Доктор Бладмани

Харди, нахмурившись и потирая подбородок, вопросительно взглянул на Эллу.

— Этот Хоппи Харрингтон, — продолжал Дэнджерфилд, — достал Доктора С на расстоянии в добрых четыре мили, причем запросто. Вам наверняка покажется невероятным, что человек может дотянуться до другого человека и разделаться с ним на расстоянии в четыре мили, верно, ведь, ребята? Ведь это оооооочень длинные руки, разве не так? Причем очень сильные руки, да? Ладно, тогда открою вам еще одну, еще более страшную тайну. — Голос стал доверительным, он упал едва ли не до задушевного полушепота. — У Хоппи вообще нет ни рук, ни ног. — Тут Дэнджерфилд замолчал.

Бонни негромко заметила:

— Эндрю, скажи, это же он, да?

Обернувшись к ней, Гилл ответил:

— Конечно, дорогая. Думаю, да.

— О ком вы? — спросил Стюарт Маккончи.

Тут снова зазвучал голос из динамика. Теперь он был гораздо спокойней, но, в то же время, и куда более мрачней. Он стал ледяным и каким-то пустым. — Была сделана попытка отблагодарить мистера Харрингтона за подвиг. Правда, не слишком щедро. Пригоршня сигарет и несколько бутылок паршивого виски — если это вообще можно назвать «благодарностью». Ну, и еще несколько сбивчивых фраз, произнесенных дешевым местным политиканом. Вот и все — и это в благодарность человеку, который спас всех нас. Думаю, они решили…

Элла Харди заметила:

— Нет, это не Дэнджерфилд.

Обращаясь к Гиллу и Бонни, мистер Харди спросил:

— Кто это? Скажите же?

Бонни ответила:

— Это — Хоппи. — Гилл согласно кивнул.

— Неужели он там, — спросил Стюарт. — На спутнике?

— Не знаю, — ответила Бонни. Да и какое это имело значение? — Он взял его под свой контроль — вот что важно. «А мы-то думали, будто, уехав в Беркли, избавимся от всех проблем, — подумала она. — И что избавимся от Хоппи». — Впрочем, это меня ничуть не удивляет, — сказала она вслух. — Он готовился к этому очень давно.

— Впрочем, хватит об этом, — уже значительно более веселым тоном заявил голос из приемника. — Вы еще услышите о человеке, спасшем всех нас — я буду держать вас в курсе… старина Уолт никогда ничего не забывает. Ладно, а теперь давайте послушаем музыку. Как вы насчет настоящего кантри на пятиструнном банджо, а, ребята? Самое настоящее старинное американское кантри… «На ферме Пенни» в исполнении Пита Сигера, величайшего из исполнителей народных песен.

Последовала пауза, а потом из динамика полились звуки симфонической музыки.

Бонни задумчиво заметила:

— Видно, у Хоппи получилось не все. Остались какие-то цепи, которые он пока не контролирует.

Симфоническая музыка внезапно оборвалась. Снова наступила тишина, а потом в эфир полетело что-то, воспроизведенное на повышенной скорости. Писк и чириканье продолжались недолго и почти сразу прекратились. Бонни невольно улыбнулась. После этого, наконец, раздались звуки пятиструнного банджо.

Тяжело нынче в деревне,

Тяжело на ферме Пенни.

После вступительных аккордов банджо послышался простодушный тенор. Все пятеро по давней привычке внимательно слушали. Ведь они на протяжении целых семи лет зависели исключительно от передач Дэнджерфилда, они осознали это — радио стало буквально частью их естества, их привычной реакцией. И все же… — Бонни чувствовала, что окружающие ее люди испытывают чувство стыда и отчаяния. Никто из присутствующих до конца не понимал, что же именно произошло, лично же она ощущала лишь жалость к ним. Они снова получили своего Дэнджерфилда, и в то же время — нет; они получили лишь видимость, оболочку, но чем же это являлось по сути? Чем-то вроде какой-то нежити, вроде призрака — оно не было живым, не было осязаемым. Его можно было слышать, и, тем не менее, оно было пустым и мертвым. Оно обладало особенным качеством, как будто ледяной холод и одиночество объединились, чтобы заключить человека на спутнике в какой-то новый кокон. Оболочку, которая подгоняла живого человека под себя, и постепенно убивала его.

