чем вы говорите? Он согласен с вами? Да? — сверкнув глазами, обрадованно спросил парень.

— Его нелегко убедить, Юзик. Ты знаешь, — задумчиво протянул секретарь и закурил. — Конечно, всякому ясно: Наташа не виновата…

— Совсем?

— Да, — ответил секретарь партбюро. — Иностранные шары летят теперь не простые. Они, видишь ли, поглощают ультракороткие волны. Вот на экранах локаторов их и не видно.

— Ишь ты! Ловко придумали, негодяи, — посуровев, возмутился Юзик.

Они постояли немного, поговорили. Хотя условия работы на радиолокационном центре теперь усложнялись, им было приятно, что Наташе Гомон возвращено доброе имя.

— Что ни говорите, а это все-таки победа, — радовался Юзик.

— Конечно! — весело ответил секретарь. — И немалая: мы вернули в коллектив человека. А это не шуточки…

Будущее рисовалось ей каким-то расплывчатым, неопределенным. Почему так? Может, потому, что на глаза навертывались слезы, а в груди затаилась обида? Лежа на диванчике, Наташа вспомнила первые дни работы, волнующие радости, веселые вечера в клубе. Как все было хорошо! И вот встретился на ее пути Федоров…

Наташа закрыла глаза, стараясь отогнать от себя воспоминания. Зачем вспоминать? Прошлого не воротишь…

Вдруг в передней позвонили. Может, к ней? Нет, все подруги на работе.

Наташа даже вздрогнула от неожиданности, когда соседка сказала, что пришли к ней.

— Кто? — поправляя косу, тревожно спросила девушка.

В дверях появился Юзик. Остановившись на пороге, он смотрел на Наташу тем добрым взглядом, который был так понятен девушке. На устах его блуждала добродушная лучезарная улыбка.

— Я приехал за тобой, — сказал он, снимая шляпу, усыпанную снежинками. — Знаешь, у нашего Федорова большой кулак, да размах короткий, и, довольный шуткой, засмеялся.

— Я ничего не понимаю, — искренне удивилась девушка. — О чем ты говоришь, Юзик?

— Ты будешь работать. Приказ отменен! И знаешь почему? — Он подробно рассказал о новых заграничных шарах.

Наташа успокоилась. Она шагала по комнате из угла в угол, слушала Юзика, иногда прерывая его:

— Ну вот видишь… Оказывается, дело выглядит посложнее. А Федоров… Это такой человек! Эх, да что о нем толковать…

— Ну, так собирайся на смену, — напомнил Юзик, когда обо всем было переговорено. — Поедем вместе.

И он предупредительно снял с вешалки Наташину шубку.

Наташа благодарно кивнула ему и сунула руки в рукава.

— Я поеду с тобой, — покорно и тихо промолвила она, — но, видно, это в последний раз… Ведь я собралась…

— В Москву?

— Да. Это я твердо решила, — сказала Наташа. — Там меня ждут…

— «В Москву! В Москву!» — тосковали три сестры в пьесе Чехова, — пошутил Юзик.

Глава шестая

Надо отдать справедливость, новый управляющий на ракетном заводе Билли Спайт, заменивший Чарли Пэтона, вел дела довольно умело. Главное, о чем он заботился, — чтобы непрерывно росли прибыли сенатора Уолтера и компании. Ракетопланы марки «Метеор», построенные заводом, курсировали на многих транспортных линиях, они рекламировались повсюду как последнее чудо техники. В ракетопланах были спальные салоны, буфеты, они по желанию пассажиров могли делать по нескольку витков вокруг Земли и были своего рода небесными санаториями. В популярности ракетопланов Билли Спайт видел и свою заслугу. Но теперь дела завертелись еще лихорадочнее и Билли некогда было вздохнуть.

Как известно, после распродажи участков на Луне началась срочная постройка целой эскадры космических ракет. Уолтер спешил, он, как всегда, хотел делить пирог первым.

Не все в конструкции космической ракеты было доведено до конца: задерживалась разработка нового атомного двигателя. Но это не должно было помешать осуществлению задуманного проекта.

Космическая ракета — огромный корабль длиной до 200 метров — состоит из трех ступеней. Одна из них, по замыслу конструкторов, должна иметь воздушно-реактивный двигатель, вторая — прямоточный и лишь третья, которой предстояло доставить пассажиров в далекие космические пространства, — атомный. Проекты первых двух ступеней были разработаны точно. С них и начиналось это грандиозное по масштабам строительство.

Но Билли Спайту на сей раз труднее было реализовать планы своего босса. Дело в том, что на заводе компании дохнуло приближением бури. И этого надо было ожидать.

Рабочие и служащие все чаще требовали улучшения условий труда и сокращения непомерных штрафов и поборов. Билли Спайт приумножал доходы компании, всякими ухищрениями снижая оплату труда рабочих. В цехах все громче слышался ропот: рабочие не могли внести очередные взносы за квартиры и автомобили, купленные в рассрочку.

Все свои надежды Билли Спайт возлагал на членов Федерации труда, которые были фаворитами дирекции. Эти люди сдерживали рост недовольства на заводе, сеяли вражду между рабочими, выдавали зачинщиков стачек и забастовок.

Однако буря близилась. Стихийно возникали митинги. На трибуну, правда, пробирались и члены Федерации труда, но их освистывали.

И наконец прорвалось…

В тот день, придя на дневную смену, рабочие неторопливо занимали свои места. Многие стояли у станочных пролетов, спорили, другие, наоборот, были угрюмыми, настороженными. Станки не работали. По цехам плыл гул возмущенных голосов.

Билли Спайт переполошился: он никак не ожидал такого оборота дела. Пришлось срочно собрать доверенных людей и послать во все цехи. Им было приказано сорвать забастовку в самом ее начале. Но это только подлило масла в огонь.

Оказывается, уже действовал забастовочный комитет, были назначены делегаты для переговоров с Уолтером. Над огромной заводской территорией запели гудки. Забастовка началась!

Как раз в это время на плоскую крышу здания заводоуправления опустился воздушный автомобиль. Все догадались — «сам босс!»

Сенатор, выйдя из кабины, надвинул на вспотевший лоб шляпу и начал рассматривать заводский двор. То, что он увидел, казалось, нисколько его не встревожило. С миной всесильного человека сенатор подошел к лифту и опустился в центральную контору завода.

— Что здесь происходит? — властно спросил он Билли Спайта, принюхиваясь к знакомому запаху сигары «Вирджиния».

Спайт, тонкий, сухой, с козлиной бородкой, услужливо просеменил к хозяину и, взяв у него из рук шляпу и трость, положил на стол. Лицо управляющего было растерянным и беспомощным. Он погасил сигару и, разводя руками, тихо проговорил: