Голому – рубаха

Брат – но не близнец; Порнов мог бы и не отвлекаться на сравнение, не тратить драгоценные мгновения; разница между двумя клинками видна была, что называется, невооруженным глазом; но раз уж он все равно кинул опасливый взор на тумбочку, проверяя, на месте ли клинок, или Броу его хитрым колдовским макаром утянула-таки к себе, раз уж он отвел взгляд (основной, резервный – как, интересно, вас теперь называть?), то и мы отвлечемся; займемся, так сказать, сравнительной анатомией.

Тот, что торчал из тумбочки, был нож как нож. Хоть и гибкий до неприличия («все ж это клинок, а не собачий хвостик»), хоть и странный для обычного человеческого взгляда («сталь даже не вороненая, – у той отблеск есть, металлический, сизый, – а именно черная; словно и не сталь вовсе…»), хоть и просто непонятный – на взор военного специалиста (массивная, перегруженная золотом, громоздкая от доброй сотни крупных бриллиантов рукоять и тонкий, игольный, максимум в порновский мизинец шириной клинок; как этим можно драться – непонятно…)

– Но все-таки это больше нож, чем то убоище, что мы пристегиваем к СКС – скорострельному космическому скорчеру, – заметил Порнов.

Клинок в руке Лео на нож походил меньше. Второе зрение, позволившее Порнову буквально заглянуть за спину Лео, было необычным, нелинейным; фотограф бы назвал его «рыбьим глазом»; такое раздутое в центре и сжатое по бокам изображение дает обычно мощный короткофокусный объектив; но даже сделав поправку на оптическое искажение клинка, даже учтя, что большая часть рукояти была скрыта в ладони Лео – все равно о родственности клинков можно было говорить с большой натяжкой.

Черный стальной клык дымил, парил, шаял; его словно макнули в азотную кислоту, в «царскую водку»; видно было, как он непрерывно истончается по краям, исходит вялотекущими струйками черного пара; обычный клинок давно бы уже пошел кавернами, рваными ямами; у этого же из верхней части клинка, из его рукояти стекали вниз, по утолщенной сердцевине лезвия вереницы серых пузырьков; Порнов, запредельно уменьшив фокус, увидел, как пузыри растекаются по краям диковинного лезвия, непрерывно восстанавливая исчезающий металл.

– Круговорот воды в природе, – хмыкнул Порнов Второй. – Забавная игрушка…

– Не игрушка… Закрытая тема эм пи сто восемь, – отчеканил Порнов Первый. – Изделию полтораста лет; заточку и закалку произвел легендарный Люг Би Гис, воин-биоментал четвертого поколения…

– Извини, что перебиваю, – сказал Порнов Второй. – Ты, наверно, не заметил: нас, кажется, опять убивать собираются…

Так что, – будем ждать, когда Лео к нам окончательно развернется и ножом замахнется или лучше сразу руку попытаться ей к груди прижать, заблокировать?…

Сколь бы быстрым не был мысленный диалог двух Порновых, время все же бежало безостановочно; пусть притормаживало, сбрасывало скорость – но не до нуля. И вместе со временем двигалась Лео; откидывалась назад и влево сама, – но еще быстрее смещалась ее рука с кинжалом; согнутая в локте, раскрывалась, как перочинный ножик, уходила от груди в отлет.

– Я думаю, ни того, ни другого, – сообщил Порнов Первый. – Клин клином вышибают…

Больше он не сказал ни слова; да если бы и говорил, Порнов Второй его бы уже не слушал; некогда стало.

Потому как весь этот левый разворот оказался чистой воды «обманкой»; отточенным боевым приемом; уловкой сродни хитрым финтам неаполитанской ножевой школы. И то, что Лео почти оторвала от пола правую ногу и перенесла вес тела на опорную левую – тоже было ловушкой. Не заглядись Порнов на очередное чудо природы – кинжал, он бы заметил, наверное, что левая ступня Лео не сдвинулась в сторону ни на миллиметр; увидел бы, как чуть согнулась в коленке левая женская ножка, как напряглись под чулком сильные мышцы ее левого бедра.

Вывернув голову влево и краем глаза зацепив Порнова, – он стоял сзади и чуть справа, на расстоянии не больше метра, – Лео свой вялый маневр тут же и прекратила. Скрученное в пружину тело ее немедленно пошло разворотом в другую сторону; но еще быстрее, опережая голову, грудь и плечи, полетела вбок и назад по широкой дуге ее распрямившаяся правая рука с кинжалом.

