Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1978-1979

«Первые признаки надвигающейся катастрофы появились в среду…»

Игорь Евстратов

ПАРОЛЬ ЗЕЛЕНОГО ЗАБОРА

Лаборатория, куда попал Олег после распределения, занималась исследованием мозга. Седые и бородатые деды вживляли в мозг кроликам и морским свинкам электроды, подключали их к регистраторам и начинали ‘колдовать. Посверкают лучиком света в глаз бедному животному — поглядят на осциллограф, побренькают звоночком над ухом какой-нибудь там крысы — и снова регистрируют… А после отчеты составляют: эта, мол, область мозга реагирует на акустические раздражители таким образом, а эта — этаким, а вот на зрительные — совершенно иначе… Ску…ука! По крайней мере, так казалось Олегу, может быть, потому, что он в этом ничего не понимал. В его дипломе было черным по белому написано: «инженер-электромеханик по эксплуатации ЭВМ».

Игната Брызгалова и высказал ему все.

— Представь себе, Игнат, — стараясь быть убедительным, доказывал Олег, — что мне попалась в руки электронная машина совершенно незнакомой мне конструкции. Да если бы я изучал ее вашими методами, то, верно, и до самой смерти не разобрался бы в ней. Ну, вскрою я один из блоков компьютера, к первой попавшейся микросхеме припаяю проводничок и выведу его на регистрирующий прибор. Так что из того? Ну, стрелка колыхнется… Прояснит ли это колебание, как устроен компьютер? Ты пойми, такой информации можно набрать вагон, а толку?..

Игнат, не перебивая, слушал Олега. Когда тот выдохся, сказал:

— Все правильно, дорогуша. И методы у нас варварские, и способы примитивные, да и знаем мы о предмете изучения так мало, что

Через полгода он не выдержал, подкараулил руководителя темы порою тошно становится… Но делать-то надо… Ты уж поверь мне на слово, потом сам убедишься — нет пока другой методики.

Весь вечер Олег продолжал мысленно спорить с Игнатом.

Мозг все-таки электронная машина. И если только найти вход и выход, то можно подать сигналы на вход и посмотреть, что получается на выходе. Ну, вход известен — органы чувств. Правда, через них, допустим, поступает слишком много информации. Ну что же, введем ее в двоичной системе: ноль-единичка, ноль-единичка… А выход… Впрочем, зачем нам знать, где выход? Главное — результат, реакция на информацию. Где-то я читал про эксперименты, в которых при помощи миганий света животных вводят в транс или возбуждают… А что, если в двоичном коде не информацию, а программу операций ввести! Например, вычисление кубического корня. Ведь должна же она где-то там в голове осесть…»

Опыты были до неприличия просты. Для начала он составил коротенькую программку извлечения приближенного значения кубического корня. «Раз мозг — устройство самопрограммирующееся, самообучающееся, способное усвоить и проанализировать почти любую информацию, — рассуждал Олег, — ему ничего не стоит понять и язык программирования».

Выпросив у завхоза старенький кинопроектор и раздобыв где-то рулон засвеченной кинопленки, Олег очистил от эмульсии кадры, соответствующие двоичным единицам, и оставил непрозрачными — соответствующие нулям.

Вечер за вечером три недели подряд он сидел перед суматошно мелькающим экраном, но ничего не выходило. Проверяя себя, Олег вооружался карандашом…

Первое время еще приходил Игнат, интересовался… Даже сам несколько раз усаживался перед экраном, а потом проверял себя с карандашом и бумагой. А потом и ему надоело. Вскоре Олег и сам забросил опыты.

Каким-то образом сотрудники института узнали о его экспериментах. Олег то и дело натыкался в коридорах и лабораториях на странные мигающие предметы. И каждый раз, видя его недоумение, шутники хохотали от души. Недели через две кончились и розыгрыши.

