Акселерандо (ЛП)

„Расскажи?“ — с сочуствием подначивает Донна. „Мы все здесь — идиопатические типы, но среди нас пока еще не было ни одного мультиплекса“.

„Зато честно, блин“. В руках Глашвитца появляется еще одна бутылка Будвайзера. „Ну, как… Вот я стою в аппартаментах в Париже и меня размазывает по стенке этот переодетый под девку жопошный коммунист Макс и его скользкая сучка, французский менеджер, а в следующий момент? Я оказываюсь на ковре перед столом моего старшего альтер-эго, и он предлагает мне контракт о трудоустройстве в качестве младшего партнера. Оказывается, прошло семнадцать лет, вся эта несусветная дурь, которую проталкивал Макс, стала обыденной бизнес-практикой, а там, в офисе, шестеро других экземпляров меня копаются в личном деле, потому что этот я Сам, который теперь старший партнер, не доверяет никому, кто с ним работает. И я снова размазан по стенке, значится…“

„Вот почему ты здесь…“ Он делает еще один огромный глоток, и Донна выжидает.

„Ага. Скажу я вам, это получше, чем работать на самого себя. Особенно в таком ключе. Знаешь, как иногда бывает — теряешься в работе? Дистанцируешься от всего? Когда тебе становится пофиг на клиентов, на самого себя… Тошно, да… но когда тебя так имеет другой ты сам, старше на полгигасекунды опыта — это как-то совсем хреново. И я решил смыться — пошел в колледж по-новой и вызубрил там закон и этику искусственного интеллекта, судебную практику выгрузок, статьи о рекурсивных правонарушениях… Потом записался волонтером и попал сюда. Тот все еще ведет ее дело, и я выяснил…“ Глашвитц пожимает плечами.

„Кто-нибудь еще из твоих дельта-личностей оспаривал положение?“ — спрашивает Донна, генерируя отражения, чтобы сфокусироваться на нем со всех сторон. Какая-то часть ее сомневается — а разумно ли это все? Глашвитц опасен. Он имеет влияние на мать Амбер; она собственной рукой подписала расширение полномочий пристава, и это намекает, что дело тут темное. Возможно, в ее настойчивых исках есть что-то большее, чем простая семейная вражда…

Лицо Глашвитца в кадре — этюд с применением перспектив. „О, одна пыталась“ — говорит он с горечью и толикой презрения (одно из отражений Донны заметило, как высокомерно дернулась щека). „Я оставил ее в апартаментах в морозильнике. Должно быть, нашли нескоро. Это не убийство — ведь я еще здесь, верно? И я не подавал жалоб о правонарушениях в отношении самого себя. Наверное. В любом случае, это был бы леворекурсивный иск, если б я такое с собой сделал“.

„Инопланетяне“ — напоминает Донна. „И испытание поединком. Каково ваше мнение на этот счет?“

Глашвитц презрительно ухмыляется. „Маленькая сучка-королева вся в отца, не так ли? Да уж, он тоже — тот еще ублюдок… Фильтр соревновательного отбора, который она поставила — зло. Если она оставит его в силе слишком надолго, он покалечит ее общество. Но он ей дает большое краткосрочное преимущество. Что там?.. Она хочет, чтобы я торговал за свою жизнь — и я не смогу выложить свой формальный иск против нее, покуда не докажу, что я эффективнее, чем ее ручной внутридневной спекулянт, этот сопляк из Марселя. Так? Но кое о чем он не знает! У меня припрятан кинжальчик. Полное разглашение…“ Он пьяным жестом поднимает бутылку. „Дело в том… Что я знаю кое-что про кошку. Эту, с коричневой „собакой“ на боку, вот. Она когда-то принадлежала старику нашей ненаглядной королевы, Манфреду, засранцу. Знаешь… Ее мамочка, Памела, манфредова бывшая, она мой клиент в этом деле. И она дала мне ключики от кошки. Ключи доступа! Ик! Я влезу котяре в мозги и вытащу оттуда чертов слой перевода, который она стырила из загашника [email protected] Вот тогда я смогу поговорить с ними без обиняков“.

Адвокат — футурошокированный, одурманенный алкоголем — в ударе. „Я выгребу оттуда все дерьмо, и разберу его по кусочкам. Ты знаешь, что будущее промышленности — это дизассемблирование?“

„Дизассемблирование?“ — спрашивает репортерша, сохраняя маску невозмутимой объективности, но не в силах оторваться и перестать с отвращением наблюдать за ним из-под маски.

