Искатель. 1971. Выпуск №5

Барсаку тоже явно не хотелось задерживаться в своем мрачном «дворце». С помощью матросов он начал торопливо запихивать в мешки, которые мы принесли с собой, раскиданные но всей хижине вещи. Он валил вместе в один мешок перепачканную и мятую одежду, транзистор, позеленевшие от плесени ботинки, инструменты, какие-то альбомы — матросы только качали головами да переглядывались.

— А что же рации я не вижу? Неужели у них не было? — сказал, озираясь, штурман и начал расспрашивать Барсака.

Тот смутился, начал вроде оправдываться, весьма красноречиво разводя руками.

— Говорит, не захватили они рацию, потому и не мог он подать сигнал бедствия, — пожимая плечами, сказал Волошину штурман. — Многое, говорит, в спешке забыли: спасательные нагрудники, запасные баллоны для аквалангов, даже сахар — пришлось пить кофе без сахара.

— Да, настроены они были явно весьма легкомысленно, — согласился Волошин. — Посмотрите, какие убогие инструменты.

Один увесистый узел Барсак пожелал нести непременно сам, пояснив:

— Тут мой дневник и личные вещи…

Другой аккуратно увязанный тючок он торжественно вручил боцману, внушавшему ему, видимо, своими усами наибольшее доверие.

— Что в нем, Петрович, не знаешь? — спрашивали матросы.

— Может, клад? Гляди, он с него глаз не сводит.

— Какой клад, — буркнул боцман, разглаживая усы. — Похоже, камни какие-то, кирпичи…

— Сувениры, значит…

Наконец сборы были закончены. Барсак первым решительно зашагал прочь, даже не прикрыв дверь опустевшей хижины и ни разу не оглянувшись на убогую могилу «своего бедного друга Пьера». Это походило на паническое, поспешное бегство.

Мы торопливо шли за ним через джунгли, отмахиваясь от летучих муравьев, потом мимо мрачного кладбища, осененного громадным крестом… И до чего приятно было увидеть с высоты перевала сверкающий в лучах солнца безбрежный океанский простор и стоявшее на якоре наше белоснежное изящное судно! Мы сразу еще прибавили шаг, почти побежали по петлявшей среди скал тропе.

Когда мы вернулись на судно, штурман и Волошин рассказали обо всем, что видели на берегу, капитану и начальнику рейса. Логинов задумался, а капитан, покачав головой, опять укоризненно сказал Волошину:

— Ну втянули вы нас в историю, Сергей Сергеевич. Придется связываться с властями.

Тут же отправили подробную радиограмму в Лиму. Ответ на нее пришел лишь к вечеру, и капитан расстроился еще больше.

Перуанские власти просили нас задержаться на острове до прихода катера с полицейским чиновником. Они обещали выслать катер незамедлительно, как только утихнет шторм, уже третий день бушевавший, оказывается, у побережья материка. Этому чиновнику нам и надлежало передать спасенного кладоискателя. А пока нам весьма любезно разрешалось заняться как на самом острове, так и в его прибрежных водах любыми научными исследованиями — с одной-единственной просьбой: «Зная, как великолепно оборудовано ваше судно для производства сложнейших подводных работ всех видов, надеемся, что вы сможете поднять со дна затонувшую лодку или хотя бы подтащить ее на мелководье», чтобы полицейские чины по прибытии могли бы се осмотреть и проверить показания Леона Барсака.

Прочтя все это, капитан опять с такой укоризной посмотрел на Волошина, что я уже приготовился снова услышать сакраментальное:

— Ну и втравили вы нас, Сергей Сергеевич…

Но капитан лишь махнул рукой и понурился.

— Какой-то мудрец сказал, будто неудобство — это лишь неправильно воспринятое приключение, — как ни в чем не бывало наставительно произнес Волошин. — И наоборот: приключение — это правильно воспринятое неудобство. Все зависит от точки зрения.

Логинов мрачно посмотрел на него и хотел сказать, видимо, что-то весьма ядовитое, но Сергей Сергеевич поспешил продолжить:

— Мне кажется, разумнее рассматривать нашу вынужденную задержку возле этого острова как счастливый дар судьбы. Ведь иначе бы мы сюда никогда не попали и не получили бы столь любезного разрешения на исследования в здешних краях. А между тем биологи мне говорили, этот островок весьма для них интересен. Верно, Андрей Васильевич?

