Блокада. Трилогия

Гегель усмехнулся про себя. Любому другому такое оскорбление не сошло бы с рук — но обижаться или гневаться на выжившего из ума старика было нелепо.

— Прошу простить меня, господин Вайстор, — покаянно склонил голову Хирт. — Это моя вина. Оберштурмбаннфюрер ничего не знал об Обряде…

— Зачем же вы тогда его сюда притащили? — подозрительно осведомился Вилигут.

— Я хотел продемонстрировать ему, с какими силами имеет дело наше Общество, — продолжал каяться Хирт. — Видите ли, господин Вайстор, задание, полученное оберштурмбаннфюрером, имеет непосредственное отношение к нашим изысканиям…

— И что с того? — громыхнул седовласый.

— Я полагал, что если господин Гегель своими глазами увидит нисхождение теней, это изменит его отношение к Аненербе…

Хирт замолчал, глядя в пол. Карл Мария Вилигут тяжело дышал, крылья его массивного носа широко раздувались.

— Проваливайте оба! — заорал он, наконец. — Жалкие профаны! В следующий раз я прикажу Гансу стрелять в каждого, кто посмеет приблизиться к Черной Лестнице! Прочь с глаз моих, недоумки!

Он запрокинул голову и уставился на медленно таявшее под куполом темное облачко.

— Пойдемте, — потянул Гегеля за рукав Хирт. — Нам лучше покинуть подземелье.

Гегель не стал спорить.

Обратный путь проходил в молчании, хотя теперь необходимости соблюдать тишину уже не было.

— Я полагал, старик давно ушел на покой, — заговорил Гегель, когда они добрались до середины лестницы. Хирт кашлянул.

— Его вернули. Речь не об официальном восстановлении в звании, как вы понимаете. Но Вайстору позволили работать по… некробиотической тематике.

— Вызывать духов? — хмыкнул Гегель.

— Это не спиритизм, — возразил Хирт. — Он занимается настоящим воскрешением. Тем, про которое сказано в Писании.

Голос его звучал сдавленно — видимо, нетренированному доктору было сложно одновременно говорить и подниматься по крутой лестнице.

— Вы хотите сказать, что все эти кости…

— Конечно! Это останки воинов-херусков, победителей римлян, раскопанные Вайстором в Тевтобургском лесу и в Шварцвальде. Великий Обряд должен был воссоединить тела и души погибших героев.

— И мы все испортили? — с иронией спросил Эрвин. — Теперь я понимаю, почему старик так разбушевался…

Хирт, поднимавшийся по ступеням впереди него, остановился так внезапно, что Гегель едва не врезался ему в спину.

— По правде говоря, — пробормотал он, отдышавшись, — у Вайстора могло бы не получиться и без нашего вмешательства. Великий Обряд — страшно сложная процедура. Вайстор работает над ней уже второй год…

— И как успехи?

Хирт засопел.

— Понимаю, оберштурмбаннфюрер, вы скептически относитесь к возможности воскрешения давно умерших героев… Но если я докажу вам, что это не выдумка?

Гегель пожал плечами.

— Попробуйте. Правда, я все равно не понимаю, какое отношение это имеет к русскому ученому из Ленинграда.

— Все в мире взаимосвязано, — глубокомысленно изрек Хирт.

— За несколько дней до войны русские вскрыли могилу Тамерлана в Самарканде. Слышали об этом?

— Нет, — покачал головой Гегель. — Я не слишком интересуюсь археологией.

— Напрасно. Существует легенда о том, что могилу Тамерлана трогать нельзя — иначе, мол, начнется большая война. Но русские со своим коммунистическим материализмом, конечно же, не поверили в эту легенду. В результате у них появилась прекрасная возможность убедиться, что не все в мире можно объяснить марксистской теорией…

— Только не говорите мне, что фюрер отдал приказ о наступлении из-за того, что был потревожен прах Тамерлана.

Хирт усмехнулся.

— Конечно же, нет! Война началась бы в любом случае, хотя совпадение, согласитесь, любопытное. Но зачем русским понадобилось вскрывать могилу Железного Хромца?

— И зачем?