„Черт дери, конечно! Вокруг творится сингулярность, а это значит — неравновесность. И когда есть неравновесность, кто-то непременно разбогатевает, разбирая то, что от нее остается. Слушай, я однажды знал этого ик… экономиста — вот кем он был. Работал на еврофедералов, латексный фетишист. Он как-то говорил мне о заводе возле Барселоны. Там была линия разборки. Конвейер… Кладешь дорогущий сервер прям в коробке на один конец. Его достают из коробки. Потом рабочие его развинчивают, выковыривают диски, память, процы, ваще все внутренности. Раскладывают по коробочкам и клеят бирки. Остальное в помойку, на фиг оно кому сдалось… Дык вот, фишка в чем? Людям нужны детальки? Нужны! А за них тогда заламывали такую цену, что стало можно покупать компы целиком и разделывать их. На части. И продавать части. Им дали премию за находчивость! А все потому, что разборка — новая волна, они уже тогда просекли!“

„Что стало с заводом?“ — спрашивает Донна, не в силах оторвать взгляд.

Глашвитц машет пустой бутылкой в сторону звездной радуги под потолком. „А, кому не пофиг? Закрылись… ик…лет десять назад. Закон Мура достиг насыщения, рынок помер. Но дизассемблирование … конвейерный каннибализм … это дорога будущего! Возьми старый актив, и вдохни в него новую жизнь. Вот увидишь, это золотые горы…“ Он ухмыляется, глаза — расфокусированы и алчны. „Вот что я сделаю с этими космоомарами. Я научусь говорить на их языке… а потом… они так и не поймут, что их свалило“.

Крохотный звездный корабль вышел на высокую орбиту и парит над мутным коричневым варевом атмосферы. Он — пылинка, мерцающая в глубоком гравитационном колодца Хендай +4904/-56 в перекрестных лучах между двух огней — пристально-сверкающего сапфирового взора двигательных лазеров Амбер, и изумрудного сумасшествия маршрутизатора, гипертороида, скрученного из странной материи. [176]

На мостике Выездного Цирка, где обычно собираются, чтобы сообща работать над закрытыми данными, в эти дни никогда не пустеет. Пьер проводит здесь все больше времени — он нашел мостик удобным местом для оттачивания своей торговой кампании и настройки арбитражных макросов. Пока Донна в баре выведывает особенности стратегии мультиплексного адвоката, Пьер в своем неоморфном обличьи — две головы и шесть рук, сверкающие жидким металлом — с нечеловеческой скоростью перебирает тензорные карты плотности, отображающие инфопотоки, что вьются вокруг голых сингулярностей маршрутизатора.

В дальней части мостика вспыхивает мерцание, и вот уже Су Ан давно была здесь. С минуту-другую она задумчиво наблюдает за ним. „Отвлечешься ненадолго?“

Пьер раздваивается и накладывается сам на себя, одно полупрозрачное отражение остается наблюдать за экраном, а второе разворачивается, скрестив руки на груди, и ждет, что скажет Су Ан.

„Я знаю, ты занят…“ начинает она, и запинается. „О. Это настолько важно?“ — спрашивает она.

„Да“. Отражения Пьера смешиваются, синхронизируясь. „Маршрутизатор… Ты знала, что от него ведут четыре кротовины? Каждая из них выдает квазитепловое излучение на 1011 кельвинов. [177] В мультиплексированном режиме. У протокола глубина — по меньшей мере одиннадцать уровней абстракции, а вероятно — больше… В синхронизующих заголовках есть признаки самоподобия. Знаешь, какая там скорость? Примерно в 1012 раз больше, чем у нашего широкополосного канала связи с домом. Но даже это, по сравнению с тем, что по ту сторону маршрутизатора…“ Он качает головами.

„Там — что-то еще большее?“

„Невообразимо большее! Эти кротовины, на самом деле — узкополосные соединения в сравнении с сознаниями, которые они соединяют“. Его аватар расплывается перед ней, будучи не в состоянии сидеть спокойно и не в состоянии надолго отвернуться от экрана. Возбуждение или восхищение? Су Ан не знает. В случае с Пьером эти две вещи могут быть не отличимы друг от друга — его легко захватывают эмоции. „Я полагаю, мы теперь в общих чертах знаем решение парадокса Ферми. Превзошедшие [178] не путешествуют, потому что им не хватает ширины полосы. Пытаться мигрировать через такую кротовину — все равно, что пытаться загрузить свое сознание в дрозофилу, если я правильно понимаю их природу. И медленнее света тоже нельзя, не возьмешь с собой достаточно компьютрония. Ну, если только…“