Лео не стала поворачиваться к Порнову лицом и замахиваться на него кинжалом сверху; не стала перехватывать нож и пытаться пырнуть снизу; она нежданно-негаданно кинула руку и нож себе за спину; ударила необычайно быстро и невероятно сильно; сбоку-снизу-вверх; зная, где Порнов стоит, она специально чуть провалила левое плечо вперед и вниз; дымный стилет благодаря этому пошел не в грудь и даже не в шею; точно в висок Порнову прыгнула короткая черная молния.

Убрать голову он не успевал; разве что в сторону на пару сантиметров сдвинуть да вбок чуть отклонить; в любом случае удар диковинной стали пробил бы ему череп.

– Взял! – строго и резко сказал Порнов Первый.

Порнов послушно вытолкнул правую руку вверх и сгреб лезвие; все же чуть опоздал, – острие проткнуло ему кожу черепа прямо под виском и впилось в кость скулы; словно молотком с размаху в челюсть заехали.

Оказывается, Лео вовсе и не дерзила, чтобы он тоже не орал, – а очень даже честно его предупреждала; от боли в скуле Порнов взвыл так, что у него глаза повылетали; а может, глаза выскочили на лоб сами по себе, попутно. Да что глаза, – вырви у Порнова все коренные зубы одновременно, и то это было бы легким подзатыльником по сравнению с пропущенным ударом.

– Ну все-все, – успокоительно пробормотал Порнов Первый; так врач-стоматолог успокаивает конвульсирующего в зубном кресле пациента. – Уже не больно; так, голову еще чуть левей…

По инерции Порнов еще некоторое время продолжал выть; пока вдруг не понял, что кричит и стонет он больше внутри, чем снаружи; предусмотрительный Первый успел заблаговременно перекрыть ему голос; как только Порнов это сообразил, он стонать перестал.

Брызги огня и звездные пляски в глазах также пошли на убыль; вскоре Порнов смог проморгаться и оглядеться.

И первым же, что он увидел, был крупный короткофокусный план лица Лео; выражение его поразило Порнова ничуть не меньше, чем вид того же клинка.

Прошу прощения, читатель, за следующий маленький литературный демарш; но если б я написал – мол, спокойствие и умиротворение читалось на лице Лео, – этого явно было бы мало.

Так смотрит на сына кормящая мать, ребеночек которой вот только что сопел и чмокал грудью, отпускал ее на время и потом деловито принюхивался, слепо тыкался в поисках соска – и вдруг сонно отвалился; затих, наевшись.

«Масеньки мои…»

Так смотрит на свой пулемет безвестный Иванов-Петров-Сидоров, оставшийся было совсем без патронов; а фрицы осмелели постепенно, обнаглели; тут и там, а потом и всей цепью поднялись в рост, задергали пружины своих «шмайсеров», веером высаживая – вот уж у кого патронов немеряно! – очередь за очередью; и тут – бах-тарарах! – свалился сзади в окопчик незнакомый солдатик; с пулеметной лентой; да не с одной – с рулоном – всех дойче зольдатен хватит положить; и на ун' ди официрен еще останется…

«Живем, кажись!!!»

Так смотрит на дисплей программер, увидевший вдруг то, что сто раз до этого не замечал; откинулся в кресле и недоверчиво смотрит; за окном уже утро, голова от усталости квадратная; от крепкого чая с лимоном скулы сводит; "но, похоже, чайник уже свое отмучался; и я тоже; вот ведь чертова точка с запятой; второй день индексы гробила… все; можно даже не исправлять; можно так идти спать… спать;спать;спать… счастье-то какое! ишь ты; точка с запятой – а сколько жить не давала…

Коза-а-а…"

Лео ведь даже не взглянула еще на Порнова; не увидела еще стилет свой, проткнувший ненавистную голову как шило арбуз; не услышала еще капели крови, брызнувшей с клинка на пол; так и стояла замерев и напрягшись, в полоборота к Порнову, все больше повисая на вскинутой руке.

«Что ж он не падает; вот ведь живучий какой!… Пусть; так даже лучше…»

Торопиться и спешить Лео никак не собиралась; словно десерт, словно самое сладкое было у нее впереди; и все это ни в коем случае нельзя было скомкать и вульгарно употребить одним махом; уж поверь мне, читатель, барышня наша сумела бы выжать из казни ненавистного простолюдина такой катарсис, такую гамму приятных переживаний, что самые светлые чувства любящей матери потускнели бы на их фоне.