Западня (сборник)

— Заткнись, Хенк! — проворчало Чудовище.

— Ладно, вы поспорьте пока, а я сбегаю наверх, к жене! сказал гномик и исчез.

— Пойдем, — сказал Хенк, — нам нечего делать в этом крысятнике!

— Здесь мне нравится, — не согласилось с ним Чудовище.

— Ты забыл, что за тобой охотятся? — поинтересовался Хенк ехидным голоском. Чудовище засопело.

— Я все помню. Только тут они нас никогда не отыщут! Ну скажи, сколько можно бродить без отдыха?

— Он правильно говорит! — подтвердил спустившийся гномик-паучок.

— Без твоих советов обойдемся, чучело! — нагрубил ему Хенк.

— Я на вас не обижаюсь, — с достоинством ответил гномик. — Вы перерожденец, вы — чудовище! На вас нельзя обижаться!

— На тебя тем более!

— Перестаньте! — утихомирило их Чудовище.

На какое-то время стало тихо, совсем тихо.

— Нет, Хенк, что ты ни говори, а часок-другой передохнуть надо. Мы вам не помещаем своим присутствием? — поинтересовалось Чудовище у паучка.

Тот взобрался повыше.

— Нет, пожалуйста! Но мне бы не хотелось, чтобы это мерзкое идолище, чтобы это двуногое и двурукое отвратительно-пакостное существо задерживалось здесь надолго. Пожалуйста, вы оставайтесь хоть навсегда. Но его мы терпеть больше двух часов не будем, предупреждаю!

Хенк погрозил гномику пальцем. Но пререкаться с ним не стал.

— Вот и лады! — проговорило Чудовище, — Тогда мы приляжем. Спасибо вам!

— Пожалуйста! Проходите вон в тот уголок. Там вам помягче будет! — гномик широко и благостно улыбнулся.

Чудовище и Хенк прошли в указанное место. Опустились на мягкий, пушистый пол. Дрема уже завладевала ими. И не странно — после стольких-то передряг и треволнений, после стольких нагрузок — и физических и нервных.

— Спите спокойно, тут вы в полной безопасности, — сказал гномик. И поднялся к себе наверх.

Гурыня заснул за рулем. Проснулся от резкого удара — головой он ткнулся прямо в пульт управления. Но машина не остановилась. Она неслась стрелой по бесконечной трубе. Только потряхивало да покачивало.

— Ты чего? — поинтересовался Бага Скорпион.

— Я те щя задам, падла! — разозлился Гурыня. — Чего! Чего?! Ты на кого тянешь, поскребыш?!

Скорпион затрясся.

— Я тока спросил, понимаешь! А ты окрысился сразу!

— Я тя спрошу, падла! По башке твоей лысой, скорпионьей! Ты у меня, падла, научишься старших уважать!

Лопоухий Дюк и Плешак Громбыла спали на своих сиденьях. Они вымотались за бесконечный день, к тому же, их сильно укачало.

— Дрыхнут, суслики? — поинтересовался Гурыня, вытягивая шею.

— Дрыхнут! — бодро доложил Бага.

— Ну и пускай! Привала делать не будем! А ты, падла, чтоб в оба глядел! Ежели пропустишь врага, я тя собственными обрубками придушу! — для наглядности Пак потряс правым обрубком, блеснули его черные вселяющие страх в непривычные души костяшки. — Нам с тобой зевать некогда! А то все, падла, прозеваем!

— Есть! — ответил Бага.

Гурыня успокоился. Он уже забыл про досадное недоразумение, обрел душевное равновесие.

— Тут главное чего? — спросил на Багу.

— Где? — поинтересовался Бага туповато.

— Да не где, падла, а что? Понял?! Отвечай, тут главное чего?!

— Не зевать! — ответил Бага.

— Дурак! Это и так ясно! — Гурыня начинал снова злиться. — Тут главное — скорость! Понял, падла?! Штурм и натиск! Вот так! Усек?!

— Так точно! — заверил Бага.

— Во-о, умнеешь прям на глазах!

— Рад стараться!

Гурыня повернул к Баге маленькую змеиную головку.

— А ты мене нравишься, малыш! — сказал он как-то по-отечески. — Я думаю, ты верно понимаешь службу.

— Так точно! Стараемся! — отчеканил Бага.

Гурыня засопел. Чуть ли не впервые в жизни на его щеку стала наворачиваться слезинка. Но… так и не навернулась.

— Какие будут вопросы? — как бы в поощрение поинтересовался он дружелюбно и снисходительно.

Бага замялся, побаиваясь неосторожным словом снова вызвать неудовольствие начальства. Но потом осмелел.

— Скоко нам еще трястись-то?! — спросил, заранее ожидая затрещины и прикрывая глазенки.

— Не волнуйся, малыш! — ответил Гурыня уверенно. — У мене, падла, все рассчитано. Точно в назначенный час прибудем к цели! Ты мене, падла, главное врага не прозевай! Вот что! А за старания я тебе… я тебя, Бага, к награде представлю! — и немного помолчав, подумав, что представлять-то некуда и некому, добавил: — И сам награжу!

— Премного благодарен! — почти заорал на всю машину Бага Скорпион. Так, что Дюк с Громбылой с перепугу проснулись.

Машину трясло, бросало из стороны в сторону. Но Гурыня ходу не сбавлял.

Орали, входя все в больший раж, притопывая ногами в такт, размахивая руками. И громче всех орал Хреноредьев.

И-ех, едрена громыхала!

У-ох, хорошо в трубе шагать!

Пак с Бубой Чокнутым подхватывали лужеными глотками, с залихватским прикриком, с лихим посвистом:

Ну-кось, грянем, запевала,

Тра-та-та-та-та-та мать!!!

Инвалид выводил чисто, высоко, по-соловьиному. А подхватывал со всеми вместе — басисто и разухабисто. Получалось, откровенно говоря, здорово. Знали бы раньше в поселке про такие таланты, быть бы там своему хору. Может, и совсем иначе бы пошли тогда дела.

Мы туристов не боимся!

И-ех, едрит-переедрит!

Ежли разом разозлимся,

Ни один не устоит!!!

Буба Чокнутый старался перекричать всех. А то, понимаешь, забыли, что он самый главный! что он избранник народный! Хотя все — и присутствующие и отсутствующие — хорошо помнили, что избрал-то Буба себя сам. Но он избрал, он и внушил себе идею народного избранничества, он и уверовался в ней глубоко-глубоко, так, что не разуверишь. А стало быть, во всем надо было первым выходить.

Мы пройдем огни и воды!

Сердце бьется как мотор!

И все вместе снова ударяли:

Мы идем, едрит, к народу!

Хто не с нами — тать и вор!

Пак понимал, что Чокнутого снова заносит. Но так хорошо шагалось, что он не мешал творческой инициативе певцов пускай выкричатся вволю, пускай выложат все заветные думы, страдания! Тогда, может, и впрямь — пробьются они, выйдут и к народу, и на простор, и вообще забрезжит наконец хоть что-то светлое впереди. Сколько же можно в потемках шагать, не зная, куда и зачем?!