Другие правила

Стало светлеть, и блестящие сигары поезда с воем вырвались из туннельного сумрака на стальную эстакаду. Навалился парк, охватил непричесанными верхушками сосен, курчавыми гривами дубов и отвалился. Распахнулась аллея с фонтанами, с белыми, синими, золотыми павильонами и киосками, Змеистым зеркальцем ушла назад речушка. «Гзень? – подумал Жилин. – Или она с того берега? Надо же, забыл…» Навстречу поезду посыпались какие-то клумбы, альпинарии, газоны, карусели с качелями, повалила гуляющая публика, заскакала расфуфыренная мелюзга, пошли шнырять многоногие киберуборщики.

Вагоны вкатились, утишая свой бег, под стеклянные своды станции и остановились.

– Станция «Чудинцева». Переход на станции «Нутная» и «Рогатица».

Было хорошо видно, как бабушки с внуками, молодые папы с малышней на плечах, «болыыенькие» братики, ведущие за руку младшеньких, поднимались в прозрачных трубах – в вертикальных колодцах лифтов и по наклонным шахтам эскалаторов, – как они суетились, сердились на непослушных, внушали и одергивали, хлопотали, боясь потерять, и спешили поскорее занять места. На сквозистой стене висела, еще с Олимпиады, панорамная панель: «Добро пожаловать в Новгород!» Панель была погашена, и казалось, что олимпийский талисман – млевший от счастья медведь – лез обниматься из-за толстого, пыльного стекла.

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Буянная».

Жилин вышел на «Яневой». Пересек скверик и осмотрелся. Первое, что бросалось в глаза, это обилие зелени. Новгород Просто тонул в зелени и млел, как девица, принимающая ванну – по шейку в изумрудной пене. Из облаков зелени выходили ажурные ярусы движущихся тротуаров, бросали на площади-цветники рисунчатые тени и снова уходили в облака зелени. В широких, тенистых аллеях вымахивали стройные здания, а с плоских крыш вспархивали птерокары – красные и белые, серые и золотистые; всякие – от маленьких двухместных «кузнечиков» до тяжелых «семейников» класса «медуза».

Зеленая Янева встретила Жилина тихим, спокойным многолюдьем. Толпы народу, казалось, неспешно прогуливались, как где-нибудь в сельскохозяйственном городишке, без толкотни и давки. Новогородцы и гости столицы раскланивались со знакомыми и не очень, занимали столики в кафе под яркими тентами, читали газеты на лавочках, разговаривали и смеялись, на людей смотрели и себя показывали. Жилин бросил взгляд на радиобраслет с часиками – ему было назначено на одиннадцать, а уже без восьми. Пора.

Здание Комитета по Делам Космоса было 15-этажное, зеленое с желтым. Чистенькая площадь перед ним, выложенная разноцветными плитами, была заставлена атомокарами, наполовину – официального черного цвета.

Пружинистой, скользящей походкой Жилин перешел площадь и поднялся в вестибюль присутствия. А народу-то… Молодежь одна, парни и девушки. Все, как на подбор, в коротких, широких штанах и цветных блузах навыпуск. Это у них возрастное. Коллективное бессознательное. Молодежная мода заразна, она вроде поветрия: переболевают все и разом. Вошли в моду «пифагоры». Все, через неделю полгорода в них. И модная одежда уже смотрится как форменка. Вкус появляется позже…

Молодежь толпилась перед громадными экранами, в коих, словно на стендах, висели списки добровольцев, прошедших по конкурсу проекта «Марс». Галдеж стоял страшный.

– Лукашин! – выкрикивал кто-то из впередистоящих.

– Здесь! – орали из толпы.

– Прошел!

– Ух, ты!

– Круглов!

– Я! Я!

– Нету тебя!

– Как нету?! Должен же быть! Вы что?!

– Ну, нету если!

– Ну что за гадство…

– Судьба!..

– Дальше, дальше!

– Чэнси!

– Здеся он!

– Так… Прошел!

– Оу, грэйт!

– Луценко… Луценко!

– Луценко есть?

– Туточки я!

– Прошел!

– Да ты шо?!

– Ховаев!

Жилин протиснулся к экранам и поискал свою фамилию. Она там была – на самом видном месте: «Жилин Глеб Петрович, кибернетист, канд. тех. наук».

– Прошел? – завистливо сказал кто-то за спиной.

