Право вето

Ялко положил руку на рычаг управления генераторами. Крэл, словно загипнотизированный, смотрел на его руку и не в силах был ничего ответить. Он знал, что вот сейчас Ялко нарушит строгую инструкцию, передвинет рычаг, прибавит живительного излучения своим любимцам…

Сдвинул Ялко рычаг или не сдвинул, Крэл так и не уловил почему-то. Поведение Ялко, возбужденного, экзальтированного, не давало покоя Крэлу, волновало его самого.

А Петер уже легонько подталкивал его к стеклянной толстой стене балкона, нависшего над пропастью:

— Пойдемте, Крэл, пойдемте!

Черневшая под ногами бездна даже не пугала: не попять было, сколь она глубока. Только ни на миг не оставляло сознание, что там, на дне, — они. А Ялко всё вел и вел Крэла к стене, всё вел и вел… Показалось странным, почему небольшое расстояние, отделявшее пульт от стены из толстого свинцованного стекла, они проходят так долго. Ялко сжимал его локоть крепко, до боли, но и боль эта не мешала, была даже приятной, успокаивала… Они всё шли и шли в темноте. Шли до тех пор, пока темень не стала редеть, исчезать, незаметно превращаться в сероватую мглу. Мгла становилась белесой, а затем такой, каким бывает небо в раскаленный полдень. И полдень настал. Постепенно заголубел над головой яркий купол. Искристый, словно сотканный из мириадов звезд, пылающих и днем. Пылающих и не палящих зелень. Удивительно свежую, мягкую, видневшуюся везде — и под ногами и дальше, вплоть до отлогих, спокойных холмов.

Дивное ощущение покоя, простора охватывало при виде незнакомой и всё же приветливой травы, при каждом глотке воздуха, пахнущего цветочной пыльцой и росинками ночи. Хотелось броситься на эту ласковую, упругую траву, но и хотелось идти дальше, к заманчивым рощам, к синеющим вдали озерам, к горам, кокетливо прикрытым сиреневой вуалью… И они шли. Долго. Бесконечно долго, нигде не встречая укатанных дорог, прокопченных зданий, машин и реклам. И шли и одновременно валялись в траве, и обрывали фиолетовые листки с кустов, и одновременно пили из вкусных, чистых, что-то нашептывающих ручьев. Взбирались на холмы и весело скатывались в долины, не похожие одна на другую… Шли и шли не уставая. Шли, как па звонком празднике. Вдыхали ароматы неведомого мира, впивали мирную его сущность и, не встречая никого, не чувствовали себя одинокими в этом живом мире. Мир, странный, но не пугающий, таинственный и не чуждый, оказался приветливым, не вызывал опасений, представлялся радостным и вселял радость. Он, неизвестный, побуждал мысль, и казалось: он мыслит, существует осмысленно.

Крэлу захотелось наконец сказать что-то, может быть, просто крикнуть, чтобы ощутить самого себя, но невозможно было нарушить царивший вокруг покой, боязно было сказать хотя бы слово, никогда не слышанное здесь, еще никем не произнесенное и, как знать, вероятно разрушившее бы прелесть всего увиденного. Насытиться созерцанием открывшегося мира было невозможно. Хотелось без конца бродить и смотреть, впитывать никогда еще не виданные краски, незнакомые запахи, хотелось новых встреч с неизведанным…

— Ялко, — не удержался Крэл и больше ничего не успел сказать. Неистово-голубой купол над ними мгновенно померк, дневное сияние обратилось в свет ночных звезд, и, хотя всё их окружавшее не исчезло, а только помрачнело, стало тревожно, почти страшно.

— Крэл, возвращается дежурный.

В пультовую они вошли спокойно, будто не через стену из четырехсантиметрового стекла, а через услужливо раздвинутые кем-то двери. Ялко поспешил к пульту. Крэл оглянулся назад. Огромные стекла были на своем месте, чернели, поблескивали, отражая разноцветные лампочки приборов, и за толстыми стеклами балкона, нависшего над давно-давно потухшим вулканом, продолжали свою загадочную деятельность протоксенусы.

Крэл решил сейчас же пойти и рассказать о случившемся Ваматру, по почему-то удержался и поспешил разыскать Инсу. Она была в своей лаборатории. Радостно возбужденная от ощущения кипящей вокруг нее работы, окруженная помощниками, она кивнула Крэлу, бросила нетерпеливое «подожди минутку» и вновь склонилась над прибором.

