Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.

Найдя в заднем кармане джинсов пакет с ядовитыми стрелками, вождь передал их воинам с копьями без наконечников. Те привязали стрелки сыромятными ремнями к концам копий, а потом устроили небольшой показательный бой, играючи тыкая друг в друга оружием и с визгом отскакивая в сторону.

Из табуна выволокли крупную лосиху, быстро оседлали; вождь жестом велел Кикахе забраться на нее. Он так и сделал, и теперь сидел, ожидая дальнейшего развития событий, держась за поводья. Один из воинов, продев под брюхо животного длинный ремень, завязал его концы на голенях Кикахи. Затем караван тронулся, и старуха — единственная среди женщин — заиграла странную мелодию на сделанной из длинной кости флейте.

Ехали они примерно час, затем племя разбило лагерь — эта процедура оказалась достаточно быстрой — у канала. В то время как Кикаха сидел на животном, игнорируемый всеми, кроме своего сторожа, туземцы шумно принимали водные процедуры. Через полчаса, очевидно выждав, пока пленника жестоко искусает орда синих мух, сторож наконец развязал ремни у него на ногах. Кикаха с трудом спешился и жестом показал, что хочет напиться воды. Сторож, стройный юноша, кивнул, разрешая. Кикаха подошел к краю канала, опустился на колени и зачерпнул ладонями воду. В следующий миг он очутился в воде, сброшенный туда пинком, за его спиной раздался громкий хохот.

Кикаха поплыл назад, затем, когда ноги коснулись дна, обернулся и бросил тоскливый взгляд на противоположный берег, находившийся примерно в трехстах футах. Он мог бы добраться туда даже со связанными руками и уйти от преследователей — если бы только поблизости были лес или гора, а отнюдь не равнина примерно в две мили шириной. Верховые догонят его прежде, чем он пересечет ее.

Когда Кикаха неохотно вылез на берег, охранник встретил его какой-то незатейливой фразой, услышав которую туземцы дружно расхохотались. Наверняка замечание не было лестным — а впрочем, почему бы не узнать, что он сказал? Кикаха решил, что может приступить к урокам изучения языка прямо с этой минуты. Он показал на копье и спросил, как оно называется. Некоторое время юноша морщил лоб, пытаясь понять, чего от него хочет пленник, а затем ответил:

— Габол.

Слово габол , как оказалось, не являлось общим названием для этого рода оружия, а означало копье с наконечником, закаленным в огне. Древко, увенчанное каменным наконечником, называлось барос ; с наконечником из антилопьего рога — ява ; из львиного зуба — градос .

Позже Кикаха узнал, что у туземцев не было слова для обозначения человеческого рода. Племя просто называло себя «люди», а остальные, не принадлежавшие к нему, считались «врагами». Детей любого пола обобщали одним словом, буквально переводившимся как «несложившийся». Взрослые мужчины разделялись на воинов, убивших врага, не прошедших боевого крещения юношей и бесплодных особей мужского пола. Последний мог быть храбрецом, отправившим на тот свет не одного своего противника, но все равно оставался тайру . Если же, однако, он сумел похитить ребенка из другого племени, то переходил в разряд виру , славных воинов.

Женщины тоже распределялись на три категории, и к высшей относились те, кто имел детей. Чтобы принадлежать ко второй, бесплодная женщина должна была убить двух врагов — мужчин или женщин. Шонка — слово, когда-то называвшее мелкое животное, обозначало женщину, не имевшую детей и не пролившую вражеской крови.

* * *

Вот уже двое суток караван не спеша двигался вдоль канала к высившимся далеко впереди двум горам. Иногда его прямое русло расширялось и мелело, иногда становилось узким и глубоким, устремляясь вперед, насколько хватало глаз.

Пока племя либо разбивало лагерь, либо двигалось со скоростью около мили в час, часть мужчин и женщин помоложе отправлялась на охоту. Туземки не занимались с рассвета до сумерек хлопотами по хозяйству, рукоделием и своими отпрысками; детей воспитывали сообща, по очереди присматривая за ними, а еще мастерили копья и бумеранги. Этим круг их обязанностей и ограничивался; молодые женщины посильнее зачастую отправлялись на охоту и в набеги.