– А як же! – Усмешка чуть тронула плотно сжатые губы Жилина. – Ясно дело…

Он выбрался из шумной толпы, обступившей экраны информаторов, и зашагал в приемную. Лицо его, длинное и холодное, посеченное шрамами, ничего особенного не выражало. Ну, прошел – и прошел…

Навстречу большой веселой компанией двигались добровольцы – огромные, красивые, облаченные в черные комбинезоны с надписью «МАРС» на спине. Добровольцы пели, хохотали, сыпали остротами и назначали свидания, и до всего им было дело, и все им было нипочем. В какой-то момент Жилин – огромный, красивый, облаченный в черный комбинезон с трехцветным наугольником на рукаве и с белым офицерским Георгием, – смешался с потоком гавриков и гавриц и стал одним из них. Его чмокали, вставая на цыпочки, шальные девчонки, и он чмокал – наклонясь. Его хлопали по широкой спине, и он отвешивал гулкие шлепки. «Ну, все, держись, Марс! – думал Жилин, проталкиваясь к приемной. – Эти так просто с тебя не слезут! Этих понукать не надо, наоборот, еще и удерживать придется. Они ж не могут без подвигов…»

В приемной секретарь-автомат для начала зарегистрировал Жилина, а затем деловито объявил, что начальника проекта «Марс» на месте нет и сегодня не будет – он в Городище, на Совете Всемирного Экономического Сообщества, – и что прием ведет Сулима Иван Михайлович, главный секретарь КДК. До полпервого.

– Ладно, – коротко сказал Жилин.

Из служебного модуля, звонко попрощавшись, выпорхнула Марина Корелли – очень хорошенький врач-профилактик. Завидев Глеба, врач-профилактик бросилась его обнимать.

– Меня взяли, меня взяли! – пела девушка, подпрыгивая и пританцовывая. – Буду сменным врачом! На Сырте! На самом!

Ее свеженькое личико все осветилось, а глаза засияли, плескаясь пронзительной синью. Как звездочки, подумалось Жилину. Даже лучики видны…

– Марик… – ласково проговорил он, называя Марину интимным именем, непонятно уже, когда придуманным. – Маришка… Такой дамой станешь!

– А ты думал? – важно сказала Марина. – Не абы как!

Тут секретарь-автомат пригласил «Жилина Глеба Петровича» зайти, и девушка мягко подтолкнула его:

– Ну, иди, иди… Я тебя тут ругать буду!

Жилин улыбнулся ей, кивнул и толкнул дверь в служебный модуль.

Залитый солнцем и просто обставленный модуль производил впечатление полупустого. Пульт с экранами и терминалом. Три кресла. На голой пластмассовой стене – ниша для микрокниг и полка, заставленная печатными изданиями – и тонкими, в легкомысленных мягких обложках, и толстыми томами в солидных твердых переплетах. За огромным – во всю стену – окном громоздились неохватные дерева, выстроившиеся вдоль Яневой. Вдали в районе Плотницкого конца, маячили шпилястые зеркальные купола, ячеистые пирамиды, колоссальные кристаллические кубы и шары Нового Центра. Они искрились, словно засахаренные, а над ними в бескрайней голубизне вились птерокары и вертолеты. Как мушня над вареньем…

Главный секретарь сидел, привалясь к наклонной дуге пульта, и мосластыми пальцами выстукивал марш. Это был видавший виды человек, уже в возрасте, с грубым красным лицом и бестрепетным взглядом. Прядь непослушных пегих волос постоянно падала ему на глаза.

– Здравствуйте, – сказал Жилин и отрекомендовался.

– Здравствуйте, здравствуйте… – глухим голосом протянул Сулима.

Усадив Глеба, Иван Михайлович поглядел на него исподлобья.

– Спецназ? – начал он с вопроса.

– Никак нет, – по привычке ответил Жилин. – Патруль.

– Знатно… Дайте-ка я кое-что занесу… Машина, работаем, – скомандовал компьютеру Сулима. – Звук убрать. Режим обычный. – Он возложил руку на контакты биоуправления, глянул на один из экранов, считал, шевеля губами. – По образованию вы… кибернетист, – сказал он, щурясь в дисплей. – Ага… Кандидатскую защитили уже?

Жилин утвердительно кивнул.

– Ясненько… Вы, если мне память не изменяет, уже работали у нас? – продолжил Сулима. – Я имею в виду, в КДК?