— Они кое-что искали там. Еще в 1925 году один наш соотечественник, инженер, работавший по контракту с большевиками в Самарканде, проводил в мавзолее Гур-Эмир исследования магнитных полей. Он обнаружил над могилой Тамерлана возмущения магнитных линий, и предположил, что в гробнице находятся сотни килограммов металла. Однако сама гробница была не такой уж и большой. Инженер предположил, что Тамерлан похоронен в железном гробу. Но когда русские вскрыли могилу, никакого металлического саркофага там не оказалось…

Они, наконец, преодолели последние ступеньки лестницы и очутились в низком сводчатом коридоре. Хирт щелкнул зажигалкой и вынул из пристенного кольца обернутый паклей факел.

— У вас здесь нет электричества? — спросил Гегель.

— Отчего же? Просто электромагнитное излучение негативно влияет на концентрацию Од.

— Концентрацию чего?

— Од. Это невидимая жизненная энергия, разлитая в пространстве. Индуисты называют ее праной, но Вайстор полагает, что «Од» — более правильный термин. Нордический!

Хирт сделал приглашающий жест.

— Пойдемте, я покажу вам… Великий Обряд, в сущности, это концентрация силы Од и вливание ее в органические останки. Чем чище Од, тем больше вероятность того, что органика начнет восстанавливаться.

— Кости оденутся плотью?

— Мыслите верно. На этом этапе больших сложностей не возникает. Нам удалось восстановить тела трех древних германцев и одного римлянина из легиона Вара. Самая большая проблема — вернуть в ожившее тело душу. Именно над этим и бьется сейчас Вайстор.

«А он, похоже, не притворяется, — с удивлением подумал Гегель. — Искренне верит во всю эту чушь… Интересно, сколько средств выделяет на некромантские забавы рейхсфюрер?»

— Восстановленное тело может функционировать неограниченное количество времени, — продолжал, между тем, Хирт. — Оно ест, пьет, отправляет естественные надобности, реагирует на болевые раздражители, но никакого сознания в нем нет и в помине. Для того, чтобы произошло полноценное воскрешение, необходимо соединить тело с покинувшей его душой и — самое главное! — удержать ее там.

Он остановился перед массивной дверью из черного дуба и принялся греметь ключами.

— Сейчас вы все увидите своими глазами, оберштурмбаннфюрер…

За дверью оказалась обычная университетская лаборатория — со стеклянными шкафчиками, металлическими столиками на колесах, вытяжными коробами и буграми зачехленных приборов. Никаких факелов на стенах здесь уже не было, и Хирту пришлось все-таки зажечь электрический свет.

— Это моя епархия, — сказал он важно. — Здесь я стараюсь методами науки улучшить результаты, полученные Вайстором.

Морщась от яркого света, Гегель вытащил из кармана темные очки и надел их.

— Глаза болят, — пояснил он Хирту. — Повредил зрение на Восточном фронте.

На Восточном фронте Гегель никогда не был — не считать же фронтом благополучную, утопающую в вишневых садах, Винницу. Надеть темные очки посоветовал ему хитрец Шелленберг.

— Доктор Хирт курирует в «Аненербе» исследования, связанные с человеческой психикой, — сказал он. — Гипноз, транс, медитации, наркотики… За самого доктора не поручусь, но знаю, что у него в штате есть пара сильных гипнотизеров. На всякий случай старайтесь не встречаться с ним взглядом, а при разговоре с глазу на глаз лучше всего нацепите темные очки.

Теперь лаборатория казалась Гегелю довольно зловещей.

Хирт прошел вглубь помещения и, обернувшись, поманил оберштурмбаннфюрера за собой.

— Вот, взгляните, — он указал на накрытый зеленым армейским брезентом ящик, стоявший на металлических подпорках.

— Это наш самый удачный на данный момент образец. Римский легионер эпохи Октавиана Августа. Убит при разгроме легионов Вара воинами Арминия. Останки, в довольно неплохом состоянии, были найдены в Тевтобургском лесу.

Театральным жестом Хирт скинул с ящика брезент. Гегель, ожидавший увидеть очередную кучу гниющих костей, брезгливо отстранился.

Ящик был сделан из хромированной стали. Толстый кабель в черной оплетке соединял его с негромко гудевшим трансформатором. Крышка у ящика была прозрачная, из дюймового армированного стекла.