Армия Гутэнтака

- Ну ладно, я пошла, - Вьюзова улыбнулась и протянула свою маленькую ладошку.

В ожидании ключа. Прошла тихая секунда.

- Ну ладно, Оля, - сказал он, отступая на шаг. - Я в сотый раз могу сказать, что люблю тебя. А, ладно...

Он достал из внутреннего кармана школьный мини-"браунинг", полученный год назад. Одним движением снял с предохранителя и передернул затвор, все как учили.

Выстрелил в угол. Стеклянная вазочка разлетелась вдрызг.

А затем поднял "браунинг" и выстрелил ей в голову.

Вьюзова упала на светло-серый линолеум. Слишком быстро упала. Он опустил пистолет, внимательно посмотрел. Дверца шкафа была пробита. Слишком быстро упавшая мастер Вьюзова в неудобной позе лежала на полу. Без царапин и синяков. Смотрела на него непонимающими глазами, однако без страха. Только удивление.

Она медленно поднялась, он не стал ей помогать или стрелять снова. Смотрел ей в глаза, как и минуту назад. Вьюзова присела на краешек стола. Она рассмеялась, а затем рассмеялся он, а затем она серьезно спросила:

- Неужели все так серьезно?

- Конечно, - ответил он.

Они молчали секунд пять, за окном по-прежнему гомонили.

- Иди ко мне, - нежно-требовательно сказала она, он подчинился. - Здесь и сейчас.

Она целовала его, а затем сняла пиджак со значком советника, а затем сняла остальное. А затем стемнело и пошел дождь. Никто не ломился в давно закрытую дверь, и ключ дремал в его зеленом кармане.

А затем он стоял за разваленными ларьками.

- Не плачь, глупая, - говорил Михаил Шаунов зареванной девушке. - Ну не надо, лучше улыбнись. Когда улыбаешься, ты очень красивая. А когда плачешь, то так себе.

Он пытался ее погладить, застегивал на ней зеленую курточку.

Гутэнтак стоял в стороне. С Ольгой Вьюзовой он занимался любовью раз пять, но ко Дню Империи оба поняли, что в восемнадцать лет - немало иных занятий. Она убедила его. Теперь они добрые друзья, вместе ходят на теофил и сплетничают про деяния консулов. Как ни странно, он смотрит на нее почти без желания, хотя и верит, что нет на свете никого совершенней. Ольга Вьюзова - мастер, полгода вела у третьей группы "любовь". Над левым соском у нее царапина: однажды Оля надевала золотистый значок прямо на майку.

- Извини меня, - ласково говорил Миша. - У нас, оформителей, такая мораль. Давай я дам тебе денег, а? Ты не обидишься? Сто долларов, для тебя ведь это серьезно. Как тебя зовут, наконец?

- Света, - сказал она.

- Какое изумительное имя! - воскликнул он. - Скажи, что не сердишься на меня. Ну правда, Свет. Мне больно, что я сделал тебе больно. Я ведь добрый и хороший, честное слово. Способный к дружбе и настоящей любви.

Она улыбнулась она сквозь зареванность:

- Я сержусь.

- Значит, не сердишься! - радостно заключил Миша. - Улыбка знак прощения.

Он старательно счищал грязь с ее курточки, трепал волосы и даже норовил подтянуть колготки. Носовым платком промокал распахнутые глаза, возил фиолетовой рысью по лицу и шептал ей причудливую любомуть.

Гутэнтак улыбался другу: того, как он понял, снова потянуло на добродел. С Мишей бывало, оформитель он не стойкий, временами заносит на искупить.

- Пошли отсюда, - предложил он. - А то менты придут, оштрафуют за убийство. Ты защищался, но им-то чего докажешь?

- Какие оштрафуют? - презрительно сказал Миша. - Менты-кранты, что ли? Меня оштрафует только национальная гвардия.

- Но все равно, Миш, труп-то лежит. Понятно, что убил при защите. Но те же менты настучат магистру, а это колун в карточку-5.

- Мы ведь возьмем с собой Свету? - спросил он, зная ответ.

- Свету?! - обрадовано закричал Гутэнтак. - Я сочту за честь. Ведь это красивейшее на свете создание, милейшее и к тому же умнейшее. Скажи мне, Света, а какое заведение имеет счастье тебя обучать?

- Я учусь в миру, - застенчиво сказала она.

- Ладно, Света,- по-доброму сказал Михаил Шаунов. - Во-первых, мы это знаем, а во-вторых, это простительно.

