Иктанэр и Моизэта

И в два часа пополудни, по пушечному выстрелу с «Дреднойта», эта эскадра двинулась вперед.

«Циклон» находился в числе миноносцев.

На всех парах эскадра обогнула остров Мазандам и произвела совершенно тот же маневр, как покрывший себя славой «Принц Генрих».

И тут началась леденящая кровь гекатомба.

В два часа четыре минуты взлетел один броненосец и почти тотчас же другой.

Две минуты спустя, единовременно погибли два броненосца. Затем один за другим последовали два других броненосца и один крейсер. В два часа — опять взорвался миноносец и затем аккуратно каждую минуту — двадцать других. За это же время взорвалось еще два броненосца.

Но в то же самое время, по приказу адмирала Бересфорда, все остальные суда флота развели все пары и бросились к фатальному проходу.

И целых двадцать четыре часа колоссальная флотилия врывалась в Персидский залив.

Оксус и Фульбер сотнями рассеяли свои плавучие мины между большим островом Кихн и островом Мазандамом, составляющими грани наиболее узкой части Ормузского пролива. И больше от этих мин, чем от невидимых атак Иктанэра, взрывались ежеминутно броненосцы, крейсера, миноносцы, подводные лодки. Никому не было спасения!

И эта неописуемая гекатомба, это героическое прорывание длилось двадцать четыре часа!

25 апреля, в 2 часа пополудни, ни единой части всемирного флота не оставалось в Оманском заливе. Четыреста девяносто два судна погибли в Ормузском проливе. Что же касается остальных восьмисот шестидесяти шести судов, броненосцев, крейсеров, миноносцев, истребителей и подводных лодок, — то они, мало помалу, все сконцентрировались в заливе, вместо ранее назначенного адмиралом Бересфордом местом сбора в треугольнике, расположенном между островами Фарур, Там и Абу-Мооса.

«Циклон» и «Республика» уцелели в этом истреблении. Но «Дреднойт» был взорван и похоронил вместе с собой в волнах вместе со всем своим экипажем и адмирала Боресфорда, и его главный штаб.

Адмирал Жерминэ таким образом остался один во главе всемирного флота, убывшего на одну треть.

А Иктанэр не заметил даже тени.

V

Семейная драма

Иктанэр, как только израсходовал все снаряжение «Торпедо», немедленно оставил всемирный флот среди плавучих мин, и со всей скоростью устремился на Затерянный остров. Едва прибыв в подводные гроты, он сейчас же дал о себе знать и, поставив «Торпедо» в его бассейне, отправился к лаборатории, где его ожидали Оксус и Фульбер.

— Они не обратили никакого внимания на ультиматум и я взорвал шестьдесят их судов, — проговорил он без всяких вступлений.

— Превосходно, сын мой! — воскликнул Фульбер.

И в его глазах блеснул луч удовольствия и торжества.

Иктанэр вскочил тогда со своего места и яростно зашагал по комнате. И его горе и гнев, которых он больше не мог сдерживать, вырвались из его груди в страшных угрозах и клятвах.

— Я их всех истреблю! Всех, до последнего миноносца! До последней подводной лодки! Я пойду затем в Европу и взорву все их молы и плотины, сожгу все порты! Я поднимусь по рекам и истреблю их города. Я дойду, если нужно, до самого Парижа! И они мне вернут Моизэту, или же я потоплю самого себя под руинами мира!

Он был бледен и весь дрожал. Глаза его сверкали. Вся его неукротимая и пламенная натура, созданная для борьбы и истребления, натура чудовища, полу-человека полу-акулы, восстала перед препятствием для его страсти и для его воли. Это был уже не тот решительный и ласковый юноша, которого пробудила к жизни Моизэта, но дикий и безудержный самец, который сверх всего чувствовал себя не таким как все, но вне естественных и человеческих законов и всемогущих при наличности существующего на земле порядка вещей. И он теперь смотрел на цивилизованное человечество лишь как на полишинеля и предателя, который наперекор всем законам правды, держал в своем плену Моизэту, чтобы потом когда-нибудь отдать ее предателю из предателей — Сэвераку!

