Миры империума(сборник фантастических романов)

Лафайет вздохнул и поднялся с кресла, глядя в окно. Там, внизу, в садах дворца, готовилось нечто вроде послеполуденного чая. "Или, по крайней мере, все уже закончилось", — внезапно подумал он, потому что не было слышно ни болтовни, ни смеха, замолкших несколько минут назад, а лужайки и тропки были почти пустынны. Несколько задержавшихся гостей направлялось к воротам, одинокий дворецкий торопился на кухню с подносом пустых чашек, тарелок и смятых салфеток. Служанка в короткой юбке, из-под которой торчала пара неплохих ножек, стряхивала крошки с мраморного стола у фонтана. При виде ее несколько открытого наряда Лафайет почувствовал укол ностальгии. Если он чуть расфокусирует свое зрение, то можно представить себе, что это Дафна, такая, какой он увидел ее впервые. "Как-то раньше все было веселее, ярче, проще", — меланхолически подумал он. Конечно, были и свои неприятности в те времена: старый король Горубль очень уж хотел отрубить ему голову, у Лода-великана были похожие намерения, да и к тому же еще эта история с драконом, не говоря уже о запутанных проблемах графа Алана и Красного Быка.

Но сейчас Лод и дракон были мертвы — плохой дракон, конечно. Любимец Лафайета игуанодон жил вполне счастливой жизнью в стойле, переделанном из бывшего порохового склада, съедая свою обычную порцию из двенадцати стогов свежей соломы ежедневно. Алан был женат на Адоранне и был вполне лицеприятен, после того, как ему уже не надо было ревновать. А Красный Бык опубликовал свои мемуары и после этого стал настоятелем маленькой гостиницы на окраине столицы, которую он назвал "Одноглазый мужчина". Что же касается Го-рубля, вообще не было известно, куда он делся с тех самых пор, как его вышвырнули из этого измерения. Дафна была все той же неглупой и очаровательной женщиной, что и всегда. То, что она из служанок стала графиней, не вскружило ей голову, но что-то с некоторых пор она почти все время проводила в светских развлечениях и веселых забавах. Не то, чтобы он действительно хотел, чтобы он был объявлен преступником вне закона, а она была дворцовой служанкой, бескорыстно любившей его, но…

Да, в последнее время ничего особенного не происходило, да и неособенного тоже — разве что обычный веселый ужин, как, например, сегодня вечером. Лафайет опять вздохнул. Как приятно было бы просто посидеть с Дафной в каком-нибудь кабачке тет-а-тет, и чтобы играла музыка.

Он тряхнул головой, как бы избавляясь от наваждения. В Артезии не было кабачков, не было музыки. Здесь были только таверны, которые назывались гостиницами, где можно было выпить кружку пива, съесть сочный кусок свежего мяса и посидеть при дымном свете высоких свечей. Кстати, почему бы им и не пообедать в одной из них? Не так уж обязательно было участвовать им еще в одном роскошном дворцовом пиршестве?

Внезапно возбужденный этой мыслью, Лафайет пошел к двери, зашел в другую комнату, открыл шкаф, ослепивший его нарядами, схватил куртку вишневого цвета с серебряными пуговицами. Не то, чтобы она ему была нужна по погоде, но этикет этого требовал. Если он появится на людях в рубашке с короткими рукавами, на него будут смотреть, Дафна расстроится, Адоранна поднимет свою идеально натянутую бровь…

"Вот к чему бы все это привело", — подумал Лафайет, натягивая куртку на ходу и спеша через зал. Рутина. Скучные формальности. О, боги, а разве не этого он хотел, мечтая избавиться от жизни мелкого торговца в Штатах, по крайней мере, географически, напомнил он себе. Артезия была расположена на том же месте на карте, что и Колби Корнерс. Просто он был в другом измерении, где предполагалась другая жизнь.

Но что это за жизнь была у него в последнее время? Королевский бал, королевская охота, королевская регата. Нескончаемые блестящие праздники, в которых участвовало блестящее общество, которое вело блестящие разговоры…

Ну и что? Что в этом было плохого? Разве не об этом он мечтал в снимаемой им комнатенке, открывая очередную коробку сардин на очередной ужин?

"Об этом", — признался он себе. И все же… все же ему было скучно…

Скучно. В Артезии, земле его мечты. Скучно.

