Орион и завоеватель (Орион - 4)

- Философы утверждают, что лучше всех воюют любовники, сражающиеся рядом. Они всегда заботятся друг о друге.

- Плевал я на таких философов. Священный отряд - лучшее войско в мире.

- Лучше, чем мы?

- Лучше.

- Но наш полководец лучше!

- Они не наемники. И мы не воюем против Фив, а значит, нам незачем думать о них.

- Но Фивы поставляют множество наемников. Даже Царь Царей в Азии нанимает фиванцев.

- Что за Царь Царей? - спросил я.

Никос удивленно поглядел на меня.

- Персидский царь, - проговорил он. - Неужели ты ничего не слышал о нем?

Я лишь покачал головой.

Никос не доверял вновь прибывшим аргивянам. Называл их красавчиками, которым нечего делать в настоящем сражении. Те же расхаживали по лагерю с таким видом, словно являются потомками самого Ахиллеса, и осмеивали наши постоянные упражнения.

- Ну почему царь не пошлет их на приступ? - бурчал Никос. - Тогда бы мы увидели, на что они годятся.

Но Филипп явно не имел намерений атаковать городскую стену. Армия стояла под ней и занималась учениями - в город каждый день разве что бросали по нескольку снарядов. Перинфяне были уверены в себе и приветствовали каждый корабль, входивший в защищенную стенами гавань.

Наша фаланга разместилась на постой неподалеку от надменных аргивян, и между нами часто происходили стычки. Наверное, не будь у нас общего врага, мы сражались бы друг с другом. Почти каждую ночь случались ссоры и драки. Начальники с обеих сторон строго наказывали виновных. Однажды утром сам Никос получил десять ударов кнутом. Мы стояли навытяжку и наблюдали за поркой.

Один из полководцев Филиппа, по имени Парменион, пригрозил, что лишит нас вина, если мы не исправимся.

- Посмотрим, останетесь ли вы задирами, если будете пить только воду, ворчал он. Поговаривали, что и сам Парменион - любитель вина. Выпивохой он был и с виду: оплывший и краснолицый, с усеивавшими его щеки и припухший нос лопнувшими кровеносными сосудами.

Конечно, аргивян наказывали их собственные начальники, но нам казалось, что с ними обходятся гораздо мягче, чем с нами.

Я старался не ввязываться в ссоры. Хотя я не помнил подробностей, но тем не менее знал, что подобная армия едва не погибла из-за конфликта между вождями. Быть может, это случилось в Трое?

Наконец настала ночь, и все переменилось.

- А где находится Троя? - спросил я у Никоса, когда мы улеглись на одеялах перед вечерним костром.

Он нахмурил лоб:

- Кто знает? Быть может, это всего лишь россказни.

- Нет, - сказал один из воинов. - Она на другой стороне Геллеспонта.

- Город еще стоит? А я думал, его сожгли дотла.

- Так оно и было.

- Откуда ты знаешь? Троя ведь существовала так давно...

- Во времена героев.

- Героев? - переспросил я.

- Подобных Ахиллесу, Одиссею и Агамемнону.

_Одиссей_. Это имя звоном колокольчика отозвалось в моей памяти. Не он ли дал мне тот кинжал, что привязан к моему бедру?

- Что вы, конокрады, знаете об Агамемноне! - завопил один из аргивян, стоявший на расстоянии полета камня от нашего костра.

- В Трое он был одним из ахейских вождей, - отвечал я.

- Он был аргивянин, - проговорил наемник, вступая в круг света, - и царь Микен. Не какой-нибудь заляпанный навозом мужик, как вы, горцы.

Я вскочил на ноги. Панцирь на рослом аргивянине повторял абрис его мышц, короткий меч висел на его бедре, однако я был выше на полголовы и шире в плечах.

- А я из дома Одиссея, - отвечал я, забывшись, - и помню это.

Челюсть его отвисла, потом он расхохотался и упер кулаки в бедра.

- Скиф, наверное, тебя ударили по голове, и ты свихнулся.

Я удивился. Откуда он знает, что меня считают здесь скифом?

Возле первого появился другой аргивянин. Он тоже был вооружен. Никос и несколько других воинов из моего отряда вскочили на ноги.

- Одиссей мертв уже тысячу лет, - сказал второй аргивянин с наглой усмешкой, кривя заросшую бородой физиономию. - Если он вообще когда-нибудь существовал.

- Он жил на свете, - сказал я. - И я говорил с ним.

- В Трое, должно быть. - Оба захохотали, глядя на меня. Потом второй подошел поближе и заглянул мне в лицо. Этот был ростом едва мне до плеча. - Ты безумен, - сказал он.

- Нет, он царь лжецов, - возразил первый аргивянин.

Я почувствовал, как напряглись Никос и другие воины за моей спиной.

- Нет же, вот погляди, - сказал я, доставая кинжал, - его подарил мне сам Одиссей...

Аргивянин отпрыгнул назад и выхватил из ножен меч.

- Решил зарезать меня?!

- Нет, я...

Он бросился на меня. Отбив меч кинжалом, я левой рукой ударил его в челюсть. Аргивянин рухнул, как убитый бык.

Весь лагерь словно взорвался; вокруг дрались, кусались, лягались, боролись. Я стоял среди словно взбесившихся воинов с кинжалом в руке, а вокруг меня бушевала рукопашная. Ошеломленный, я отступил от костра.

"Хорошо, хоть никто не применяет оружия", - подумал я. Тот аргивянин, который взялся за меч, еще лежал без сознания возле костра.

Закричали начальники. Я убрал кинжал и кинулся в гущу дравшихся, пытаясь разнять их.

На гнедом коне подъехал Филипп, с непокрытой головой и без панциря, его единственный глаз горел гневом.

- Прекратите немедленно! - взревел он.

Мы остановились, покоряясь властности, которая звучала в его могучем голосе.

Схватка вмиг стихла. Кто стоял, кто гнулся от боли, а кто валялся на земле; все были покрыты пылью, а некоторые и кровью.

Никос в порванной рубахе, под которой виднелись еще свежие рубцы на спине, стал коленом на грудь аргивянина и вцепился зубами в ухо лежавшего. Но прежде чем Филипп сумел сказать еще слово, прилетевший из темноты камень поразил царя прямо в затылок. Звук показался не менее громким, чем от падения камня, пущенного катапультой. Согнувшись, Филипп свалился с коня. Навстречу метнулся аргивянин с копьем, и я увидел, что около дюжины его земляков сошлись кольцом вокруг распростертого тела царя. Все были с мечами.

Опустив голову, я бросился вперед и, пробив кольцо вооруженных воинов, выхватил копье из рук аргивянина, прежде чем он успел погрузить наконечник в тело лишившегося сознания Филиппа.

Гнев и ярость вновь охватили меня, и мир вокруг замедлился. Взяв копье как дубинку, я разбил его тупым концом лицо наемнику, у которого вырвал оружие. Тот рухнул как подкошенный. Готовый защитить царя, я встал над телом Филиппа, спиной к нервно переступавшему коню. Окружившие царя вооруженные аргивяне были ошеломлены. Позади них Никос и другие воины моего отряда застыли в столь же глубоком потрясении.