Миры Клиффорда Саймака. Книга 15

Он думал тогда, что умрет в этой комнате, за столом или в кресле, прошитый пулями охранников, когда дверь наконец не выдержит и сорвется с петель.

Другой способ… Он должен был существовать, но его не было. Остался только один способ — горький плод семивекового сидения в углу со сложенными на коленях ладонями и ядовитыми замыслами в мозгу. Блейн поднял трубку с рычага и, держа ее в руке, взглянул на Римера.

— Как вам удалось? — спросил он. — Как вы переманили на свою сторону роботов? И зачем вы сделали это, Джон?

— Гиси мертв, — ответил Ример, — и Фаррис тоже мертв. Никто пока их не сменил, их должности вакантны. Иерархическая цепочка, друг мой. Бизнес–агент, Охрана, Архив — вы сейчас самый большой начальник. В сущности, после смерти Фарриса вы стали главой Сновидений.

— О Господи, — сказал Блейн.

— Роботы — верные ребята, — продолжал Ример. — Они преданы не какому‑то конкретному человеку или отделу. В них заложена преданность гильдии Сновидений. А вы, друг мой, сейчас и есть эта гильдия. Не знаю, надолго ли, но пока что вы полновластный хозяин Сновидений.

Почти бесконечную минуту они молча смотрели друг на друга.

— Вы в своем праве, — сказал наконец Ример. — Давайте, звоните.

«Вот почему охранники были так уверены, что я вернусь», — мелькнуло в голове у Блейна.

Отсюда и заграждение на дороге — возможно, даже не на одной дороге, а на всех шоссе, ведущих к Центру. Чтобы не дать ему вернуться до того, как назначат нового шефа.

«Мог бы и сам догадаться, — подумал Блейн. — Я же практически все это знал… Не далее как вчера днем я подумал о том, что стал теперь третьим человеком в иерархии Центра…»

— …назовите, пожалуйста, номер. Назовите, пожалуйста, номер, — донесся до него голос оператора. — Будьте добры, скажите, какой вам нужен номер!

Блейн назвал номер и стал ждать.

Вчера утром Люсинда сказала ему с насмешкой: «Преданный вы человек». Может, не дословно так, но смысл был именно таким. Она высмеяла его преданность, высмеяла нарочно, чтобы посмотреть, как он будет реагировать. Преданный человек, сказала она. Что ж, пришла пора расплачиваться за преданность.

— Агентство новостей, — сказал голос в трубке. — Центральное агентство новостей.

— У меня есть для вас сообщение.

— С кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста.

— Норман Блейн. Сновидения.

— Блейн? — Пауза. — Вы сказали, вас зовут Норман Блейн?

— Совершенно верно.

— Один из наших корреспондентов сообщил нам сенсационную новость. Но мы придержали ее публикацию, чтобы проверить…

— Пожалуйста, запишите мое сообщение на пленку. Я не хочу, чтобы меня неверно цитировали.

— Мы записываем вас, сэр.

— В таком случае я начинаю…

«Я начинаю. И это начало конца».

— Говорите, Блейн!

— Итак, — сказал Блейн, — в течение семи столетий гильдия Сновидений проводила серию экспериментов с целью изучения параллельных цивилизаций…

— В сообщении нашего корреспондента говорится о том же, сэр. Вы уверены, что это правда?

— Вы мне не верите?

— Нет, но…

— Это правда. Мы проводили опыты семьсот лет, сохраняя их в строжайшей тайне, ибо в силу ряда причин не считали целесообразным ставить общество в известность…

— В сообщении нашего корреспондента…

— К черту вашего корреспондента! — крикнул Блейн. — Я не знаю, что он вам наплел. Я звоню, чтобы сообщить вам, что гильдия Сновидений решила предать гласности факт проведения опытов. Вы меня поняли? Гильдия добровольно, сама решила обнародовать данные экспериментов! Мы просим создать комиссию и обязуемся в течение нескольких дней передать ей всю информацию. В состав комиссии должны быть включены представители разных профсоюзов, чтобы мы смогли вместе обсудить полученные нами результаты и решить вопрос об их наиболее эффективном использовании.