— Но… это же бессмыслица! — воскликнул он вслух, спускаясь по широкой спиральной лестнице в Гранд Зал, увешанный зеркалами в золотых рамах. — У меня есть все, о чем я мечтал, а то, чего у меня нет, — стоит только приказать, как тут же будет. Дафна нежна, как маленькая пташка, не женщина, а мечта мужчины; я могу выбрать себе любого скакуна в королевских конюшнях, не говоря уже о Динии; в моем гардеробе двести костюмов, каждый вечер дается банкет… и…

Он шел по черно-красному гранитному полу, и его шаги отдавались эхом, и у него возникло внезапное чувство усталости при мысли о завтрашнем банкете, еще одном банкете, еще об одном дне ничегонеделания.

— Но чего, в конце концов, я хочу? — громко потребовал он вслух сам от себя, проходя мимо своих отражений в высоких зеркалах. — Ведь работаешь, как собака, только для того, чтобы заработать деньги, которые дадут возможность делать то, что захочешь. А я уже делаю то, что мне хочется.

Он искоса посмотрел на свое вишневое и пурпурное с позолотой отражение.

— Разве нет?

— Мы уедем отсюда, — бормотал он, торопливо идя по саду. — В горы или куда-нибудь в пустыню. Или на берег моря. Могу поспорить, что Дафне никогда не приходилось купаться в лунном свете голой. По крайней мере, не со мной. И мы возьмем с собой немного съестного и сами будем готовить, ловить рыбу, смотреть на птичек, заниматься ботаническими исследованиями и…

Он остановился у широкой террасы, глядя на зелень снизу, пытаясь отыскать глазами изящную фигурку Дафны. Последний из гостей вышел в ворота, исчез дворецкий. Один престарелый садовник ковырялся в дальнем углу сада.

Лафайет замедлил шаг и пошел по тропинке, почти не замечая одуряющего запаха герани, ленивого жужжания пчел, мягких вздохов ветерка по красиво подстриженным верхушкам деревьев. Его энтузиазм постепенно сменился апатией. Что хорошего в том, чтобы куда-нибудь уезжать? Он останется тем же самым Лафайетом О'Лири, а Дафна — той же девушкой, что и здесь. Возможно, после первой новизны он начнет скучать о своем удобном кресле и доверху набитом холодильнике, а Дафна начнет переживать по поводу своей прически и задумываться, что происходит во дворце во время ее отсутствия. А потом их будут кусать насекомые, они будут обгорать на горячем солнце и мерзнуть по ночам, есть подгоревшую пищу, да еще куча всяких неудобств, от которых он так отвык.

На мгновение в конце тропинки показалась высокая фигура: граф Алан куда-то торопился. Лафайет позвал его, но когда он подошел к перекрестку, там уже никого не было. Он повернулся обратно, теперь уже в совершенно подавленном настроении, как он сам подумал. Впервые за три года у него возникло то же самое чувство, что и в Колби Корнерс, когда он шел вечером прогуляться вокруг городского квартала и смотрел на желтые фонари в темноте, думая о вещах, которые ему когда-нибудь удастся сделать…

Лафайет выпрямился. Он вел себя, как мальчик. Ему повезло больше всех в мире — в любом мире — и ему только и оставалось, что наслаждаться всем этим. К чему рубить сук, на котором сидишь? Обед был через час. Он пойдет на него, как всегда, и будет слушать застольную беседу, тоже как всегда. Правда, пока его еще не тянуло возвратиться во дворец — вряд ли из него получится прямо сейчас блестящий собеседник. Лучше ему некоторое время посидеть на любимой мраморной скамейке, прочитать страничку-другую текущего выпуска "Популярного волшебства" и настроить себя на нужный лад для веселой и остроумной беседы за обеденным столом. Только надо не забыть сказать Дафне, как потрясающе она выглядит в ее артезианском наряде по последней моде, а после обеда они смоются в их спальню и…

Теперь, когда он подумал об этом, ему пришло в голову, что давно уже он не нашептывал подобных предложений в нежные ушки Дафны. Он был слишком занят своим вином и своими разговорами, а Дафна, конечно, была вполне довольна тем, что сидела с другими высокопоставленными женами, обсуждая их рукоделие или что там обычно обсуждают леди, в то время как джентльмены глушат бренди, курят сигары и обмениваются неприличными анекдотами.