Собрание сочинений в девяти томах. Том 3. Планета бурь. Фаэты

Он способен был с самого рассвета под проливным дождем бродить по лесам, собирая грибы… Или плавать на лодке по речушкам и тихим озерам…

У него были еще и золотые руки, он мастерил радиоприемники с мальчишеских лет, в студенческие годы работал техником по телевизорам и смастерил для личной «библиотеки» «машину памяти» с миллионом запоминающих ячеек, превратив ее в портативный справочник по нужным ему отраслям знаний.

Еще раньше он сделал себе карманную «машину памяти» и применил «электронную шпаргалку» во время экзаменов в университет, предварительно записав в ее устройство все ответы на экзаменационные билеты.

После экзаменов он честно признался в этом и поставил приемную комиссию в щекотливое положение.

Однако ее члены сочли, что студент, способный создать такой аппарат, не менее ценен, чем тот, кто ответил на экзамене. Некоторые профессора утверждали, что высшее образование, кроме общей культуры специалиста, прежде всего дает умение пользоваться справочниками, и даже позволяли студентам заглядывать в книги на экзаменах, как в жизни, утверждая, что воспользоваться этим смогут лишь знающие.

Но Алеша поступил не на технический, а на биологический факультет. Окончательный выбор между музыкой и биологией помогла сделать романтика космоса, раскрытая перед Алешей Богатыревым.

Благодаря Илье Юрьевичу Алеша стал звездолетчиком, биологом и радистом корабля «Знание», способным в случае нужды заменить других членов экипажа.

За долгое время пути он часто пел в своей радиорубке перед микрофоном. Его слушали не только Илья Юрьевич и Роман Васильевич, но и американцы на «Просперити», и звездолетчики «Мечты»…

«Мечта»…

До мельчайших подробностей помнил Алеша все, что было потом.

Запросив по радио мнение американцев, Илья Юрьевич вызвал Романа Васильевича и Алешу, чтобы посоветоваться с ними.

Он сидел тогда в магнитном кресле, притягивавшем костюм, ссутулившись, словно на корабле была не невесомость, а тройная тяжесть взлета. Широко расставив массивные колени и упершись в них руками, он невидящим взором смотрел в угол кабины.

Роман Васильевич, пощелкивая магнитными подошвами, расхаживал по кабине и ругал американское предложение: – Авантюра! Не предусмотрено никакими инструкциями! Пожертвовать еще одним кораблем!.. Пойти на риск двойной перегрузки «Знания»! Выбросить даже запасы кислорода и приборы…

Алеша запальчиво перебил его:

– Наши глаза на Венере заменят многие приборы!

Добров продолжал:

– И мыслимое ли дело спускаться на планере, предназначенном для одного лишь робота! Что это? Безумие?

– Скорее отвага, – ответил Алеша.

Роман Васильевич остановился перед Богатыревым:

– Как же ты сам думаешь, Илья?

– Думаю – не зная броду, не суйся в воду.

– Верно думаешь! – обрадовался Добров.

– Значит? – тревожно спросил Алеша.

– Значит, мнения таковы, – подвел итог Илья Юрьевич. – По-Алешиному – надо немедленно, очертя голову, бросаться вниз на американском планере. По Роману же получается – поворачивай вспять, покружив у планеты…

– И как же? – повысил голос Алеша.

– И не эдак, и не так. В воду сунемся, но… прежде брод узнаем. Это значит, сперва, как предлагал Роман, станем спутниками Венеры и хорошенько изучим ее: не сплошной ли на ней океан или пустынный материк, покрытый пеплом вулканов, где и жизни еще нет?

– Этого не может быть! – не выдержал Алеша.

– Все возможно, – ответил Илья Юрьевич. – Так вот. Когда с помощью радиолокации получим первый глобус местной Венеры, наметим, где моря, где суша, когда выберем место для посадки, тогда выбрасывай кресла и койки пилотов, все, кроме нашего зверинца, и готовься к посадке на «Знании». Именно знание, одно знание доставим мы на Землю. Не только на звездолет…

Роман Васильевич пожал плечами:

– И зачем ты только мнение людей спрашиваешь, Илья?..

Корабли подошли к Венере-2 и стали ее спутниками, пролетая над изменчивым, непроницаемым океаном вечных туч.

