Слушайте звезды! (сборник)

— Хорошее покрытие! Хоть футбольное поле устраивай!

— Ты не очень-то, — заворчал моментально Скрибнер, — растопался… Давай лучше пойдем, посмотрим, что там, — и Скрибнер направился к зарослям.

— Жуткий ты человек, Адриан, — говорил Ланской, идя следом за Скрибнером, — всегда ты недоволен, а вот чем? Не понимаю. Ворчишь, бурчишь, как мешок с бурчалками. Очень с тобой трудно.

Скрибнер через плечо бросил на Ланского косой взгляд, но ничего не сказал — все его внимание сосредоточилось уже на вставших впереди джунглях.

Сухая жара поляны сменилась внезапно горячей влажной духотой тропического леса. Автомат шел впереди, проверяя путь. Между близко растущими деревьями вились бледные лианы, но травы под ногами не было — ни один луч Лаццы не мог пробиться сквозь плотно сплетающиеся кроны, почва была совершенно голой, и лианы вплетались в пространство между стволами. Выше, где ветви образовывали крону, в развилках торчали эпифиты, — бесцветные, упрямые. Скрибнер смотрел, казалось, сразу во все стороны, и Ланской ступал за ним след в след, удивляясь осторожности Адриана Антоновича, — ведь автомат регулярно докладывал, что опасности нет.

Джунгли были как джунгли — зеленая перепутанная масса, плотная, не позволяющая увидеть что-либо внизу, под деревьями — и единственной их особенностью оказалось большое количество голых песчаных полян, на которых не росло ни единой травинки. Иные из полян были совсем крохотные, а некоторые достигали пятидесяти метров в поперечнике.

— Интересно, почему на них ничего не растет? — сказал Скрибнер. Ланской промолчал. Скрибнер подвесил «летучку» над одной такой поляной и спустил зонд. Песок не был зыбучим, наоборот, довольно плотным, крупным, состав — самый заурядный. Глубина песчаного слоя — больше тридцати метров.

— Колодец, — сказал Ланской, посмотрев на переданные зондом цифры, — песчаный колодец. Любопытно. А может быть, все-таки спустимся?

Вместо ответа Скрибнер вернул зонд на место и повел «летучку» к побережью.

К обеду собрались все, кроме Сергиенко. Винклер сказал, что Дек-Торила отказался разговаривать с Любомиром Назаровичем, и Сергиенко решил побывать на двух-трех атоллах, вернуться намеревался только к вечеру.

За обедом речь шла о табличках. Возраст их оказался весьма солидным, около тысячи шестисот местных лет (почти две тысячи земных). Изображение выполнено глазурью, изготовленной из расплавленного песка с добавлением растительного красителя белого цвета и минерального — черного. Обжиг табличек производился после нанесения рисунка. Но землян заинтересовала не техника изготовления, хотя она и была необычной для такого уровня развития, — а сами изображения. Что за арбузы нарисованы на дощечках? Растение это или животное? На островах такого зверя никто не видел, значит, «арбузы» водятся в джунглях. И не их ли боятся люди, стоящие на одной ноге? И почему у сургоров нет подобных амулетов? Может быть, такая техника им незнакома?

Предположение Ланского, что материковое племя научилось изготовлять амулеты уже после переселения, было отброшено, — светлокожее племя недолго прожило на побережье; для создания столь сложной техники просто не было времени. А вот мысль Тронхэйма, что сургоры скрывают от землян таблички, показалась более реальной. Не исключено, что арбузы — это те самые тахи, о которых сургоры боятся говорить. Возможно, именно потому боятся, что тахи представляют собой серьезную опасность, и суеверные островитяне, естественно, не хотят навлечь на себя несчастье упоминанием о тахи. И песчаные поляны в джунглях вполне могут оказаться гнездами тахи, о которых случайно проговорились сургоры во время посещения их разведгруппой.

Наконец предположения по поводу табличек иссякли; Тронхэйм упомянул было о стене за домом колдуна, однако это сообщение прошло мимо общего внимания, не задев его. Ну, стена и стена, ничего особенного. Решили, что во второй половине дня Ланской и Скрибнер более тщательно осмотрят песчаные поляны, а Тронхэйм отправится на острова — возможно, кто-то из местных жителей разговорится, и Тронхэйму или Сергиенко удастся нащупать какую-то нить. Двухцветность изображения на табличках упорно напоминала всем о случае с Анен Симой — ведь он тоже какое-то время видел мир в черно-белых красках. Видимо, розовокожие знали это состояние, и похоже на то, что оно их не радовало, — иначе зачем такое количество амулетов? И сургоры знают о подобном явлении, — поэтому не удивились случившемуся с Анен Симой.