Охотники, как правило, возвращались с неплохой добычей: мясом антилоп, газелей и страусов. Однажды им удалось убить слоненка, и племя тут же направилось к туше. Пройдя две мили, туземцы устроили привал, чтобы как следует насытиться сырым мясом, пока животы у всех заметно не округлились.

Помимо мяса, туземцы употребляли в пищу фрукты и орехи с деревьев. Охотники занимали позицию за пределами досягаемости щупалец или стрелок и сбивали плоды бумерангами.

На обучение основам языка Кикахе потребовалось больше недели. Словарь нельзя было назвать богатым, но оттенки значения, передаваемые большей частью едва различавшимися гласными звуками, поначалу ставили его слух в тупик. К тому же в предложении последний согласный в слове мог изменяться начальным согласным последующего слова. Кикаха пытался найти какие-либо аналогии с известными ему языками. Например, используемый для верховой езды лось назывался хикву . Не могло ли это слово находиться в родстве с древнелатинским эквус , а также с греческим гиппос ? С какой стати их далеким предкам пришло в голову назвать так лося? Разумеется, хикву больше других животных напоминал коня.

Кроме занятий языком, Кикаха, когда находился в седле, занимался поисками следов своих спутников, прежде всего Ананы. Пока у него не хватало словарного запаса, чтобы расспросить кого-то, не видал ли тот бледных чужаков вроде него или чернокожего.

На десятый день горы, казавшиеся постоянной чертой местности, остались позади. Перед ними за широкой равниной лежал океан. Кикаха чуть не закричал от радости: росшие повсюду деревья почти не отличались от сосен, дубов, тополей, яблонь и так далее — никаких щупальцев, дротиков и прочих «украшений» и «приспособлений».

Первый пришедший ему в голову вопрос был таков: если эта земля не подвержена изменениям, то почему племя не обосновалось здесь? Кикаха спросил об этом Люкио, нравившуюся ему молодую женщину, но услышал в ответ нечто непонятное от заметно побледневшей красавицы:

— Мы пришли слишком рано. Гнев Владыки еще не остыл.

Как бы в подтверждение ее словам, в этот миг ударила молния. Дерево в двухстах футах от них раскололось пополам, и одна половина рухнула на землю, а другая осталась стоять.

Вождь выкрикнул приказ возвращаться за горы, но отступление уже превращалось в паническое бегство. Лоси шарахались в стороны, всадники лихорадочно пытались их обуздать, волокуши подскакивали на кочках, теряя груз. Кикаха и Люкио скоро остались вдвоем — точнее, втроем: под деревом неподалеку от них плакала девочка лет шести. Очевидно, напуганные животные унесли сидевших верхом ее родителей.

Несмотря на связанные запястья, Кикаха изловчился и подхватил девочку на руки. Испуганный ребенок при-i жался к нему, уткнувшись грязным личиком в плечо. Кикаха торопливо зашагал со своей ношей, в то время как Люкио бежала впереди него. Опять гром, следующий удар молнии, который едва не ослепил его. Кикаха мрачно выругался — впервые в жизни его застигла такая сильная гроза. И все же, несмотря на опасность, она давала ему шанс убежать — если бы не ребенок...

На его голову обрушились потоки дождя, и Кикаха, пригнувшись, ускорил шаг. При ослепительных вспышках молний он видел, с какой скоростью неслась впереди него подгоняемая страхом Люкио. Даже без ноши и находясь в своей лучшей физической форме, он едва ли мог догонать эту женщину, летевшую вперед словно на олимпийской дистанции.

Неожиданно Люкио поскользнулась и упала, затем, проехав по мокрой траве несколько футов, снова вскочила на ноги. В ту же минуту раздался оглушительный треск, и несколько секунд Кикаха ничего не видел — вспышка молнии буквально ослепила его. А когда зрение вернулось к нему, то для Люкио уже все было кончено, от ее неподвижного тела исходил сильный запах горелого мяса.