— Блейн! Погодите минуту, Блейн! — Ример взял у него трубку. — Позвольте, я закончу. Вы совершенно измотаны, отдохните немного. Я справлюсь.

Он поднял трубку, улыбнулся.

— Они потребуют подтверждения ваших полномочий, и так далее, и тому подобное. — Он снова улыбнулся. — Гиси хотел это сделать, Блейн. Вот почему Фаррис заставил его уволить меня и в конце концов убил…

Ример сказал в трубку:

— Алло, сэр! У Блейна срочные дела, он вышел. Я расскажу остальное…

Остальное? Что остальное? Все уже сказано.

Сновидения лишились последнего шанса обрести величие и власть. У гильдии был единственный шанс, и он, Норман Блейн, лишил ее этого шанса. Он одержал верх над Гарриет, над Фаррисом с его головорезами, но победа оказалась горькой и бесплодной.

Да, конечно, он спас честь Сновидений. Единственное, что удалось спасти…

Какая‑то мысль или внезапный импульс — что‑то заставило его поднять голову, будто его окликнул чей- то голос.

Люсинда стояла в дверях. Ее измазанное полосками грязи лицо светилось нежной улыбкой. Глаза были глубокими и ласковыми.

— Неужели вы не слышите ликующих криков? — спросила она. — Не слышите, как приветствует вас вся планета? Как давно, Норман Блейн, как давно не ликовали все вместе люди на этой планете!

Круг замкнулся

1

Полученное письмо словно громом поразило Эмби Уилсона, и он вдруг услышал, как рушится вся его жизнь. Письмо было официальное, его имя и звание выделялись — они были, по-видимому, отпечатаны на свежей машинописной ленте. В письме говорилось следующее:

Письмо на этом не заканчивалось, но Эмби не стал читать дальше. Он заранее знал, какой набор банальностей содержит оно, и ничего нового не ждал.

Рано или поздно это должно было случиться.

Чудовищные трудности давно донимали попечителей. Университет был практически пуст. А ведь когда-то тут звенела жизнь и пульсировали знания. Теперь он превратился в университет-призрак.

Впрочем, и сам город стал призраком.

А я сам — разве я не стал призраком? — подумал Эмби.

И он признался себе — признался в том, о чем и мысли бы не допустил день или даже час назад: вот уже тридцать лет, а то и больше жил он в призрачном, нереальном мире, всеми силами цепляясь за единственно известный ему старый, смутный образ жизни. И чтобы ощущать хоть какую-то почву под ногами, он лишь изредка позволял себе думать о том мире, который простирался за стенами города.

И на то были веские причины, подумал он, веские и основательные. Все, что находилось за городской чертой, не имело никакого отношения к его собственному, здешнему миру. Кочевой народец — абсолютно чуждые ему люди со своей неокультурой, культурой упадка — наполовину из провинциализмов, наполовину из старых народных поверий.

В такой культуре нет места такому человеку, как я, думал он. Здесь, в университете, я поддерживал слабый огонек старых знаний и старых традиций; теперь свет погас, отныне старые знания и старые традиции канут в Лету.

Как историк он не мог согласиться с подобным отношением к этим ценностям: история — истина и поиски истины. Скрывать, приукрашивать или пренебрегать каким бы то ни было событием — пусть даже самым отвратительным — не дело историка.

И вот теперь сама история взяла его в плен и поставила перед выбором: либо идти и оказаться лицом к лицу с тем миром, либо остаться, спрятаться от него. Третьего не дано.

Эмби брезгливо, словно какое-то мертвое существо, приподнял двумя пальцами письмо и долго смотрел сквозь него на солнце. Затем осторожно бросил его в корзинку. Потом, взяв старую фетровую шляпу, напялил ее на голову.