— Пожалуй, — пробормотал Логинов, и лицо у него посветлело. — Каждый островок, изолированный в океане, — естественный заповедник эволюции. А этот особенно интересен, его животный мир похож на среду Галапагосских островов, а во многом и отличается, самобытен…

— Вот видите, — поспешил подхватить Волошин уже двумя нотами выше. — Мы должны радоваться, что судьба привела нас в этот биологический рай!

— Ну уж и рай…

— И нам, скромным инженерам и техникам, подвезло, — не унимался Волошин. — Тоже задачка интересная предложена.

— Думаете поднять эту лодку? — спросил капитан.

— А почему же нет? Чай, не линкор, поднимем. Завтра поныряем, обследуем.

— Только не вздумайте искать клады, Сергей Сергеевич! — строго сказал Логинов и погрозил ему пальцем.

— Помилуйте, шеф…

— Ну уж об этом я позабочусь, — грозно сказал капитан.

А наш Аркадий Платонович шутить не любит. Несмотря на свою весьма сухопутную, даже в капитанской форме, и добродушную внешность, он умеет держать на судне строжайшую дисциплину, и все это незаметно, без криков и распеканий.

Можно было не сомневаться: шарить в пиратских тайниках этого острова с таким многозначительным названием никому из нас не придется…

Утром Волошин со своими помощниками отправился искать затонувшую подводную лодку. Я упросил его взять и меня.

— Леон Барсак просит быть осторожнее: тут, говорит, много акул, — озабоченно предупредил Сергея Сергеевича Володя Кушнеренко.

— Ничего. Скажите, у нас есть чем защититься… Но все-таки поблагодарите его за предупреждение.

Действительно, у Волошина в его лаборатории новой техники можно отыскать приборы решительно на любой случай жизни. Его то и дело донимают ученые мужи самых различных специальностей, столь щедро представленных на «Богатыре», и Сергей Сергеевич никогда никому не отказывает, внимательно выслушивает самые необычные просьбы и тут же берется их выполнять со своими Эдисонами — так он называет своих деловитых помощников и ассистентов, которые постоянно табуном ходят за ним, ловя на лету идеи шефа, смотрят на него влюбленными глазами и стараются подражать ему во всем. Все они такие же спортивные и подтянутые, как Волошин, все любят одеться слегка пижонами. Но и работать они умеют самозабвенно, как и Сергей Сергеевич, в этом им не откажешь.

Перекидываясь лаконичными репликами, совершенно непонятными для непосвященных, Эдисоны натащили в шлюпку целую кучу замысловатых приборов, один вид которых, по-моему, должен был привести акул в содрогание. На руль снова сел боцман. Провожаемые завистливыми взглядами и шутливыми напутствиями оставшихся на борту, мы отплыли.

— Попросите его поточнее показать, где именно последний раз погружалась лодка, — сказал Волошин Володе Кушнеренко.

Барсак стал объяснять так длинно, сбивчиво и путано и с таким смущенным видом, что меня начали одолевать сомнения: а была ли вообще на самом деле эта подводная лодка? Может, он выдумал всю историю ее гибели. Но зачем, с какой целью?

— Он говорит, последний раз видел, как лодка погрузилась вон примерно против того мыса, — переводил штурман. — Метрах в двухстах от берега. Но куда она поплыла, в какую именно сторону, он не знает. Гаррисон ему лишь сказал, что хочет обследовать получше береговой склон. Он должен был всплыть через полтора часа, больше ему не хватило бы воздуха. Но прошло уже два часа, а лодка не появлялась. Тогда Барсак забеспокоился, сел в резиновую лодку и начал плавать вдоль берега. Ему показалось, что в одном месте на поверхности воды вроде расплывалось слабое маслянистое пятно, но он не может за это поручиться точно.

— А почему он не попытался нырнуть и поискать товарища под водой? — спросил Волошин. — У них же были акваланги.

— Они не захватили запасные баллоны с кислородом, он уже рассказывал, — перевел Володя ответ смутившегося Барсака.