Персефона

Голоса. Резкие лампы, мутный воздух. Дым и запах перегара. Зачем я здесь? - Эй, парень! Выпей-ка с нами. - Нет. В другой раз. - Ну так в другой раз и приходи! Вино и то бывает разным... Можно стать свиньёй, можно стать фениксом или грифоном. Сатиры и менады. И пол, мокрый и скользкий.

Почему всё так? Из чего сложен золотой трон? Из страха, конечно, из страха. Карл? Причём здесь Карл? Если создано царство великое, то великим будет и царь его, и чем больше слуг у него, тем сильнее его власть. В театре масок нет разницы, какое лицо скрыто под той или другой маской. Вечный кругобег. И поставили люди золотого тельца-идола и стали ему поклоняться, и возгневался Бог и наслал на людей змей ядовитых, и жалят змеи наших возлюбленных и похищают их. Сбрасывает змея кожу, облекается в новую, меняя казни. Змея пробралась на наш остров, и мы не заметили её, гуляя, и укусила она тебя, милая. Клубок змей в наших свадебных покоях. Венценосная кобра, чей укус смертелен. Призрак моря - пурпур, из обрезанных волос плетётся тога императору. От всего этого само слово "покорность" обретает полынный привкус. А я сижу в лесном ущелье и разжигаю огонь, и наливаю в котёл воду, и варю противоядие, но разве прорицатель я? Волк не даёт мне ответа, терзает он овечью шкуру, и не на чем уснуть мне в ночь. Но я пойду к тебе, я найду тебя, и ты вернёшься из царства мёртвых. И не для того, чтобы вновь умереть, а для того, чтобы жить, жить, сколько можно...

Брезент. Ребята у палатки. Костёр. Что они там жарят, мясо? Нет, хлеб. Волонтёры дороги. Оркестр в движении... Я сажусь на камень, покатый, отполированный. Наверное, это ледник принёс его сюда. Лёд, ведь это тоже вода: даже став камнем, не может она остаться недвижной. Я беру гитару и перебираю струны. Я должен воскрешать тебя каждый день, каждую минуту, чтобы не умереть самому. Подходят. - А ты здорово играешь. - Это не игра. Это музыка. - В точку! - Ты нигде не учился? - Разве есть другой учитель, кроме самой музыки? - Другой учитель? - растерянно. - Любовь! - Это одно и то же. - Бог... - Музыка - Его голос... - Музыка - это обряд очищения... - Ты молодец, что не стал пить с этими кабанами. - Скотами? Вино лишь развязывает душу, и тогда она открывается своим содержанием, скотская она или великая, и одних оно возвращает к блаженству животных, другим дарует крылья. Хайям, Ли Бо... Моцарт. Ведь и "Марсельеза" была написана после изрядной дозы шампанского. - Но в каждом человеке есть основа скотская и основа духовная. - Это верно, но всякий раз какая-то из них преобладает. - Человек получил два наследства от рождения - животность и память о Причащении. Он полубог и полузверь. - В каждом из людей есть глоток божественного напитка. - Напитка бессмертия? - Чтобы воскреснуть для света, нужно умереть для тьмы. - Никто не войдёт в царствие счастья, не родившись заново от воды и духа... Человек рождён от земли, великой матери... - И дочери! - ... разве земля наделила его тьмой? - Земля тоже подвластна круговороту света и тьмы. Разве она не воскресает каждый раз вновь? - И умирает, разве не так? - Так, ребята. Увы, это так. - Цветок, лишь умирая, даёт семя нового цветка. Разве путь - трагедия? - Нет, но расставанье всегда печально. - Расставанье тяжело, но не печально. За всем, что остаётся, встаёт то, что обретается, и обретение всегда выше. Прошлое - это гибель цвета и причащение цветом. Будущее - Воскресение цвета. - И что же, дух победит? - Только в этой победе свет жизни. Иначе смерть. - И царство мёртвых... - Иначе смерть. Это всеобщий закон. - Это великий закон, верно. Но всё единое для всех разнится для каждого. - Но это вовсе не мешает людям идти вместе. Вот корабль плывёт, и кто-то стоит у штурвала, кто-то поднимает паруса и убирает их, и меняет, кто-то на марсах. Ничто не мешает людям идти вместе, если они идут к свету. - Это самый славный корабль. На нём не вешают на реях. Что ж, плывите. Плывите, и пусть Эол поможет вам. - А ты? Ведь ты тоже наш! Пойдём с нами. - Что ты молчишь? Пойдём с нами! - А что ответил бы вам Орфей, если бы вы предложили ему стать орфиком? Притихли. Что ж, плывите. Быть может, кто-то из вас и найдёт своё золотое руно.

