Самоцветные горы (Волкодав - 5)

А ладони, составлявшие чашу, благодаря мастерству резчика ещё и принадлежали женщине, стоявшей за Братьями. Женщина обнимала и заключала Их в себя так, как материнское сердце сквозь годы обнимает и хранит выросших сыновей. Никто ещё не дерзал изобразить рядом с Близнецами Их Мать... Она тоже смотрела на Избранного Ученика, и в её глазах ему немедленно померещилась укоризна.

"Ты провинился, Хономер..."

И, уж конечно, совсем не случайно за спинами всех троих высился одетый снегами гигант - Харан Киир, прозванный Престолом Небес, а всё вместе было обрамлено зыбкими очертаниями совсем уже запредельной и непостижимой фигуры, коею мог быть единственно сам Предвечный и Нерождённый. Ему тоже до сих пор никто не пытался придать видимый облик. Но было очевидно - начни исправлять, приводить в соответствие с прежними установлениями, убери хоть что-нибудь - и от явственного дыхания чуда не останется и следа. И сделается окончательно ясно, что не образа были неправильными и не их нужно было менять... И ещё. Доколе со Старшим Младший брат разлучён, в пустых небесах порожним пребудет трон. Слова древнего пророчества Хономер помнил с самого детства. Так вот: Тервелг не позаботился украсить свою работу буквенной вязью. Что это - непростительная забывчивость?.. Ещё одно отступление от установлений?.. Но, если верить созданным им образам, небеса и небесный престол с некоторых пор отнюдь не пустовали, а значит, настало время новых пророчеств...

"Святы Мать Земля и Отец Небо, - явились неведомо откуда и запросились на уста слова небывалой молитвы. - Святы дети их, Люди. Свято всё дышащее и живое..."

Дивные образа смотрели на Хономера. Хономер, замерев, стоял на коленях и тоже смотрел, смотрел, смотрел...

Жила-поживала когда-то большая семья.

Настала пора переезда в иные края.

Когда же мешки с барахлом выносили во двор,

У взрослых с детьми разгорелся нешуточный спор.

И "против" и "за" раздавались у них голоса

Везти или нет им с собою дворового пса.

А тот, чьих зубов опасался полуночный вор,

Лежал и внимательно слушал людской разговор.

"Я стал им не нужен... Зачем притворяться живым?"

И больше не поднял с натруженных лап головы.

Спустя поколение снова настал переезд

На поиски более щедрых и солнечных мест.

И бывшие дети решали над грудой мешков

Везти или нет им с собою своих стариков.

5. Доказательство невиновности

Путь "за Челну, на кулижки", что насоветовал Оленюшке премудрый слепой Лось, оказался именно таков, каким и следовало быть пути в подобное место. А именно - далеко не прямоезжим.

И Крупец, на чьём берегу обитали гостеприимные Зайцы, и Ёль, вдоль которой, собственно, располагались обетованные кулижки, были правыми притоками великой Светыни, - текли с севера, из самого сердца бесконечных веннских лесов. Однако попасть с одной реки на другую было не так-то легко.

О том, чтобы идти туда сухим путём, "горой", как выражались венны, и речи не шло. Водоёмины* [Водоёмина - теперь мы говорим "бассейн" такой-то реки.] Крупца и Ёли ко всему прочему разделял изрядный сопочный кряж, называвшийся Камно. Этим словом венны искони обозначали всякие порубежные урочища и в особенности межи, отмеченные камнями. Так что кряжу размером со всё государство Нардар, изобилующему скальными обрывами и гольцами, оно подходило как нельзя лучше. Камно считался едва проходимым, и не просто из-за близости заповедного края у реки Ёль. Кто бывал там (а бывали немногие), те рассказывали, что и без неведомых сил, норовящих исполчиться против пришельца, запросто можно шею свернуть, а уж узлы какие с собой тащить, хоть ту же добычу, - вовсе погибель. То есть ни Шаршава, ни Оленюшка, ни молодая Заюшка никаких чащ отроду не боялись и уж кряж бы как-нибудь одолели. Но с двоими грудными детьми в такой путь отправляться только от смерти спасаясь. Зачем зря ноги стаптывать, если можно добраться на лодке?

В лесном краю река - первейшая дорога. Даже загадка есть: "По какой дороге полгода ездят, а полгода плавают?" О ней сказано, о реке. Вот только иная такая "дорога" в своём зимнем обличье гораздо покладистее, чем в летнем. И к матушке Светыни это относится в самой полной мере, какая только бывает. Если в своём нижнем течении, в землях сольвеннов, она делается степенной и годной для плавания не только по течению, но и против, - то здесь, в верховьях, её воды несутся могучей стремниной, пересечь ещё кое-как можно, но подниматься - не одолеешь ни под парусом, ни на вёслах. Разве берегом добредёшь, ведя лодку на клячах* [Кляч - здесь: толстая верёвка.]. Так ведь и берег таков, что далеко не всюду пропустит...

Крупец же припадает к Светыни гораздо ниже слияния Ёли с сестрицей Челной. Как добраться?

- А вот как, - наставлял Оленюшку Лось, много слушавший странников и оттого представлявший себе земные пути отчётливей иных зрячих. - Спуститесь по Крупцу до Светыни. Переправитесь, если дозволит...

- Уж попросим, дяденька Лось. Непременно дозволит!

- По левому берегу ещё полдня по течению вниз. Там будет волок. Не очень длинный, не бойся. Потом два озера и река. Она называется Шатун, потому что течёт сперва на север, а после на юг. По ней плывите с опаскою...

- А кого пастись-то, дяденька Лось? Чьи там земли?

- Раньше до самых западных вельхов были свободные. Теперь, лет пятнадцать уже, сегваны живут... Бежь* [Бежь - беглый народ, вынужденные переселенцы.] с какого-то острова. Худого слова не скажу, просто люди нрава неведомого, не спознались мы ещё как следует с ними, не пригляделись. Оттого на всякий случай - паситесь.

- А дальше как, дяденька?

- Дальше вас Шатун выведет до Челны, по ней спуститесь и до Ёли. А как уж там быть - на месте смекнёте.

Ко времени того разговора сородичи именовали Заюшку кузнечихой, и уже не в шутку, как поначалу. То, что она собиралась покинуть родительское гнездо, было делом неслыханным и печальным, но неизбежным, и потому приданое любимой доченьке собирали не только мать с отцом, - весь род. И самой ей, и малым Щегловнам, что полюбили сладко засыпать на руках у Шаршавы. Самого кузнеца, гордо носившего в волосах целую низочку бус, тоже славно отблагодарили за труд. Зря ли коваль-Заяц до последнего не хотел его отпускать, говоря, что так славно у него работа никогда раньше не спорилась!.. Нашлись у добрых Зайцев подарки и для Оленюшки, и не потому, что были так уж добры, а потому, что заслужила. Понапрасну ли из каждого дома ей мотками нашивали верёвки: сплети сеточку, лещей покоптим, на ярмарке с руками небось оторвут!.. Умницы-Зайки пробовали повторить, не у всех получалось, хотя она потаек не держала, показывала. Большуха же попросила Оленюшку сплести накидку на сундук, красивую, из цветного шнура. И очень ею гордилась.