Псы кармы, блюстители кармы (СИ)

Само здание ДК ЗИП стояло с проваленной крышей. Оно давно стало бы прибежищем сомнительных личностей, если б личности эти не занимали более комфортабельное жилье - в центре брошенных квартир было навалом.

Конвой автобуса - два открытых джипа - держал дробовики и пулемет наготове. Транспорт прогрохотал мимо памятника "Авроре". Комсомолка со звездой в вытянутой руке просвечивала насквозь. Листы металла на стальном каркасе, из которых она была сделана, регулярно дырявили выстрелами пьяные бандиты. "Аврора" сильно накренилась, вот-вот рухнет прямо в остатки лежащего под ней фонтана.

- Вот, молодой человек, - подал голос старик, сидевший справа от Торма, - когда-то я хорошо знал проектировщика этого фонтана. Скажу вам, это была та еще идея. Вы видите остатки моста, разделявшего бассейн на два параллелограмма? Представьте себе, что с одной стороны на фоне красного флага из воды вырастает силуэт крейсера "Аврора". Он дает водный залп через мост, и на той стороне из воды поднимается красная звезда, и цифры - дата Великой Октябрьской Революции! Это по праздникам. А в обычные дни из подсвеченных чаш под музыку поднимались бы по очереди три десятка водяных фигур...

- И что, удалось ему такое чудо? - Торм едва не вывернул шею, разглядывая удалявшийся разбитый бассейн, в котором выше человеческого роста поднимался сорняк.

- Нет! Не достроили - грянула Перестройка и кому нужна стала "Аврора" с ее революцией? Перед самым Кризисом, когда дела шли относительно неплохо, свет и музыку поставили. Но ненадолго.

Старик замолчал, пожевал губами и продолжил:

- Мой племянник утонул здесь во время землетрясения 2014-го года. Тогда-то фонтан окончательно испортился... Славный был мальчик. Друг мой переживал очень - будто он виноват в том, что творится с миром.

- А кто виноват? - Торм с интересом разглядывал старика. Тому было на вид лет восемьдесят. Силы уже совсем покинули его, и Торм мог лишь гадать, что толкнуло столь пожилого человека в дальний и небезопасный путь.

- Это сложный вопрос. Персонально, пожалуй, никто. На каждом лежит лишь толика вины. Кто-то виновен в том, что сливал бензин на землю. А кто-то - что поленился "настучать" на него в комитет охраны природы. И почти все мы повинны в апатии и лени, в том, что ждали, пока природой займутся власти, бизнесмены или еще кто, а не мы сами.

- Вы хотите сказать, что планета мстит нам, - сказал Торм. - Но в Европе, Америке, Австралии такого отношения к экологии не было. А они страдают не меньше нашего.

- Да, конечно... Но у них было ядерное оружие, были химические и бактериологические разработки. Если бы не первые катаклизмы, не те несколько взрывов в подземных хранилищах, когда цветные облака уничтожали целые мегаполисы, они бы ни за что не приняли меры по разоружению. У кого теперь есть бомбы? Природа так опасна, что и без этой дряни можно не проснуться утром. Зато когда все кончится, мир станет чище. Только мы этого не увидим.

- Может, в другой жизни?

- Когда мы все будем кошками, - усмехнулся старик, - вы тоже из тех, кто верит в Царствие небесное. Что ж, тешьте себя иллюзиями, если так нравится.

- Вы не верите в существование Творца? - столь странный поворот беседы: с рассуждений о живой планете к резко-атеистическому высказыванию удивил Торма.

- Напротив - слишком верю! Я верю в то, что нам был дан прекрасный мир, который мог стать миром Красоты. А его превратили в общественный туалет. Достоин ли вид, гадящий во дворце, жить в нем? Или хозяин, когда вернется, вышвырнет засранца вон? Природа зашла в тупик с динозаврами, теперь наша очередь...

Расстроенный собственными словами, сосед Торма отвернулся и стал смотреть через проход на дорогу, медленно исчезавшую под колесами.