Четвёртый месяц идёт к концу. Четвёртый месяц иду я за солнцем. Но сегодня проснувшись, я увидел, что всё изменилось. Может быть, мне приснился, наконец, вещий сон? Не знаю, ведь сны так легко забываются, как цвет, переливающийся на крылышках бабочки - где был зелёный, стал синий и жёлтый, кто вспомнит... Читая утреннюю газету, я уже знал, что мне делать. И я покатил через реки и леса, покатил по камням и по дорогам, я устремился на зов, не зная, голос ли это жизни или смерти. Или эти два голоса слились во мне в этот тревожный, наполненный гонкой день?

V

Полупрозрачновоздушные платья. Бронзовые ахелои струят языки. Орхидеи. Мрамор ловит прохладой теней отсветы неба. А там, в лесу проволочные ограды. Бродил я там как-то, видел. - О, и ты здесь! - Здравствуй, Карл. Давно не виделись. - Давно, давно. Когда приехал сюда? - Сегодня утром. - А я ничего не слышал, не знал, где ты остановился. - О моём приезде обычно не сообщают. Ну как ты, проверил расчётами падение незабвенного нашего спутника? - Проверил ли я алгеброй гармонию? Ты знаешь, я допустил одно упущение, не заметил, какое было давление в тот день. И теперь нельзя точно рассчитать силу сопротивления воздуха, а ведь здесь нужна точность, ты понимаешь. - Конечно, понимаю. Ну ничего, может быть, в следующий раз повезёт. - А ты всё нигде не пристроился? - Кажется, пристроился. - У кого под боком? - У Феба. - Почему не знаю? Это организация? - Нет. - Издатель, что ли? - Это брат луны. - Ты в своей манере. Значит всё трясёшь патлами? Удивительный ты человек, неужели тебе не хочется настоящего успеха? - Что ты называешь настоящим успехом? - По-моему, для человека естественно стремиться к тому, чтобы ему поклонялись. - Может быть, я не человек? И потом, разве не глупо поклоняться гению, когда сам можешь быть им? Любовь и поклонение вовсе не одно и то же. - Извини, я отойду. - Конечно, какой разговор. Интересно, страх - это память или предчувствие? Помню одного типа, он страдал водобоязнью, умирал от страха перед водой. И что же, утонул! - Привет, ну вот и ты. - Шикарное у тебя платье. - Правда? - Чёрное идёт блондинкам. - Услышала, что ты здесь... - Твой дяденька только что отошёл. - Ну, на его горизонте появились куда более важные фигуры, нежели ты. - А я сейчас думал, страх - это память или предчувствие? Один мой знакомый страдал водобоязнью. И вот, однажды случилось наводнение, и он утонул. - Он что, жил на берегу? - Нет, но это было не какое-нибудь невзрачное наводненьице, это был библейский потоп. - Тебе здесь не скучно? - Ничуть. Это тебе я обязан своим приглашением сюда? - Ты недоволен? - Напротив. Я получаю огромное количество пищи для размышлений. Все эти светские рауты когда-нибудь уйдут в прошлое. - Не думаю. Они будут существовать, пока люди будут тщеславны, а они будут тщеславны всегда. - Боюсь, что это им не удастся. И потом, ты упрощаешь. Ведь это демонстрация круга, своего круга. Это не деловой приём, это парад. А люди всегда будут держаться своего легиона, пока они чувствуют себя как на поле битвы. Пока они враждебны друг другу. - А враждебны они, потому что боятся? - Пока они враждебны сами себе... Музыка! Какой великолепный оркестр. Откуда он здесь? - Странный вопрос. - Ты слышишь? Скрипки, их тона растворяются в воздухе и вновь собираются и становятся листьями, и листья летят на волнах прозрачного ветра, вот они скользят по истёртым плитам, вот они снова устремляются в воздух, ты слышишь? И всё выше, выше, туда, к эфирным высотам, дальше, дальше, к вечности, прочь из мрачного царства, музыку не запереть, она не знает замков, и оковы не для неё, что перед ней не прозрачно? Ты думаешь, прозрачность - это отсутствие цвета? О, нет, это откровение цвета, это свобода, это буйство цветов. - А теперь