День тянулся за днем, месяц за месяцем, а самостоятельной работы не предвиделось. С утра до вечера одно и то же: регистраторы, осциллографы, усилители, кролики, собаки, крысы… Первое время Брызгалов еще как-то выжидательно посматривал на Олега и несколько раз пытался затеять разговор об исследованиях мозга. Но Олег только хмуро отмалчивался или уходил, ссылаясь на занятость.

Вчера, стесняясь Игната, он обратился прямо к завотделом с просьбой дать ему самостоятельное задание. Тот неопределенно улыбнулся, тут же сформулировал проблему и пожелал скорейшего успеха, причем добавил что-то неразборчивое по-латыни. Как выяснил из словаря Олег, это значило — «пойти туда — не знаю куда, найти то — не знаю что». Короче говоря, ему доверили решить задачу, над которой уж какой год бился весь институт.

Утром, огорченный столь несерьезным отношением к его способностям, он неспешно брел по тротуару, уныло поглядывая по сторонам. Ярко светило весеннее солнце, подстывший за ночь воздух приятно холодил. Уже на середине пути Олег заметил, что три деревянных домика обнесли зеленым забором, за которым слышалось деловитое урчание бульдозеров. Поговаривали, что на этом месте будет большой сквер, может быть, даже и с фонтаном.

Олег ступил на протянувшийся вдоль забора временный дощатый тротуар. Солнечные лучи, высверкивая сквозь щели, тугой резиной больно ударяли глаза. Недовольно сощурившись, Олег хотел было перейти на другую сторону улицы, но тут… какая-то жесткая, плотная и ослепительная волна неожиданно захлестнула его с головой… Он зажмурился. А когда осторожно приподнял веки, ясный день померк, словно придавленный невесть откуда-то взявшимися тучами. В полусумраке осторожно брели прохожие, навстречу неторопливо катил грузовик. Медленно, постепенно чернота отступала.

Когда человек приходит в себя после сильных потрясений, он первым делом интересуется: что же произошло? С Олегом все было по-другому. Очнувшись, он даже и не подумал, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Ему так явственно представилось, как надо подступиться к порученной институту проблеме, что захотелось немедленно очутиться в лаборатории, и он даже нисколько не удивился, когда вслед за этим желанием почувствовал под собой стул и увидел знакомую обстановку лаборатории. На столе, как обычно, лежали стопка бумаги, шариковая ручка и справочники. Он работал спокойно и ровно, не прилагая, казалось, никаких усилий для того, чтобы связать физические величины или вывести сложную формулу. Вскоре он понял, что большинство физических и математических законов можно вывести путем несложных рассуждений.

Несколько раз в лабораторию заходили какие-то люди, но он не узнавал их, что-то скороговоркой бормотал в ответ на вопросы и вновь погружался в пучину расчетов.

Дописывая последние фразы, он почувствовал себя как бегун на финише, откинулся на спинку стула и — провалился в забытьи.

Очнувшись, Олег с минуту сидел неподвижно. Как в тумане предстало перед ним и раннее утро, и сверкающие вспышки солнца сквозь щели в заборе, и чудесное перемещение в лабораторию… Он посмотрел на стол, на толстенную стопку исписанной бумаги, немного подумал и стал читать. Невероятно! Казалось, что многое из написанного он видит в первый раз, а большинство формул не знал до сегодняшнего утра…

Олег отодвинул от себя бумаги и посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого? Значит, он просидел за столом сутки. Может, и больше. Никто и не удивится — первым, мол, приходит, последним уходит.

За спиной скрипнула дверь. Олег оглянулся. В лабораторию входил Игнат.

— Бог ты мой, на что ты похож! — вместо приветствия воскликнул он. — Ты, часом, не заболел?

— Да нет, со мной все в порядке, — слабо промолвил Олег. И шепотом добавил: — Знаешь, я все сделал…

— Что сделал? — удивился Игнат. — Я что-то не понимаю.

Вместо ответа Олег придвинул ему стопку бумаги и молча отошел в сторону.

Игнат уселся на стул и начал листать страницы. Дойдя до середины, он повернулся, и его вытаращенные глаза в упор уставились на Олега.