- И вам не зазорно со мной?

Вот окучили-то простоквашных, мелькнула мысль.

- Брось, Света, нам радостно и приятно.

- Вы издеваетесь? - спросило умнейшее на земле создание.

Миша с нежностью поцеловал ее в нос. Прошептал на ушко, чуть касаясь его кончиком языка:

- Нет, моя хорошая.

И с этими словами они пошли по большому городу.

Из кармана мишиного полуплаща выпало расписание, осталось лежать, мокнуть под будущими дождями и разлагаться.

9.35. Пассионарная этика.

11.10. Эстетический канон.

12.45. Принципы магии.

14.20. Правоведение.

СРЕДА

8.00. Осн

До обеда они бродили со Светой, заходили в парк, поднимались на вертухе. Притомились, сели на голубую лавку, кормили голубей и смеялись от души над прохожими. Доехали до Скатерной. Закусывали булочками с изюмом в кофе "Нагваль", запивая горячим кофе. Забрели на выставку работ художника Гагальюна. - Ну полная чушь, - признавалась Света, видя перед собой размытые цветовые пятна.

- Это не чушь, Света, - наставительно завирал Гутэнтак. - Это стиль гиперпофигизма. Чтобы в нем работать или хотя бы понимать, надо иметь большую художественную душу. Принцип прост: чем хуже, тем лучше. Но закавыка в том, что принцип "как хуже" надо проводить мастерски, а это, согласись, куда сложнее, чем рисование традиционно хороших картин.

- Никогда бы не подумала, - смешно вздыхала неученая Света.

- Учись, девушка, пока он жив, - добродушно подсмеивался Миша. - Он у нас большой художник. Вот будет мертв, ничему уже не научимся.

- А вы правда такие умные, как по телевизору?

- Ну какие же мы умные?

Они захлопнули дверь художественного салона, угодили под мелкий дождь.

- У нас так, - сказал Миша, - по четным числам мы гении, а по нечетным маньяки.

- Сегодня как раз двадцать пятое...

- А что, не чувствуется?

- Чувствуется, - смущенно сказала Света.

- У меня по-другому, - пояснил Гутэнтак. - Я-то как раз гений по нечетным. Замечаешь?

На перекрестке Скатерной и Наполеона Миша подошел к старушке в синем пальто и купил у нее зонт для Светы. Бабушка мокла и улыбалась тройной цене. Ох уж эти козлы, думала она про себя, почувствовав стиль воспитанника.

Он предложил зайти в казино, но "Эльдорадо" закрыто еще шесть часов. Света предложила ходить вдоль берега.

- Господи, как я убалдеваю с природы! - воскликнул Гутэнтак, когда они двинулись.

На берегу тремя ярусами росли деревья, желтилась трава и шел дождь. Они спустились на нижний, к самой воде. Дождь падал вовсю, капельки тарабанили о камень, поднимая мягкие круги на воде.

Гутэнтак присел на корточки.

- Бог везде, - сказал он. - Вот сейчас он в капельках дождя, завтра будет еще где-нибудь.

- В капельках - это да, - сказал Миша. - А вот насчет где-нибудь я сомневаюсь.

Кусты росли рядом с водой. Неожиданно из них выбежала серая собачонка, маленькая, лохматая. Самозабвенно залилась лаем.

- Самовыражается, - усмехнулся Миша.

- Не укусит? - спросила Света, якобы испугавшись

Гутэнтак поднялся, вальяжно подошел к собачонке. Закатал рукав, протянул руку.

- Кусай, - сказал он. - Самовыражайся.

Серая собачка взвизгнула и скрылась в кустах.

- Ты чего?! - крикнул вслед. - Кусай!

Но она не подала голос.

- А если она бешеная? - спросила Света.

- А мы какие? - усмехнулся Миша. - Если она куснет Гутэнтака, то сама заразится. И подохнет через минуту. Вот и боится, что дольше не протянет. А мы ничего, живем.

Собачка выбежала с северной стороны и затрусила вверх по ступенькам, на средний ярус. Миша по-детски забавлялся, пуляя камешки в водную гладь. Соревновался со Светой. У кого больше?

Изгибисто и вразвалочку приблизился Гутэнтак.

- Я читал в подпольной газете статью попа, - сообщил он. - Газетка хреновая, невзирая на подпольность. Знаешь, что пишет православная морда? Он посчитал по своему численнику сумму цифр в имени актуал-консула.