флейта. Что это? - Кавалер Глюк. - Интересно, что думают о нас эти камни, эти деревья в аллеях? - Кто мы такие, все эти кипы тог и туник, эти белоснежные и пёстрые одеяния? Эфемерные лепестки цветов, посмотри, как кружатся они! Форма мимолётна, и одна сменяет другую, что остаётся? Я могу ничего не знать и знать всё, я могу ничего не видеть и видеть всё, я могу ничего не говорить и всё сказать молчанием. Неизреченное слово - первое слово Книги. Посмотри на этих львов, на эти ступени и облака, на эти блики, разве это не те самые блики, которые мы ловим в тёмной комнате, когда чёткие формы становятся неясными очертаниями, хватаем их руками, задыхаясь от вожделения. Химера. Химера даёт этот праздник, и его цвет зелёный. Такой кажется тончайшая золотая фольга, когда пытаешься разглядеть сквозь неё солнце. - Может быть, уйдём отсюда? Я могу придумать сколько угодно причин. - Не сомневаюсь. Но подожди, я ещё не перепробовал всех фруктов. - Какие длинные волосы ты отрастил. - Длинные волосы - признак свободы, ты этого не знала? Хотя когда-то они были приметой аристократии. - Наверное, теперь об этом забыли. - Не думаю. Память - это не бензиновая плёнка на воде. Почитай Юнга, хотя бы. А всё-таки они подкупают меня своей лучезарной безмятежностью. Точно получили приказ: "Мир рушится. Всем сохранять спокойствие!" - Съешь оливку. - Премного благодарен. Я сейчас выпью ещё шампанского, и ты станешь вихрем радужных огней безудержной морской волны и скроешься среди них, и обнимешься среди пенных вздохов восторга со своей неразлучной сестрой. Кстати, она тоже чувствует себя тесновато в брачном склепе. - Ладно, только не слишком увлекайся. Может мне и хватит уже. Паршиво будет, если развезёт. Плевать, конечно, но что-то не так. Слишком уж лакомый будет повод для сплетен. Секрет калейдоскопа. Как-то в детстве я пытался разгадать его. Откуда берутся волшебные узоры? Один поворот - и создан целый мир. Я разобрал его и обнаружил, что это всего лишь цветные стёкла и зеркала, но собрать его заново я не смог. Стёкла растерялись, зеркала выпали и разбились, и я уже не мог вернуть это чудо. Я расплакался, меня пытались утешить, но не могли, потому что не могли понять, отчего мне так больно. Проклятое знание, страсть к самоубийству. Все мы живём мечтами, создавая их из цветных стёкол, но даже им мы не можем отдаться самозабвенно. Ты выходишь из кинотеатра и говоришь себе: "Это всего лишь сказка, игра актёров и декораций". Ты прекрасно играла в этом фильме, они правы когда хвалят тебя на все лады, но ты не актриса, нет. И мне смешно читать статьи в журналах, где это преподносится как откровение. Просто ты это ты. Ты не больше актриса, нежели мы все, но ты мечта, ты легенда, и большего не надо. Ты стала легендой нации, легендой планеты, легендой века. Это больше чем роль, это больше чем маска, и ты не могла бы быть одной лишь буквой сценария, ведь ты рождена не тьмой, а светом. Это наша с тобой тайна, и мы не будем говорить о ней никому. Ты не символ, ты сама жизнь в театре символов. И пусть все остальные ломают голову над секретом твоих чар. Мы будем пить вино и смеяться над их бессилием. - Вам плохо? - Нет, что вы. Мне просто нравится сидеть на ступенях. - Нравится? Ну что ж , значит у этих лестниц есть хоть какое-то достоинство. А вообще, это ужасный анахронизм, вы так не думаете? - Не думаю. Вспомните лестницу Иакова. Или хотя бы храмы майя и пирамиды фараонов. Лестница - это путь к солнцу. - Любопытная мысль. Но всё-таки, лифт удобнее. И эскалатор тоже. - Вряд ли наши эскалаторы донесут нас до Эмпирея. - Я вижу, вы скептически относитесь к техническому прогрессу. - Ничуть. Просто мы как Пигмалион влюблены в своё творение, но только любовь, рождённая морем богиня, может оживить нашу Галатею. - Это