«Медленное убийство, постепенное уничтожение Дэнджерфилда, — размышляла Бонни, — было явно намеренным, и совершалось оно… нет, не из космоса, не откуда-то там, неизвестно откуда — нет, оно планомерно проводилось отсюда, снизу, с его родной планеты. Дэнджерфилд умер не от долгих лет одиночества; его сгубило планомерное воздействие с поверхности того самого мира, который он так старался объединить. Если бы Дэнджерфилд был в состоянии плюнуть на нас, — размышляла она, — сейчас он был бы жив. Именно в то время, когда он слушал нас, принимал наши послания, его убивали, а он и понятия об этом не имел.

Впрочем, скорее всего, он и сейчас об этом понятия не имеет, — решила она. — Скорее всего, все происходящее просто совершенно сбивает его с толку, если он только мало-мальски способен воспринимать окружающее.

— Это просто ужасно, — уныло заметил Гилл.

— Да, ужасно, — согласилась Бонни, — но неизбежно. Уж слишком он был уязвим там у себя на спутнике. Если бы этого не сделал Хоппи, то рано или поздно обязательно нашелся бы еще кто-нибудь.

— И что же нам делать? — спросил мистер Харди. — Если уж вы так уверены в этом, то, может, нам лучше…

— Ну, конечно же, — сказала Бонни, — мы уверены. Сомнений нет. А вы считаете, что мы должны послать к нему делегацию, и попросить его прекратить все это? Интересно, как бы он отреагировал на это. «Насколько близко мы вообще смогли бы подойти к этой его до боли знакомой хижине, прежде чем он бы нас уничтожил. Возможно, мы и сейчас находимся чересчур близко — даже сидя в этой комнате, — подумалось ей.

Нет, — продолжала размышлять Бонни, — ни за что на свете не стала бы к нему приближаться. Более того, по-моему, самое разумное — бежать, куда глаза глядят. Попробую уговорить Гилла, а если он не согласится, то — Стюарта, а не его, так еще кого-нибудь. Главное — не останавливаться, не оставаться подолгу на одном месте, и тогда, возможно, Хоппи меня не достанет. Сейчас я просто слишком испугана, и мне нет дела до остальных. Сейчас меня заботит лишь моя собственная участь».

— Послушай, Энди, — вслух сказала она. — Я хочу уехать.

— Хочешь сказать, из Беркли?

— Да, — кивнула она. — Вниз по побережью до Лос-Анджелеса. Я уверена, мы справимся. Мы доберемся дотуда, и будем в безопасности. Это точно.

Гилл ответил:

— Но я просто не могу уехать, дорогая. Мне нужно вернуться в Уэст-Марино. У меня же бизнес, и я не могу его так запросто бросить.

Бонни удивилась.

— Ты собираешься обратно в Уэст-Марино?

— Разумеется. А что? Не можем же мы все бросить только потому, что Хоппи выкинул дурацкую шутку. Нет, просто глупо требовать от нас такого. Думаю, и сам Хоппи, такого бы не потребовал.

— Так еще потребует, — возразила она. — Со временем он потребует всего. Я точно знаю, я просто предвижу это.

— Тогда дождемся этого, — сказал Гилл. — А пока будем заниматься своим делом. — Обернувшись к Харди и Стюарту Маккончи, он сказал: — Все, больше нет сил. Поверьте, завтра нам есть что обсудить. — Эндрю встал. — Может, все еще и образуется. Не следует впадать в отчаяние. — С этими словами, он хлопнул Стюарта по плечу. — Верно я говорю, а?

Стюарт ответил:

— Однажды мне уже довелось прятаться в подвале. Неужели снова придется пережить такое? — Он обвел взглядом присутствующих, дожидаясь ответа.

— Да, — сказала Бонни.

— Тогда я готов, — сказал он. — Но в тот раз я все же выбрался из подвала — я не остался там. И смогу выбраться еще раз. — Он тоже встал. — Гилл, можете переночевать в моей комнате. А вы, Бонни, оставайтесь с Харди.

— Да, — кивнула Элла Харди. — У нас для вас найдется местечко, миссис Келлер. А со временем найдем что-нибудь более подходящее.

— Отлично, — машинально откликнулась Бонни. — Просто прекрасно. — Она потерла глаза. «Да, хорошо бы как следует выспаться, — подумалось ей. — Это бы очень помогло. А что потом? Поживем — увидим.

Если только, — вдруг пришло ей в голову, — доживем до завтра».