Агент нокке, или на войне как на войне

Довольно много. Шум в голове прекратился. Ник расслабленно лежал на скрипучей металлической кровати и, отчаянно борясь со сном, слушал венгра Яноша. Если бы не форма, парень ни за что бы не узнал его. Теперь, когда не надо играть зловещую роль и лицо его перестало быть маской, он казался приветливым. И ласково трепал густые волосы Ника.

Этот дяденька поведал юноше, что его смерть была ненастоящей. Это был какой-то очень секретный яд. Дыхания почти что нет, сердце не выслушает ни один врач.

Конечно, в большой клинике начиненной всякими приборами, обман бы раскрылся. Но кто станет перепроверять уважаемого доктора ночью, в тюремной камере, в которой и днем царит полумрак? Пока Ник был без сознания, эксперт установил время наступления смерти. По всем правилам был составлен акт об исполнении приговора.

Тело юноши отдано родственникам для погребения. Так он и попал в эту избушку.

Конечно, друзья прорабатывали и другие способы вызволить мальчишку. Но все эти планы то и дело оказывались неосуществимыми. У этого плана оказалось дополнительное преимущество: мертвого парня, чья смерть была зафиксирована двумя наблюдателями и документирована, никто не будет искать. Одно только плохо – страдания агента нокке были самыми настоящими, неподдельными. Он вполне мог умереть по-настоящему. И поэтому на этот план долго не могли решиться.

Парню выдали новые документы, одежду. Но работать, как требовали из центра, он еще не мог. Уже прошла неделя, а Ника нокке все еще никак не может покинуть хутор Карпинусов. Его туда отвезли друзья тетушки Агаты.

После этого приключения нервы Ника были расшатаны до предела, временами казалось, что подросток просто сходит с ума. Слишком сильными были переживания: умереть и снова очнуться. Парень увлекся непонятной литературой, говорил непонятные вещи, боялся остаться один, доводил себя до полного изнеможения, боясь заснуть. Все время мерещились призраки, напоминавшие о данных обязательствах. Ему ничего нельзя было поручить, все валилось из рук, мысли вялыми осенними мухами ползали по сознанию. Да еще и ушибленные ребра болели, но это как раз беспокоило меньше всего. Так – мелкая неприятность.

Опять Карпинусу и Максиму пришлось возиться с Ником, выводить его из жесточайшей депрессии. Собственно, парнем занимался Карпинус.

Максим должен был заняться своими делами. Их у него было очень много. Родное правительство в очередной раз его подставило. Максу Исаеву приходилось выпутываться самому, выручать своих людей. На помощь начальства он никогда не надеялся. Они все так хотели полюбоваться на провал знаменитого Юстаса, что сами несколько раз подстраивали провальные ситуации. Не вписывался этот человек в их систему. Не хотел убивать положенное число своих, чтобы быть хорошим для начальства. Этот упрямец боролся за каждого агента, за каждого своего человека.

Однако партийцы зря старались. Верные друзья Максима Исаева, которые выручали его не раз и не два, не подвели и на этот раз. "Молодец! Герой!" – высокопарно восхищались начальники (те самые, которые сами устраивали критическую ситуацию), в обстановке строжайшей секретности вешали на грудь очередной орден. Максим произносил дежурное: "Служу Советскому Союзу!". Партийный функционеры слышали в этом ответе тонкий намек, на толстое обстоятельство.

Парень в это время находился на хуторе Карпинусов. Повод был подходящим: ребенку нужно окрепнуть после перенесенных потрясений. Конечно, это двухметровое существо назвать ребенком было очень сложно. Но ему было всего шестнадцать лет от роду. И он очень сильно устал. Первые дни он просто тихо лежал в верхней комнате и целыми днями смотрел в окно. В тихом пруду резвились беспечные рыбы.

Так же, как и тысячи лет назад, поднимались на крыло гуси и утки, отправляясь на зиму в теплые края. И как в детстве, он тоже хотел отправиться за ними, туда, где не бывает зимы.

Дни проходили в мирных хлопотах и задушевных разговорах с тетенькой Ингрид и ее правнучкой-сиротой. Эта молоденькая девочка тоже всех потеряла, а держится.