Началось прощупывание поверхности планеты радиолучом. Американцы на «Просперити» и Алеша с Ильей Юрьевичем на «Знании» делали это независимо друг от друга, сверяя результаты по телевизионному изображению.

Илья Юрьевич показывал американцам глобус, на котором постепенно появлялись контуры океанов. Мистер Вуд, в свою очередь, показывал на экране свой вариант Венеры.

Надо сказать, что варианты изрядно расходились.

– Здесь горы! – спорил с Гарри Вудом Алеша.

– Боюсь, что вы приняли за горы пылевую бурю, – отвечал Вуд.

– Но здесь вода, – указывал на глобус Алеша.

– Или нефть, – отвечал с экрана мистер Аллан Керн.

В одном наблюдения совпали – в расположении странного инфракрасного пятна.

Мэри Стрем впервые вступила тогда в этот разговор.

Керн и Вуд уточняли с Богатыревым кромку океана, а Мэри сказала Алеше совсем тихо, словно на ухо:

– Что, если это тепловое пятно – город?

– Постараемся сесть неподалеку! – заверил Алеша.

– Вы счастливый, Алек, – сказала она, – вы увидите волшебную страну… Все равно, первозданная это пустыня или… А вдруг там цивилизация? И они видят нас… Я вот вслушиваюсь в треск атмосферных разрядов, все хочу расслышать адресованные нам снизу радиопередачи…

– Напрасно стараетесь, Маша, – проскрипел подошедший к экрану Роман Васильевич. – Цивилизации здесь не может быть.

– Почему вы так думаете? – возмутилась Мэри. – Вы против существования иных цивилизаций?

– Нет, – ответил Добров. – Цивилизация на иных мирах возможна, но…

– У нашего Романа Васильевича по любому вопросу есть «но», – сказал Алеша, отодвигаясь от экрана.

Добров покосился на него и сказал:

– Но разумная жизнь не может возникнуть на разных планетах одновременно.

– Почему? – удивилась Мэри.

– Цивилизация – это миг на часах космоса. Ведь планеты существуют миллиарды лет, а разумная жизнь – десятки тысяч лет. Она вспыхивает и гаснет, как и все на свете в круговороте жизни. Вспышки Разума совпасть не могут… Тем более здесь, где мистер Вуд предполагает каменноугольную эру…

– О'кэй! – отозвался с экрана Гарри Вуд. – Вы очень точно заметили – каменноугольная эра! Командор! Уточняем… Здесь у вас тоже получилось нечто похожее на растительность.

– Растительность или мелкая лагуна. Пока трудно судить, – отозвался Богатырев.

– Наш мистер Вуд судил об этом еще с «Земли», – едко заметил Аллан Керя. – У звездолетного телескопа.

– Возможно, что это действительно растительность. Я бы очень этого хотел, – сказал Богатырев.

Богатырев и два американца снова занялись глобусом.

Мэри сделала Алеше знак. Он прошел в радиорубку, надел наушники, услышал голос американки:

– Почему они не говорят об этом тепловом пятне?

– Они считают его районом вулканов…

– А мне так хотелось бы, чтобы это был город… Нет! Я не хотела бы этого. Близ вулкана Гарри будет в меньшей опасности, чем у города неизвестных существ…

Край исполинского оранжевого шара заслонял в окне почти все звездное небо.

Глава четвертая. Первая ночь

Корабль «Знание» пошел на посадку.

Инженер Добров развернул корабль дюзами вперед.

Началось торможение.

Красноватый клубящийся океан надвигался снизу.

На телевизионном экране виднелись напряженные лица Керна и Вуда.

Ракета настолько снизилась, что касалась вихревых языков тумана. Окна на мгновение становились розовыми, потом снова в них заглядывали раскаленными остриями звезды и огромное косматое Солнце.

Корабль пронизывал облачные горы, вставшие на его пути, оказывался над глубокими ущельями, снова врезался в розовую толщу, свет мерк и ярко вспыхивал опять.

В кабине становилось все жарче. Алеша обливался потом. Очевидно, стенки ракеты раскалились от трения о газы. Добров экономил горючее, стремился затормозить сопротивлением атмосферы.

Корабль вошел в сплошную массу облаков.