Шарик над нами

"Почему мне не удается забыть его? Я хочу вылечиться от мучительных воспоминаний. Это ведь он, Георг, целых два года не давал мне покоя ни днем ни ночью. Он, как насильник, пытался..." Мысль ее оборвалась. Перед глазами в тысячный раз встало лицо Георга. Кожа вмиг заполыхала пожаром, по спине побежали мурашки. Да, Лика до сих пор не забыла ласковые прикосновения его пальцев. Только рядом с ним она чувствовала себя защищенной - даже там, на Луне, где они играли в пятнашки со смертью.

"Все дело в том, что я люблю его! - набравшись смелости, призналась себе Лика. - Без него свет не мил. Я так долго его ждала..." Ей вдруг стало жалко себя. До слез.

После лунной эпопеи серая и скучная работа в институте раздражала Лику. А расспросы настырных сослуживцев доконали ее всего за пару дней. Девушка поняла, что не сможет жить по-старому, не станет заниматься бумажной рутиной и, как раньше, ждать провинциального принца. Надо было все поменять...

Для начала Лика взяла отгулы в счет отпуска. Но уже назавтра почувствовала, что не может усидеть дома. Надо было бежать куда глаза глядят. Ну хотя бы туда, на другой конец города...

3

Георгий Белкин долго не решался съездить к матери в клинику. Сначала не хватало физических сил, а потом смелости. Он заранее репетировал фразы, которые скажет ей: "Здравствуй, мама, Я заберу тебя отсюда. Вот только куплю дом..." Но они казались Георгию какими-то холодными и пустыми.

...На железнодорожной станции было полно армейских патрулей и пикетов полиции. У него дважды досматривали вещи и проверяли документы, подолгу сравнивая стереографию с оригиналом. Подозрения вызывала и свежая запись о получении российского гражданства.

Георгий знал, что в разных точках земного шара один за другим вспыхивают мятежи крепостников. Эти люди так долго боролись с магическим вмешательством, что разучились делать что-либо еще. Теперь они хотели мстить "лунным ублюдкам". Так что земные правительства в равной мере боялись и взявшихся за оружие крепостников, и иммигрантов-селенитов, которые еще не забыли, что такое власть над Землей.

Потрясение, которое испытала Земля, узнав, что М-энергия исчезла и лунная колония обречена, было велико. Но оно скоро прошло, ведь, по большому счету, в жизни людей мало что могло измениться. Земляне в одночасье ни поумнели, ни разбогатели. Да, они стали свободней, теперь они могли выбрать свой путь и идти по нему, ни на кого не оглядываясь. Но земляне отвыкли полагаться на себя. Неожиданно оказалось, что слишком многие боятся этой внезапно обрушившейся на них свободы и не знают, что с ней делать. Нужно было время, много времени, чтобы земная жизнь действительно начала меняться.

Бывший филиал Международного института М-аллергии, а ныне клиническую больницу номер девятнадцать по-прежнему ограждал бетонный забор с колючей проволокой по верху, но теперь стальные ворота были настежь распахнуты и на КПП никого не видать.

Георгий Андреевич шел через садик, опираясь на крепкий ореховый посох с инкрустацией и серебряным набалдашником. Кроме высокого роста, он выделялся в толпе разве что этим посохом. Одет Георгий был в теплый плащ, брюки и летние туфли. На голове - ворсистая кепка. Чтоб не выглядеть стариком, Домард заставлял себя расправлять плечи, выпячивать грудь, но, когда никого не было рядом, снова горбился.

При каждом шаге Георгия по-прежнему вдавливало в землю. Теперь он был кем-то вроде Антея наоборот: не черпал силы у Земли, а, напротив, - терял, касаясь ее. И хорошо понимал такие термины, как "мать сыра земля" и "в землю лечь".

На влажных от дождя аллеях ни души, хотя главный корпус выглядел обитаемым. Дежурная сестра в холле без интереса посмотрела на Белкина, буркнула с привычным раздражением, что впускной день завтра, а затем полистала свой гроссбух и объяснила, как пройти в палату сто сорок четыре, где лежит Мария Кедрина.

Вдоль стен в коридоре стояли пустые кровати, выставив напоказ продавленные, порой безобразно проржавевшие сетки. Белкину они напомнили фильтрационный центр, куда с космодрома отправляли лунных иммигрантов. Селенитов, как сельдей в бочки, набивали в опустевшие на лето школы, спешно освобожденные общежития, пустующие склады...

Подойдя к двери с номером сто сорок четыре, Георгий дотронулся до ее кривой медной ручки и тут же отдернул пальцы, будто обжегшись. "Чего я боюсь? - удивился он. - Что не узнает? Так это само собой. Что проклянет? Так ведь давно готов к этому".

Кровать матери стояла у окна. Мария Кедрина лежала на правом боку, уставившись на низкое серое небо. Георгий подошел неслышно. Не оборачиваясь, она произнесла тихо:

- Долгонько ты добирался сюда... Думала, не дождусь...

Выходя из дверей больницы, Белкин увидел у ворот знакомую фигуру. В руках у Лики была авоська с апельсинами и букет цветов. Девушка тоже остановилась - тотчас узнала его.

"Как он постарел... Согнулся весь, бедняга, - подумала с жалостью. Совсем стал другой..." И сразу испугалась своих мыслей. "Не смей его жалеть! Ну нет! Ни за что не пойду к нему!" - уговаривала Лика свои ноги - и не могла удержаться на месте.

Георгий стоял на дорожке и смотрел, как она приближается - медленно, трудно, словно прорывая грудью резиновую тягучесть застывшего времени. Лика подходила все ближе...