вы здорово сказали. Простите, ведь вы, кажется, писатель? - Вполне возможно. Хотя я никогда об этом не думал. - Вы тоже знакомы с Элизабет? - Тоже? Смешное слово. Впрочем, все слова кажутся смешными, если над ними задуматься. - Думаю, что с удовольствием прочту ваши книги. - Спасибо... Если найдёте хотя бы одну. Сомнительно, чтобы это было так. Мы получаем удовольствие только от самопознания. Книги, картины, музыка лишь открывают нам самих себя. Или не открывают, если мы слепы и глухи. И мы ничего не узнаём, а лишь вспоминаем, Что-то мучительно важное, самое-самое главное в жизни, и всё никак не можем вспомнить и страдаем от этого безмерно, и снова вспоминаем, забывая о тщете наших усилий. Забыв о судьбе Беллерофонта, мы вновь устремляемся на Олимп. Полёт - наше упоение. Впрочем, чьё это наше, интересно? Этих сонных мух, которые думают только о том, чтобы не зевнуть в присутствии хозяев? Разыгрывают мистерию, а получается фарс. Кто из них отважится на полёт? Не эти ли сурки, спешащие храбро попрятаться по норам? Не будь злым. Мечты о счастье обернулись игрой в счастье, и за всякую роль в этом спектакле приходится платить. Вожделение оборачивается браком. Никто не бывает наказан дважды. Боюсь, я выпил немного лишнего, или нет? Попробую-ка подняться. Нет, ничего. О скорость! Пой, моя скорость, пьяни меня, моя скорость! Полёт - вот счастье, вот озарение, и есть ли большая награда? Наш век умер бы от тоски, если бы не изобрёл цветной фотографии и кино. У каждого века своя феерия. Как там про феерию? Вечерние платья - змеиная кожа, Феерия электричества, Коснулся рукою неосторожно, Ах! Простите, ваше величество! Будем же петь жизнь даже в обители мёртвых. Принцессы кружатся в танце, взметая тончайший кашемир своих юбок, и копыта сатиров неистово отстукивают на паркетном полу жадный и пьяный ритм. Желание. Бронзовые львиные пасти на тяжёлых, начищенных ручках дверей, а за ними таинственный мир, скрытый от непосвящённых двухдюймовым дубовым щитом. Лев-властелин, охраняющий владения свои. Власть и скотство, как часто они тянут одну упряжку. Змеящийся хвост дракона, сверкающая чешуя, вечный страж укрытых сокровищ, Ладон и Фафнир, в его глазах отражения люстр, и стёкла дворцов похожи на его зрачки. Золото. Ты идёшь по дороге, невидимой для других, и непроходимые заросли колючек цепляются за края твоих одежд, и тяжело идти тебе, и плащ твой, сплетённый из нитей-нервов, весь в дырах. Так трудно бороться, так трудно избавиться от этих шипов, и не вытащить занозы, и ноет и колет она, и вот уже движется с кровью по венам, прямо к сердцу, грозя тебе аидовым пленом. Ты споришь с голосами лживых демонов, но не можешь победить их в споре, ведь говорите вы о разных вещах, и ты указуешь на солнце, а они - на монету. Разве не похожа их форма? Ты говоришь о лице, а они о маске, ты говоришь о сути, а они о названии, и не будет конца вашему спору, и упадёшь ты обессиленный и погибнешь. Или бросишься к реке забвения и будешь жадно пить её воду, и терять сознание, захлёбываясь. Но умолкни на миг, посмотри, как слабы воины блуждающего во тьме войска, нет пути им, и хватают они в смятении друг друга и спрашивают: "Где дорога? Покажи дорогу!" Но не могут они ответить друг другу, нет у них дороги, и бродят они кругами, и шипы их не служат им. Они изнемогают и падают, посмотри, как несчастны они, как они больны. Дай им мечту, и они уверуют в тебя. Создай им лик, и они возложат на его чело корону. Тот, кто властвует над ними, не властен над тобой, ведь ты победил его, твой крылатый конь - вот сила твоя, верный друг твой. Ударяет конь копытом о камень - родник светлопевучий родится. Лети же, лети свободен и бесстрашен выше, выше, выше, быстрее! К свету! К звёздам! К вершине! Прочь из царства теней...