Время темной охоты

И наступил момент, когда Молодой перестал спорить, перестал хвататься за голову и бить кулаками по столу, когда он закрыл глаза и устало проговорил:

- Не понимаю, зачем все это? Не понимаю. Я здесь ни при чем, зачем вы мучаете меня? Зачем, когда все и так ясно - через неделю придут корабли и переправят вас на Землю, на Куулу, на Париж-100, куда угодно.

- Неужели ты не понял, Лисенок, что мы никуда не уйдем отсюда?

- Вас не спрашивают, вам даже не приказывают, вас просто заберут отсюда, хотите вы этого или нет.

- Лисенок, силой от нас ты ничего не добьешься. Мы не те люди.

- Не я. Земля. Вы ничего не сможете сделать. Сюда прядут корабли...

- А мы их не пустим!

Все одобрительно зашумели: еще чего, пусть только сунутся! Пусть у себя приказывают. Здесь им не Земля!

Молодой слабо усмехнулся.

- Каким образом?

- Увидишь, Лисенок. Скажи им всем: мы будем драться. Скажи: мы умеем.

Среди всеобщего гама Молодой вдруг вскинулся, встал, впился в Косматого удивленным взглядом.

- Я понял! Я только что понял. Вот! - сказал он громко и резко, потом повернулся к поселенцам. - Вот те слова, ради которых он меня изводил. Слушайте! Весь этот разговор - провокация, ну конечно, и главарь ваш поэтому провокатор! Ему нужно одно - остаться вожаком. А на Земле он не сможет этого сделать. Он хочет остаться здесь, пусть через кровь, но только здесь, он же не меня уговаривал - вас! Ему нужно, чтобы вы дрались за него!

Косматый что-то неразборчиво крикнул, перегнулся через стол и сильно толкнул Молодого в грудь. Тот с грохотом повалился на спину.

В следующее мгновение Виктор был уже рядом, уже поднимал его.

- Ребята, тихо, ребята, нам пора!

- Подлец!! - бесился Косматый. - Х-хармат ползучий! Меня провокатором!

Молодой еще не пришел в себя, он слабо стонал и трогал затылок, а телохранители с энергичным видом уже лезли к нему через стол.

- Ребята, сначала со мной, сначала со мной, ребята! - приговаривал Виктор, готовясь к драке. Ему было страшно и радостно.

- Стойте! - отчаянно крикнула Паула. И Косматый повторил за ней:

- Стойте. Пусть убирается.

Телохранители замерли, только тот, который больше ненавидел инспектора, крикнул с досадой:

- Эх, зр-рра!

Их пропустили, кто с угрозой, кто с недоумением, кто со страхом. Виктор не переставая вертел головой и нес чепуху, а Молодой шел покорно, все трогал затылок. Дойдя до двери, он повернулся к Косматому и хриплым, как со сна, голосом проговорил:

- Значит, до скорого!

- Убирайся, Лисенок!

Они открыли дверь, вздрогнули от ветра и холода, и тогда Косматый крикнул, перекрывая шум непогоды:

- Панчуга, останься!

- Зачем?

- Останься, тебе говорю. Он сам дойдет.

Виктор с сомнением покосился на Молодого.

- Я дойду. Ничего, - слабо сказал тот.

- Ну, ладно. Я скоро. Задерживаться не буду.

Иногда бывает, что больше всего о человеке говорят не руки и не глаза, а спина. Спина у Молодого была несолидная - тощая, с острыми плечами, совсем ребяческая. Спина очень одинокого и очень растерянного мальчишки. Виктору вдруг захотелось догнать его и пойти вместе, в конце концов Косматый не командир ему, а парень здесь новичок и может забрести куда-нибудь не туда. Такая буря - не шутка! Но Молодой уже скрылся в пылевых вихрях, и уже не докричаться до него, и знак не подать, и тогда Виктор подумал, что молокососа инспектором не поставят и вообще, может быть, надо ему сейчас побыть одному.

И он вернулся в библиотеку.

8

В библиотеке уже вовсю кипела деятельность, и заправлял ею Косматый. Колонисты сгрудились вокруг сюда, мрачные, недоуменные лица, то один, то другой, получив приказ, срывался с места и, на ходу запахиваясь, уходил в морозную бурю. Дверь почти постоянно была открыта, в библиотеке стало холодно.

Косматый руководил. Ею длинные белые волосы, начинающиеся от макушки, были всклокочены, толстое небритое лицо, утолщенное книзу, из яростного стало яростно-деловитым. Пригнувшись к столу, он водил глазами, выискивая нужного человека, тыкал в него пальцем.

- Кайф! Тащи сюда все лопаты, какие в запаснике. Быстро!

- Как тебя? Том. Бери с собой сынка и записывай, сколько у кого оружия. И какого. Стой! Возьми с собой еще двоих, этого и... читать умеешь? Хорошо... и вот этого. А то не справишься.

- А ты иди ко мне домой, попроси у жены самописок побольше. Она знает, где. А ругаться начнет, скажи, я велел. Будем людей расставлять.

Виктор примерно понял, зачем он нужен Косматому, и приготовил, как ему показалось, короткий, точный ответ. Лицо и вся фигура его выражали такое непробиваемое упрямство, что Косматый, скользнув по нему взглядом, довольно ухмыльнулся.

- Хорошо смотришь, Панчуга!

- Зачем звал?

- Погоди. Видишь, дела?

И снова занялся другими. Он не замечал его, даже нарочно не замечал, тыкал пальцем в разные стороны, звал кого-то, кого-то гнал прочь, а Виктор переминался, переминался, пока наконец не потерял терпение.

- Так что насчет меня, Косматый? Погода портится.

- Ты погоди с погодой. Ты мне, знаешь что? - Косматый не смотрел на Виктора, выискивал кого-то глазами. - Вот что. Ты скажи, какое у тебя на катере оружие?

- Я против Земли не пойду, - выпалил Виктор заготовленную фразу. Зачем тебе мое оружие?

Но Косматый уже отвлекся, снова забыл про Виктора. Правда, был такой момент, когда деловой вид стерся с его лица, глаза расширились, рот съехал набок и проступила такая страшная тоска, что Виктору стало не по себе. Но Косматый тут же набычился, еще больше пригнулся к столу, рявкнул:

- Гжесь, погоди-ка!

Высокий рябой колонист, собиравшийся было уйти, обернулся и неприветливо спросил:

- Ну?

- Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?

- Что, нельзя?

- Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, - в голосе Косматого слышалось непонятное торжество. - Пусть они идут сюда с лопатами, норы боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.

- Омар не пойдет, - угрюмо пробурчал Гжесь, - Омар не захочет драться.

- А чего еще твой Омар не захочет? - вскинулся Косматый, мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). - Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все портит.