Поблизости раздался громкий треск, хлопанье — и Скрибнер, конечно же, выхватил разрядник первым, — а Ланской, как всегда, отстал от него на долю секунды. Но тревога оказалась ложной — это взлетела крупная птица. Шли вглубь джунглей с полчаса, а потом деревья и лианы образовали такую плотную стену, что дорогу нужно было бы прорубать в ней, и Скрибнер сказал:

— Не пойдем дальше. В другой раз. Давай возвращаться.

Прежним путем они вернулись на поляну. Перед тем как ступить на песок, по которому уже бодро маршировал автомат, Скрибнер внимательно осмотрел открытое пространство, и Ланской не удержался, спросил:

— Думаешь, пока нас не было, местные террористы бомбу подложили?

— Не тарахти, — оборвал его Скрибнер. — Смотри.

— На что смотреть?

— На поляну, — отрезал Скрибнер. — Сургоры не напрасно, наверное, с материка удрали. Что-нибудь да есть в этих поляночках… Вон, видишь? — он показал на два небольших бугорка неподалеку от «летучки». — Были эти шишки, когда мы уходили? Или их не было?

Ланской пожал плечами.

— Может, были, а может, нет. Я не заметил.

— Не было их, — сообщил Скрибнер. — А откуда взялись?

— Ну, знаешь, — возмутился Ланской. — Если прыщ на песке способен вызвать у тебя приступ тихой паники, что же с тобой будет, случись что-нибудь посерьезнее?

— А ничего со мной не будет, — безразлично произнес Скрибнер, не обращая внимания на язвительный тон врача. — А шишечки эти мне не нравятся. Ну, ладно…

Автомат стоял навытяжку возле «летучки», в метре от бугорков, и Скрибнер решил, что если бы бугорки представляли хоть какую-то опасность, автомат не проявил бы такого безучастия, — и вышел на поляну. Скрибнер уже открывал дверцу «летучки», когда Ланской решил все-таки посмотреть поближе на «прыщи», вызвавшие опасения разведчика, и, подойдя к ним, поднял ногу, намереваясь топнуть по бугорку. Скрибнер метнулся к врачу и толкнул что было сил, отбросив Ланского в сторону метра на три, — но при этом не удержал равновесия и сам наступил на выпуклость в песке. И…

Ланской не понял, что произошло. Он только увидел, как Скрибнер замер, обхватив руками голову и с ужасом глядя вниз, — и, не размышляя, схватил товарища и одним махом втащил его в «летучку». Автомат едва успел проскочить внутрь, как Ланской уже поднял машину над поляной. Скрибнер был без сознания, и врач, крикнув автомату, чтобы тот связался с командиром, подключил к Скрибнеру систему экстренного жизнеобеспечения. Паралич… полный паралич, остановилось дыхание, сердце… автомат на полной скорости вел «летучку» к лагерю, а врач, обливаясь потом, пытался вернуть друга к жизни. Скрибнер лежал с закрытыми глазами, и выражение ужаса застыло на его лице.

Медицинский отсек «Эксора» был оборудован с учетом самых невероятных случаев, однако далеко не сразу Ланскому удалось найти причину внезапного паралича, поразившего Скрибнера. Только утром следующего дня Эмиль Юлианович, вызвав. Винклера, доложил, что обнаружил в кровеносной системе больного неизвестные микроорганизмы, неведомо как туда попавшие. В данный момент занимается анализом этих тварей. Винклер, глядя на бледное до синевы лицо врача, предложил Ланскому немного отдохнуть, — на некоторое время его вполне мог заменить Сергиенко. Но Ланской только покачал головой и выключил экран. Винклер понимал, что настаивать на замене — даже на самое короткое время — было бы сейчас жестоко: Ланской не мог простить себе собственной неосторожности, из-за которой теперь Скрибнер находился на грани жизни и смерти. И ясно, что врач не уйдет из отсека, не станет отдыхать, пока Скрибнер в опасности.