«Минутка» продлилась час, затем все устремились в столовую. После ужина общество по обыкновению собралось на нижних террасках. Здесь устраивались кто как мог — в шезлонгах, за маленькими столиками или на низких парапетах, огораживавших крутые склоны. Вокруг говор, болтовня, шутки — словом, привычное оживление. И Крэл, хотя и сидел с Инсой за отдельным столиком, никак не мог начать говорить о недавно случившемся.

— Пойдем, — не выдержал Крэл.

— Куда?

— В пультовую.

— Ой, Крэл, я так устала…

— Пойдем, Инса, пойдем. Это очень важно. Кто там сейчас дежурит? Твой сотрудник?

— Да.

— Ты его сможешь… Сумеешь на несколько минут, ну, например, послать за чем-нибудь или каким-то другим способом на время удалить из пультовой?

— Да что случилось, Крэл?

Они ужа шли по крутой тропинке, поднимаясь к входу в туннель, и Крэл рассказал Инее о путешествии, совершенном вместе с Ялко.

— Я боюсь за Ялко, — тихо проговорила Инса. — И за тебя боюсь.

— Инса, а, знаешь, он любит тебя.

— Да, давно, — просто и спокойно ответила Инса.

— Давно? Еще до… До того, как ты заделалась девчонкой с канатной?

— Конечно… Он хороший. Я бы его полюбила, наверно, но ведь есть ты!

Дежурного Инса отправила с легкостью, ей одной присущей, не подав и виду, что они с Крэлом замышляют что-то недозволенное. Проделала она всё это быстро, почти шаловливо, но, как только дежурный ушел, встревожилась:

— Нехорошее мы затеваем. Оставим, Крэл.

— Ты боишься? — Крэл уже держал руку на рычаге. — Боишься, что не вернемся оттуда?

— Мы ведь пойдем вместе!

— Ах, Инса, не до эмоций сейчас. Дело серьезное, в без твоего согласия я не пойду.

— Включай.

Теперь Крэл, как недавно Петер, сжимая руку Инсы, вел ее к стеклу. Крэл помнил, как всё произошло с Петером: они шли быстро, уверенно и совершенно не заметили толстой стеклянной стены балкона. С Инсой они тоже шли быстро, уверенно и больно стукнулись о стекло.

Крэл стоял упершись лбом в холодное стекло и молчал. Стоял, пока Инса не потянула его за рукав.

— Крэл, ты никому, кроме меня, не рассказывал об этом? — Она смотрела пытливо, с тревогой за него.

Крэл молчал.

— Ты никому не говорил?

— Нет.

— Крэл, я боюсь за тебя, Крэл, я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится, Крэл!.. Никому не говори. Никому, даже деду. Особенно Хуку…

Крэл не послушал Инсу и о своем путешествии с Ялко подробно рассказал Ваматру. Как и предполагала Инса, ничего, кроме конфуза, из этого не вышло. Ваматр шумел, нес нечто невразумительное и из одной крайности впадал в другую. То он с восторгом кричал о достигнутом наконец прорыве через Пространство, подчеркивая, что произошло это благодаря мгновенно полученной Информации, то с издевкой говорил о Ялко, намекая на его неуравновешенность.

— Петера надо лечить. Да, да, лечить! Куда смотрят наши эскулапы, хотел бы я знать?! В отпуск! Распорядитесь тотчас отправить Ялко в Европу. Он зарабатывает у нас неплохо, холостяк. Куда он деньги девает? Впрочем, это его дело. Пусть сегодня же едет в… Я не знаю, куда в таких случаях надо ехать. Всё равно пусть едет… А вы, Крэл… Господи, такой здравомыслящий, трезвый человек и вдруг поддались гипнотическому внушению. Я вот… Ничему-то я не поддаюсь, а ведь так хорошо было бы побывать там, в этом мире!..

Инса негодовала:

— Всё равно стыдно. Лейж вот уже посмеивается. Забыл, что ему самому чудилось на острове и даже в собственной лаборатории. Лимоксенусы, видите ли, его хотели съесть!

— Не надо так, Инса.

— Прости, я, наверно, гадкая. Не могу я, когда тебя обижают. — Инса постучала своим крепким кулачком о ладонь. — А деду я еще покажу. Всем разболтал. Устрою ему… И Хуку тоже!

— Хуку я уже устроил.

Сердито суженные зеленоватые глаза Инсы расширились:

— Что?

— Рассказал ему о путешествии с Петером.