Вынужденная мера

– Они подробно расспросили меня о том, как прошел осмотр. Интересовались, были ли у неё другие жалобы, как она вела себя… Я ничего не сказал, сославшись на доверительные отношения врача и больного. Тогда они зашли с другого боку и спросили, где я был вчера вечером. Я ответил, что делал обход в больнице, а потом побродил по парку. Им хотелось знать, возвращался ли я к себе в кабинет. Я сказал, что нет. Тогда они спросили, встретил ли я кого-нибудь в парке. Я ответил: не помню. Знакомых уж точно не встретил.

Арт глубоко затянулся сигаретой. У него дрожали руки.

– И тогда они принялись мурыжить меня. Уверен ли я, что не возвращался в кабинет? Чем я занимался после обхода? Действительно ли не видел Карен с прошлой недели? Я все никак не мог взять в толк, к чему эти вопросы.

– Ну, и к чему же?

– В четыре часа утра мать Карен Рэндэлл привезла её в отделение неотложной помощи Мемориальной больницы. Карен истекала кровью и была в геморрагическом шоке. Не знаю, какие меры приняли врачи, только она умерла. И полиция думает, что вчера вечером я сделал ей аборт.

Я нахмурился. Все это не имело ни малейшего смысла.

– Почему они так уверены в этом?

– Не знаю. Я спрашивал, но они не говорят. Может, девчонка была в бреду и произнесла мое имя.

Я покачал головой.

– Нет, Арт. Полицейские боятся неоправданного ареста как чумы. Если они не смогут доказать обвинение, черт-те сколько людей останутся без работы. Ты – уважаемый профессионал, а не какой-нибудь забулдыга без друзей и без цента за душой. Ты можешь позволить себе нанять хорошего защитника, и они это знают. И, если у легавых хватило духу арестовать тебя, значит, они думают, что дело – верняк.

Арт сердито взмахнул рукой.

– А может, они просто дураки.

– Дураки-то дураки, но не до такой степени, – возразил я.

– Как бы там ни было, я понятия не имею, что за улики они собрали.

– Ты должен это знать.

– Но не знаю. – Арт снова принялся вышагивать по камере. – Ума не приложу.

Я смотрел на него и гадал, когда лучше задать главный вопрос. Рано или поздно придется. Арт перехватил мой взгляд.

– Нет, – сказал он.

– Что – нет?

– Я этого не делал, и хватит на меня таращиться. – Арт уселся и забарабанил пальцами по койке. – Господи, как же хочется выпить.

– Забудь об этом.

– Ой, ради бога…

– Ты пьешь только по праздникам и очень умеренно, – напомнил я ему.

– Меня будут судить за характер и привычки или…

– Тебя вообще не будут судить, если ты сам этого не пожелаешь.

Арт фыркнул.

– Расскажи мне о Карен, – попросил я.

– Рассказывать почти нечего. Она пришла и попросила сделать аборт, но я отказался, потому что было поздно – четыре месяца. Я объяснил, почему не могу ей помочь: слишком большой срок, и прервать беременность можно только чревосечением.

– И она смирилась.

– Вроде, да.

– Что ты написал в истории болезни?

– Ничего. Я не завел карточку.

Я вздохнул.

– Это может выйти тебе боком. Почему ты так поступил?

– Потому что она не была моей пациенткой и не нуждалась в лечении. Я знал, что больше никогда не увижу её, вот и не стал разводить писанину.

– И как ты собираешься объяснить это полицейским?

– Слушай, – вспылил Арт, – кабы я знал, что по милости этой бабы попаду за решетку, то и вел бы себя иначе.

Я закурил сигарету и откинулся назад, почувствовав затылком холод каменной стены. Мне уже стало ясно, что Арт попал в очень незавидное положение, и даже мелочи, которые при других обстоятельствах показались бы сущим пустяком, сейчас приобретали огромное значение.

– Кто направил её к тебе?

– Карен? Наверное, Питер.

– Питер Рэндэлл?

– Ну да. Он был её лечащим врачом.

– Так ты даже не спросил?

Это было совсем не в духе Арта.

– Нет. Она пришла под конец рабочего дня, и я был уставший. К тому же, она сразу взяла быка за рога. Чертовски прямолинейная девица, никаких тебе хождений вокруг да около. Выслушав Карен, я подумал, что её прислал Питер, в надежде, что я все растолкую. Ведь делать аборт, вне всякого сомнения, было уже поздно.