Какая грандиозная и ужасная странность! Иктанэр, человек и акула, рассуждал по-человечески, но действовал как свирепый зверь; обладал чувствами любви, которое так украшает молодость человека, но в то же время и яростным инстинктом, который делает из акулы самого страшного обитателя моря!

Да! Адский гений Фульбера и холодное, жестокое, бесстрастное знание Оксуса рассчитали верно, создавая физически и морально это исключительное существо и затевая такие планы, бессознательным исполнителем которых он был.

Отныне разрушитель был спущен на Мир и земные державы не могли дать ему единственного выкупа, который он требовал от их подчинения.

Монах отправился в комнату Оксуса. Он не останавливаясь прошел через нее и нажал замаскированную в резьбе стены кнопку, распахнув на двое книжный шкаф, за которым оказалась скрытой дверь. Фульбер вошел в нее, и все вслед затем пришло в прежний порядок.

Он вошел в небольшую гостиную, освещенную электрической люстрой. В одном из кресел полулежала Моизэта.

Она не пошевельнулась при виде Фульбера. Щеки ее увяли и побледнели; глаза были красны от слез и все тело словно съежилось от ожиданий.

Монах долго и безжалостно смотрел на нее молча и наконец сказал:

— Дочь моя!

— Не зовите меня этим именем! — прошептала Моизэта больше с брезгливостью, чем с ненавистью, и больше с отвращением, чем с гневом в голосе. — Я вам не дочь, также как и Иктанэр вам не сын. Мы ваши жертвы. Зачем вы не убьете меня сразу? Я бы тогда покончила с этой ужасной тайной, в которой вы оставляете меня мучиться. Где Иктанэр? Когда я его увижу? За что вы меня держите взаперти, как держал меня Сэверак? Что же вы не отвечаете?

— Где мой отец? — заговорила снова Моизэта. — Отчего он не придет меня навестить?

Оксус, действительно, никогда не ходил в заключение Моизэты, боясь не устоять перед своей настоящей отцовской нежностью.

— Где мадам Марта? — продолжала она. — Если бы у вас было хоть столько сердечности, как у тигра, и то вы дали бы ей жить здесь, со мной, чтобы нам плакать вместе!..

И затрясшись от рыданий, Моизэта закрыла свое лицо руками.

— Ты совсем как все женщины! — с презрением проговорил монах, — ни капли ума, ни истинной силы в мозгу и во всем теле. Я сказал вам: «Подождите, и вы будете счастливы! Что вам надо знать? Вы не должны знать… Я — господин и…

— Подлец! — раздался громкий металлический голос. — Вы подлец!

Фульбер повернул голову туда, откуда раздался этот голос. И он увидел среди двух раздвинутых портьер фигуру Веры, которая метала молнии своими негодующими большими черными глазами. Он пожал плечами и улыбнулся.

— Да, смейтесь, демон! Смейтесь над двумя беззащитными женщинами. Вы мучаете этого несчастного ребенка, когда вам было бы так легко его утешить. Что вы ее боитесь? Она рассказала мне, где мы находимся. Затерянный остров это просто тюрьма! Зачем же замуравливать здесь этого ребенка? Что у вас за планы? И к чему вы каждый день приходите бередить ее раны? О, если бы у меня было что-нибудь под руками, как бы я убила вас!

И отважная девушка обвела глазами вокруг себя, хотя отлично знала, что в их помещении не оставили ни одного такого предмета, который мог бы послужить даже самым несовершенным орудием.

Монах снова пожал плечами и медленно проговорил:

— Я прихожу потому, что хочу видеть. Будущее сделает Моизэту счастливой. А вот вы, Вера, так бойтесь этого будущего! До завтра!

И Фульбер нажал кнопку, растворившую двери. Сатанинский загадочный, он скрылся с глаз обеих девушек, опять не рассеяв завесы мучительной тайны, в которой он держал своих заключенных.

Марта и Бавкида спали, или казались спящими самым спокойным сном.

И вдруг Марта раскрыла глаза, бесшумно встала и, ступая кончиками ног, дошла до маленькой гостиной и прошла ее. И прислонившись ухом к стене под самыми часами, звук маятника которых один нарушал своим монотонным тик-так тишину комнат, — она несколько минут прислушивалась.