Торм промолчал. О том, что природа будто стремилась избавиться от человека, он тоже задумывался не раз. Даже количество проклятых в последние годы резко возросло. А больше проклятых - больше смертей.

Человек уходил. И очень поспешно. Без чрезмерных разрушений, без атомной войны, без Всемирных потопов. Он стремился задержаться на этой планете, испуганный тем, насколько опасным сам сделал существование на ней. И потому подчищал за собой грешки: избавлялся от оружия массового поражения, сворачивал добычу полезных ископаемых, отказывался от производств, наносивших вред экологии. А природа подстегивала землетрясениями, цунами, наводнениями и засухами, попутно решая свои задачи по переустройству земного ландшафта. Будто готовя его к приходу кого-то другого.

- Лет двадцать назад я был профессором, - продолжал старик, - социологом. Когда начались катаклизмы, я задался мыслью: каким образом изменится общество, если все и дальше будет продолжаться в том же духе. Казалось логичным, что большинство профессий отомрет, а другие - разовьются. В этом я оказался прав, а вот в конкретике просчитался. Мне казалось, к примеру, что журналистики не будет, писательство канет в Лету. Ну, скажите на милость, кому охота читать в мире, где все рушится?! А, поди ж ты, в нашем несчастном Краснодаре, от которого и остался-то всего один район, восемь (!) газет и два телевидения! Общероссийские каналы и пресса, заметьте, не пользуются большой популярностью, а вот местные... Народ желает знать, что творится на кухне у соседа.

- А в чем еще ошиблись? - спросил Торм заинтересованно.

- Я полагал, что отпадет надобность в столь массовом выпуске оружия. Но посмотрите, сейчас едва ли не у каждого есть пистолет - хотя бы помповый.

- Имущество нужно защищать...

- Именно. А мне, почему-то думалось, что люди сплотятся. Еще я думал, что развитие получит наука - в той области, которая направлена на разработку синтетического питания. А у нас вместо этого засилье азиатов по всей Руси великой.

- Вы считаете, иммиграция это плохо? - при слове "азиаты" воспоминание о побеге Ли неприятно кольнуло Торма.

- Не плохо. Когда речь идет о выживании человека, как вида, поневоле становишься космополитом. Моя дочь замужем за китайцем, у него небольшая рисовая ферма в пригороде. Знаете, чему я радовался, когда узнал о том, что мои внуки будут отличаться от меня разрезом глаз? Тому, что азиаты меньше едят. А значит, больше шансов выжить. Так что умом я принимаю перемены. Но иной раз на улице даже засомневаешься - а в своей ли ты стране? Иногда за день услышишь не больше трех десятков русских слов. А вот обучение студентов вошло, наконец, в нормальное русло. Я помню времена, когда выпускников местных медицинских вузов отказывались принимать в больницы вне Кубани.

- Почему же?

- Говорили, что уровень низковат. Зато теперь никто - ни руководство вузов, ни сами студенты, не позволяют себе "вольностей" со сдачей дисциплин. Это ведь жизненно важная профессия, не хочешь учиться, иди на все четыре стороны! Кстати, когда-то у меня был студент из Индии. Так вот, у них врач и адвокат были самыми престижными профессиями. Государство набирало студентов по очень жесткой разнарядке. Подавать же документы можно было сразу на несколько специальностей, а потому все выпускники Индии, а так же те, кто окончил школу раньше, каждый год стремились стать юристами или медиками. Вы не поверите, конкурс достигал пятидесяти тысяч человек на место! А коммерческое обучение выходило настолько дорогим, что шесть лет жизни в России со всеми накладными расходами, поездками домой, проживанием стоило вдвое дешевле!

Они проехали мимо бывшего центра - городской мэрии. Здание неплохо сохранилось, но стекла и облицовочную плитку с него давно сняли. Автобус повернул направо и двинулся между низенькими горками - развалинами холуп, которыми до самого последнего своего часа был набит центр Краснодара. Сейчас это были лишь холмы, внутри которых порой жили бродяги. Скованные землей и перевитые корнями растений остатки стен создавали прочные конструкции. Если выгрести лишнюю почву, получались землянки - тесные, но вполне приемлемые для жизни летом.