– Почему ты так подумал?

Арт передернул плечами.

– Подумал, и все.

Галиматья какая-то. Арт наверняка темнил.

– А других дам из семейства Рэндэллов к тебе не направляли?

– Ты о чем это?

– Отвечай.

– По-моему, это не имеет отношения к делу, – отрезал он.

– Как знать.

– Уверяю тебя.

Я вздохнул и запыхтел сигаретой. При желании Арт мог быть чертовски упрям.

– Ладно, – сказал я, наконец. – Тогда расскажи мне о девушке.

– Что ты хочешь знать?

– Ты был с ней знаком?

– Нет.

– Случалось ли тебе помогать её подружкам?

– Нет.

– Ты уверен?

– О, черт! Как я могу быть уверен? Но вряд ли: ей было всего восемнадцать лет.

– Понятно.

Вероятно, Арт был прав. Я знал, что он оперировал только замужних женщин лет тридцати и не связывался с молоденькими, разве что в исключительных случаях. Иметь дело со зрелыми матронами было гораздо безопаснее. Они мыслили более трезво и лучше умели держать язык за зубами. Но я знал и другое: последнее время он стал делать больше абортов совсем юным пациенткам. Арт называл эти операции «выскабливанием соплей» и говорил, что помогать только замужним нельзя. Это, мол, дискриминация подростков. Разумеется, он шутил, но в каждой шутке…

– Как она выглядела, когда пришла к тебе? – спросил я. – Ты можешь описать ее?

– Славная была девушка. Хорошенькая, не дура, не плакса. Очень честная. Пришла, села, сложила руки на коленях и рассказала все как есть. Сыпала медицинскими терминами. «Аменорея» и прочее. Наверное, нахваталась от своей семейки.

– Она нервничала?

– Да, но ведь они все нервничают. Поэтому чертовски трудно проводить дифференциальную диагностику.

Действительно, при отсутствии менструаций, особенно у молодых девушек, надо делать существенную поправку на состояние их нервной системы. Задержки и другие нарушения цикла часто возникают по причинам психологического свойства.

– Это на пятом-то месяце?

– Впридачу, она прибавила в весе. Пятнадцать фунтов.

– Маловато для точного диагноза.

– Но достаточно для подозрения.

– Ты её осматривал?

– Нет. Я предложил, она отказалась. Девица пришла делать аборт. Я сказал: нет, и она откланялась.

– Карен говорила о своих планах?

– Да, – ответил Арт. – Пожала плечами и сказала: ну, что ж, придется сообщить предкам и обзавестись потомком.

– И ты решил, что она не станет обращаться к кому-нибудь другому?

– Вот именно. Девушка казалась такой умной и смышленой. И, похоже, поняла, в каком она положении. В таких случаях я всегда стараюсь объяснить женщине, что безопасный аборт невозможен, и ей придется свыкнуться с мыслью о грядущем материнстве.

– По-видимому, Карен передумала. Интересно, почему?

Арт усмехнулся.

– Ты когда-нибудь видел её родителей?

– Нет, – ответил я и тотчас юркнул в приоткрывшуюся лазейку. – А ты?

Но Арта так просто не проведешь. Он одарил меня вялой улыбкой умного и проницательного человека, отдающего дань чужой сообразительности, и сказал:

– Нет, никогда. Но наслышан о них.

– И чего же ты наслышан?

В этот миг вернулся сержант и с лязгом вставил ключ в замок.

– Время, – объявил он.

– Еще пять минут, – попросил я.

– Время!

– Ты говорил с Бетти? – спросил Арт.

– Да. Все хорошо. Я позвоню ей и скажу, что ты жив-здоров.

– Она волнуется.

– Джудит побудет с ней. Все утрясется.

Арт грустно улыбнулся.

– Извини за причиненное беспокойство.

– Никакого беспокойства, – я взглянул на стоявшего в дверях сержанта. – У них нет оснований задерживать тебя. К полудню ты выйдешь отсюда.

Сержант сплюнул на пол. Я пожал Арту руку и спросил:

– Кстати, где тело?

– Наверное, в Мемориалке. Или его уже увезли в городскую.