Вариант "Ангола" (СИ)

Конвоиры не давали нам переговариваться друг с другом, да и сами языками не чесали. Может быть, поэтому Володька и услышал этот странный звук. Я же в тот момент был слишком поглощен изучением окружающего ландшафта.

Володька ускорил шаги, и толкнул меня плечом:

– Слышишь?

– А? Что?

– Говорю – шум слышишь?

В самом деле – где-то выше по течению реки, скрывающейся за холмом, рождался едва слышный гул.

– Понимаешь, что это? – прошептал Володька.

Я пожал плечами.

– Водопад?

– Или гидроэлектростанция, – блеснул глазами Вейхштейн.

У меня перехватило дыхание. Я сразу вспомнил слова Стерлигова о том, что прииск полностью обеспечивается энергией с собственной гидроэлектростанции. Раз здесь ГЭС – значит, есть плотина, хоть и небольшая. Ну а раз есть плотина…

Черт, похоже Володька прав!

Но если это прииск… значит… значит, это все-таки наши?

Или те, кто захватил прииск, а теперь и нас.

Черт! Куда ни кинь, все клин.

– Слушайте, как вас… Степан Семенович, – я повернулся к седому конвоиру. – Это и есть алмазный прииск?

Тот продолжал шагать, словно и не слышал вопроса. Разве что его напарник скользнул по мне равнодушным взглядом, да передвинул автомат на грудь.

Да какого черта! Я загородил дорогу седому:

– Я спрашиваю, это…

В следующее мгновение я упал навзничь – едва заметным движением седой сбил меня с ног. Странно, но это даже не было больно: просто земля в один миг ушла из-под ног, а удар спиной вышиб из легких воздух.

– Я же говорил – никаких вопросов… А вы, ребята, не дергайтесь – а то мигом в пузе лишних дырок наковыряю.

И Вейхштейн, и Данилов смотрели на него исподлобья: желваки на скулах играют, плечи напряжены, не иначе, веревки на прочность испытывают. Но два автомата, направленные в лоб – аргумент серьезный.

– Ты как, нормально? – Вейхштейн подошел ко мне.

– Да ничего…, – я с трудом поднялся на ноги.

Седой посмотрел на солнце, давно прошедшее зенит, и сказал, как ни в чем не бывало:

– А ну-ка, давайте шибче. Вечереет уже. Да и осталось тут три шага…

Идти и в самом деле оказалось недолго – полчаса мы топали по колее, а потом за густыми зарослями кустарника, обрамляющими подножие холмов, обнаружились ворота из проржавевшей металлической сетки на деревянных рамах. На одной половинке ворот болтался вылинявший деревянный кружок дорожного знака – самый обычный "кирпич" – а в обе стороны от ворот уходил забор: деревянные столбы, проволочная сетка. По верху забора тянулась спираль из колючей проволоки. По углам – там, где забор упирался в крутые склоны холмов – поднимались сторожевые вышки: ни дать, ни взять, треножники уэллсовских марсиан, только деревянные.

– Черт, забыл! – седой хлопнул себя по лбу. – Миша, тряпки давай!

– Какие?

– Какие… глаза им завязать, вот какие.

– Степан Семеныч, да зачем? Они ж уже все видели…

– Повыступай еще…

Похоже, седой злился на себя за забывчивость.

Нам завязали глаза – довольно плотно, так что не стоило и надеяться что-нибудь разглядеть через щелочку в повязке.

Потом скрипнули ворота, и нас быстро повели, подталкивая автоматными стволами в спину – сначала вперед, потом мы резко взяли вправо, потом влево… Я автоматически считал шаги: после ворот семьдесят шесть шагов по прямой, тридцать вправо, пятнадцать влево… Похоже, мы прошли мимо каких-то зданий: воспаленная от загара кожа почувствовала исчезновение солнце.

Потом лязгнул замок, и нас втолкнули в какое-то помещение.

Дверь захлопнулась. Слышно было, как в замке провернулся ключ.

Минуту царила тишина – только Данилов выругался, врезавшись во что-то коленом. А потом мы почти одновременно содрали с глаз повязки. Впрочем, особой разницы поначалу никто не заметил: в пещере – а это оказалась именно пещера с холодными, чуть-чуть влажными стенами – было темно. Но постепенно глаза привыкли, и я смог различить в темноте штабеля ящиков.

Мы быстро распутали друг другу руки. Пришлось поработать и зубами: узлы были затянуты на совесть. Потом мы осторожно, на ощупь, исследовали пещеру: два десятка метров глубиной и с десяток метров шириной, она была сплошь заставлена ящиками и коробками разных размеров. Маркировки обнаружить не удалось – то ли она отсутствовала вовсе, то ли мы просто ничего не могли разобрать в темноте. Ясно было одно: в этих ящиках вряд ли найдется что-либо, что можно использовать как оружие, потому что пленников рядом с оружием поместил бы лишь круглый дурак, а седой таковым не выглядел. А вот в глубине пещеры, вполне возможно, что-то подобное имелось: только заполучить это "что-то" мы не могли, потому как мешала массивная решетка, делившая пещеру на две части. Что было там, за решеткой? Напрягая зрение, мы могли разобрать только какие-то массивные предметы, больше всего похожие на несгораемые шкафы, а рядом с ними вновь штабеля ящиков – длинных, плоских.

– Ну, что будем делать? – негромко спросил Вейхштейн.

– А что делать… Остается только ждать, – также негромко ответил я. – И надеяться, что это все-таки наш прииск и наши люди.

– Какие ж они наши, – фыркнул Данилов. – Разве б наши такое устроили? Что ж они своих повязали, да за решетку упекли?

– Ты подумай, – сказал Вейхштейн, – поставь себя на их место. Они тут остались одни, больше года никакого контакта с родиной… Война идет. А тут появляются трое каких-то оборванцев неизвестно откуда, и… и говорят, что идут как раз на их прииск.

Я залился краской. Хорошо хоть, в темноте этого не видно! "Говорят"… Да не "говорят", а "говорит". Перетрусил, как второклассник…

– Так что правильно они все делают… Кто знает, кто мы такие? – закончил мысль Вейхштейн.

– Ну… может, и правильно…, – прогудел Данилов. – Только… мы ж сюда еле добрались, а нас мордой об стол…

Снова лязгнул замок, и раздался знакомый голос седого:

– Слышь, геолог… Давай-ка на выход.

Неприятный холодок внизу живота. Вот выведут сейчас, поставят лицом к стенке, и влепят пулю в затылок. Ерунда, конечно, хотели бы убить, давно бы убили, но все равно страшно.

Я вышел из пещеры, и сразу же зажмурился от ослепительного света.