Колония

И еще тот из посольства сказал, что управляющий, судя по всему, из местной конторы. А я вспомнил, как в Швеции, в доме напротив торгпредства сидел старик у раскрытых настежь окон с биноклями и подзорной трубой и в открытую учитывал, сколько вышло из ворот, а сколько вернулось. Сложнее всего старику пришлось, когда все женщины торгпредства отоварились на сейле-распродаже леопардовыми платьями и все разом их надели. Сколько леопардих ушло, а сколько вернулось? Нелегкая у них работа, у "конторщиков". Неужели и у них, как у нас?

И они со своим свободным рынком касаются в темноте шелковой кожи спящей змеи?

Глава тридцать четвертая

Жизнь на втором году нашего пребывания текла ровнее и привычнее, чем по первоначалу. Мы уже нагляделись на экзотику, вошли во вкус местной кухни и могли позволить себе зайти в ресторанчик, тем не менее откладывая ежемесячно кроши, которые и обменивали по мере накопления на "березовые чеки".

Завязались отношения с Барсуковым, который в домашних условиях, в отличие от стойки "Аэрофлота", оказался добродушным и свойским. Он-то и пригласил на прием, который устраивала местная авиакомпания. У входа в банкетный зал нам дали по какому-то билетику. Оказалось, что в приеме участвовали представительства всех авиакомпаний и "Эйр-Франс" кормила французским луковым супом, "Джапан Эйрлайнз" - сырой рыбой, а "Аэрофлот" - русскими пельменями. Мы разбрелись по столам с различной кухней и советовали друг другу, что бы такое испробовать, а что не трогать ни в коем случае.

В конце приема организаторы вечера подошли к микрофону и объявили, что входные билетики - это лотерея. Вынесли барабан, стюардесса в форме местной авиакомпании - в мини-платье и шароварчиках и вытащила номер, но никто на него не откликнулся.

Стюардесса вытащила еще шарик...

- Мой номер, - растерянно сказала Лена. - Что делать?

- Иди, получай приз, - посоветовал я. - Может и подарят какую-нибудь куклу.

Алена прошла сквозь пеструю толпу на сцену, устроитель проверил ее билетик и торжественно объявил, что мадам выиграла два бесплатных авиабилета до Сингапура и обратно. В любое удобное для нее время. С кем она пожелает.

Зал зааплодировал, замелькали блицы фотокорреспондентов и Елена вернулась, пунцовая от смущения.

- Кого с собой возьмешь? - усмехаясь, спросил Барсуков.

- А что, можно? - загорелись глаза у Ленки.

- К торгпреду надо идти... - сказал я.

Торгпред не разрешил, да еще отчитал, хватит с тебя Индии, ты почему без моего ведома на прием ходил, смотри, вот на первых полосах утренних газет фото и анонсы, что советские летят, это же рекламная шумиха специально создана, потому что местными самолетами никто не летают, бьются они часто, а вас в полете и в Сингапуре нащелкают и буклет издадут, по всем авиалиниям его рассуют, не дай бог, наше начальство увидит и пошла писать губерния - а с чьего это позволения?

Я уже и не знал, как оправдываться, и думал о том, что улыбка Удачи светит в цивилизованном мире, а для нас - она, как оскал Несчастья.

Опять созрели красные увесистые плоды "смерть европейца", и снова пришла жара. Но то ли сказывалась акклиматизация, то ли психологически готовые, но мы уже переносили ее легче, сами приговаривая командированным то же, чем и нас утешали в прошлом году:

- Это еще совсем не жарко. Настоящая жара еще не наступила.

Приезжали из Союза и по службе и в качестве туристов. Мы привычно водили гостей по местным достопримечательностям, таскались с ними по магазинам, помогая отовариться и поторговаться. Удачная сделка приводила к тому, что у гостей оставалась наличность и они мучались, не зная, как ей распорядиться - и это надо, и это. Я не припомню ни одного визитера, который был необаятельным или неприятным - каждый источал радушие, оставлял свой адрес в Союзе, обещал, в свою очередь, сделать и для нас все возможное и невозможное. В девяносто пяти процентах обещания не выполнялись. Это еще раз подтвердил наш второй отпуск.

Мы улетали и, спасибо Барсукову, протащили в ручной клади чуть ли не больше, чем в основном багаже. Учтя опыт первого от пуска, уже не устраивали широких застолий со всем кругом родных и друзей, а ограничились необходимыми визитами.

Жили опять впятером - Юля категорически заявила, что мы теперь в состоянии вступить в валютный жилищный кооператив.

С глаз долой - из сердца вон. Верная, к сожалению, поговорка. Все мои походы по издательствам и редакциям, где лежали без движения рукописи моих стихов и рассказов, кончились неудачей. Редакторы с удовольствием принимали сувениры и только.

Один из них побывал в туристической поездке в нашей стране, где мы кормили его досыта, поили допьяна и одарили, как московский князь крымского хана. Там он клялся и божился, что протолкнет рукопись, здесь же отводил глаза в сторону и валил все на перестройку.

Москва показалась озабоченной, но не мрачной - выплачивались щедрые премиальные, заработал денежный печатный станок, опустели и без того скудные полки промтоварных магазинов, плодились, как грибы, кооперативы, все ярче светило солнце гласности.

Это был год сенсационных публикаций. То, что буквально еще вчера казалось смелым и пугающе откровенным, запрещенным и невозможным, сегодня издавалось массовыми тиражами, газеты и толстые журналы читались от корки до корки. Сказано, что платье очищается водой, интеллект - знанием, душа - молитвой, а воля - правдой. О разительных происшедших переменах в свободе Слова можно было судить по раскладке книг на пластмассовом столике в любом подземном переходе - если раньше бестселлером считалась повесть о советских разведчиках в джунглях капитализма, то теперь - роман о генеральном секретаре и вожде народов, о партийно-репрессивной логике кремлевского тирана. Потрясающие душу рассказы и документы о тюрьмах, ссылках, расстрелах, лагерях, "Ювенильное море" и "Чевенгур" Андрея Платонова вызывали кровотечение мысли и высвечивали тьму социалистической бездны, где за раскрашенным фасадом царит мерзость и духовное запустение.

Напеченные вдосталь жарой, мы уехали в Палангу, достав путевки за связку аметистовых бус, отдышались прохладой и улетели назад, попав в сезон дождей.