Вечерами парень брал гитару, по которой успел соскучиться и тихонечко наигрывал песенку, посвященную бывшим объектам и бывшим сослуживцам:

Весь мир – театр, так говорит Шекспир,

Я вижу лишь характерные роли:

Тот негодяй, тот жулик, тот вампир!

И все, как Пушкин написал: "чего же боле…".

Аппарат и наметанный глаз,

И работа идет эффективно.

Только я столько знаю про вас,

Что порою бывает противно…

Девушка весело смеялась, а парень еще больше раззадоривался. Они уже могли относится к происходящему с юмором. Это был хороший знак. Тело крепло, а душа залечивала раны. И тот факт, что нельзя дважды войти в одну реку, не воспринимался как трагедия, а просто как данность. Ну, нельзя и нельзя, ну и что с того?

Ник уже нашел в себе силы смотреть в будущее, даже покрытое мраком неизвестности.

А прошлое… Оно было. И хорошо, что оно было. Хорошо, что оно было прекрасным, но надо жить дальше. Дел много: спасаться самому, спасать других, приближать гибель ужасного монстра, превратившего страну с богатейшей культурой в кошмарное логово почти средневекового мракобесия. У него есть дело, и никто его не сделает.

Ник сделает все, чтобы убить это чудовище.

В этом благословенном уголке совсем не чувствовался тот ужас, что творился вокруг. И совершенно не хотелось здесь думать о грустном или страшном. Ник мог бы находится на этом хуторе до бесконечности. Но вскоре его оттуда забрали.

Ник помогал "дяде Максу" анализировать некоторые ситуации. Максим Исаев решил, что пора приучать своего молодого друга к серьезной работе, хватит с него махания ногами. Максим и Ник понимали друг друга с полуслова. Некоторые стали считать юношу незаконным сыном Максима Исаева (или Юстаса Штирлица): так похожи были их жесты, их взгляды, даже их мысли. Находились даже "добрые люди", которые доводили до сведения Нины Александровны эти сплетни. Нина слишком хорошо знала, и Ника, и своего мужа, чтобы устраивать сцены и демонстративно рыдать, на радость сплетникам. Он просто не обращала на них внимание. Во-первых, жизнь как товарища Максима, так и господина Юстаса была заполнена совсем другими делами и заботами. А во-вторых, если считать каждого юношу, выпестованного строгим наставником плодом его неприличных похождений, то получится, что Максим только и делает, что плодит новых агентов по образу и подобию своему. Ни на что другое просто не останется времени.

Хорошо, что Алешка и все прочие были дома, по ту сторону. Нику было тоскливо и тяжело без них, но парень не хотел рисковать ими ради своего психологического комфорта. Но кто-то очень умный решил, что надо непременно подключать к делам Алешку и Сашу. С друзьями Нику было бы веселее, но он очень боялся за них. В отличие от инфантильного Вадика, юноша знал, что ходит по лезвию ножа. Ник очень любил своих друзей и не хотел, чтобы им пришлось пройти через тяжелые лишения, не хотел подвергать их опасности.

Глава 12. Война закончилась, а Ник все на службе.

Победа пришла неожиданно. Ник, Алеша и Саша вернулись из очередного задания. Их встретили Даша, Маринка и Настя. Девочки были в прекрасных шелковых платьях, волосы уложены в шикарные прически. Петр Сергеевич и Лилия Борисовна готовили праздничный ужин. Парни были так измучены, что даже сначала ничего не заметили.

Они шли по улицам, а там всюду было веселье, музыка, радостные крики и объятия.

– Что случилось, девочки?- спросил Сашка.

– Вы что не знаете? Правда, не знаете, – глядя на их растерянные лица парней, весело смеялись девочки,- Мальчики, война кончилась. Война закончилась!!! Вы слышите!!! Ника, что с тобой, ты побледнел.

Парень тяжело опустился на прогретый камень. Обхватил голову руками.

Страшное напряжение вдруг спало. Перед его внутренним взором пронеслись страшные видения войны – убитые, заживо сгоревшие, раздавленные гусеницами танков солдаты (но почему-то их не причисляли поименно к героям советского союза, а парень считал именно их, солдат и офицеров, настоящими героями войны), сожженные деревни, умирающие от голода дети блокадного Ленинграда. Героизм тысяч и миллионов, который бесчестили глупость, безалаберность и воровство единиц.