Игрушка богов

Курц бросил грести, скинул куртку, положил её рядом с собой.

— Что, уже выдохся? — тут же спросил Себастиан.

Удостоив священника презрительным взглядом, Курц стянул через голову кофту, пристроил её поверх куртки. Отстегнул от запястья кинжал, положил его рядом и снова взялся за вёсла.

А Тимур, забыв про пережёвываемое им мясо, с удивлением и содроганием уставился на его разогретый трудом торс. Вроде бы ничего необычного- среднестатистический человек в хорошей физической форме. Не особо мускулистый, зато сухой и поджарый. Во время гребков отчётливо проступает каждый мускул, видны их волокна. Кожа смуглая, загоревшая- таким Курц был ещё вчера в землянке, когда переодевался. Вот только чего нельзя было различить в слабом свете фонаря, но стало отчётливо заметно под солнечными лучами- бледные полоски- шрамы. Их было много- десятка три на груди и на животе, на плечах и на руках. Все различной длинны, ширины и глубины. Какие-то из них остались от очень опасных ран- возможно, они должны были убить. Или же на это надеялись люди, их нанёсшие.

Не меньше Тимура такой коллекцией шрамов был впечатлён и Себастиан.

— И откудаво такое богатство? — спросил священник.

— Отовсюду, — ответил Курц.

— Отовсюду- это всё же откудаго? Не при битве же в Уэно ты их заполучил?

— Нет, конечно. Какими-то на тренировках мои учителя меня наградили. Некоторыми- враги да разбойники.

— Учителя? — переспросил Тимур.

— Ага. Не на тренировочных же мечах и в латах настоящее мастерство постигается, а в бою смертельном. Вот и резали меня бывало. Каждый в меру надобности и моей медлительности.

Тимур вынул изо рта мясо, сглотнул. Сипло произнёс:

— Суровые, должно быть, учителя у тебя были.

— Не то слово, — беззаботно подтвердил Курц. — Ещё как меня гоняли. Думал порой- не выживу. Зато, когда до дела настоящего доходило, над любым врагом победу одерживал. Сколько бы их не было и чем бы я не бился. Однажды против дюжины стражников и надзирателя выстоял. С одним кинжалом.

Сказав это, Курц лучезарно улыбнулся, обнажив ряд ровных, правда, чуть желтоватых зубов. Улыбнулся легко и непринуждённо. Словно поведал только что не об опасных тренировках и смертельных схватках, многие из которых должны были окончиться для него плачевно, а о чём-то совсем обыденном, о каком-нибудь достижении в учёбе, которым он по праву мог гордиться. Наверное, так оно и было. Курц гордился своим мастерством и выдержанным экзаменом. И ничуть не смущался тому, что признался в убийстве тринадцати человек. А ведь это был лишь один эпизод из его бурной жизни. За плечами этого приветливого и легкомысленного с виду парня таких должно быть ещё немало.

Но это было нормально. Тимур уже хорошо усвоил, что находится в другом мире с другими правилами. Наутика- развитое средневековье, и мораль на ней соответствующая. А Курц к тому же был воином, и менталитет у него был воинский. Пусть для обычных, законопослушных граждан этого мира убийство- событие из ряда вон выходящее, для Курца действовали совсем иные нормы. Для него убийство в схватке- достижение. Это важная и неотъемлемая часть его становления как воина.

Пусть и очень мерзкая часть… Но это уже была субъективная точка зрения воспитанного юноши с Земли, проживавшего на протяжении двадцати лет в комфорте и достатке. Её можно было оспорить.

Тимура зацепило другое:

— А стражники-то в чём были виноваты? Неужели они все такие плохие, что заслуживают смерти?

Курц помрачнел. Исподлобья взглянул на Тимура и ответил:

— Нет, стражники мне не враги. Но те- были ими.

— Чем же они так провинились?

— Тем, что защищали надзирателя, которого я должен был убить.

— И всё? Только из-за этого?! — поражённо воскликнул Тимур.

В глазах Курца нельзя было прочесть ничего. Его лицо стало воплощением равнодушия. Очень жёсткого и беспощадного.

— Да. Только из-за этого.

Несмотря на смену настроения Курца и его явное нежелание общаться на эту тему, Тимур, испытывая какое-то извращённое, садистское удовольствие, продолжил допытываться:

— Так ты, получается на каждого встречного надзирателя кидаешься?

— Нет, не каждого. Только на того.

— Он был особенный?

— Да, особенный.

— И чем же?

— Лучше не спрашивай об этом, — искренне, но с какой-то зловещей интонацией в голосе посоветовал Курц.

— Почему? — назло своему собеседнику спросил Тимур.

Ответ пришёл от Себастиана:

— Потому что тот надзиратель был причастен к сожжению его родного города- Уэно. Точнее, покойный брат Уильям командовал армией, совершившей двадцать лет назад тот победоносный поход. Однако ж три или четыре года назад, уже будучи почтенным старцем и служа в мирном сане епископа, во время поездки за стену столицы Гардкики на него и его стражников, коих было ровно двенадцать, напали душегубы. И сдаётся мне, что с этими душегубами как раз и был наш спутник. Так ли это?

— Ага, — промычал Курц. — Только не было со мной никаких душегубов. Я был один.

— И целых двадцать лет ты носил в себе ненависть к брату Уильяму? Всего за то, что волею наместника его во главе армии поставили?

— Нет, не за это. А за то, что он лично казнил моего отца и мать.

Себастиан собрал бороду в пучок и принялся нервно за неё дергать.

— Погодь-погодь. Помню я это, был я там. Но… но ведь тогда получается, что ты…

— Да, — прервал священника Курц, — я сын правителя Уэно.

— Вот те на! — воскликнул Себастиан. — Да ты у нас знатный оказывается. Аристократ в седьмом поколении.

— Бывший аристократ, — поправил Курц. Горько добавил: — Да и что это такое- быть знатным, я так толком и не узнал. Не успел. Был слишком мал.

Себастиан прекратил терзать свою бороду. Подозрительно произнёс:

— А мне казалось, что наследника правителя вместе с ним смерти предали. Почему ж ты выжил?

— Потому что сын соратника отца мною назвался. А меня из окружённого города дракон вынес.

— Ксандер? — догадался Тимур. — Это он ваш бунт организовал?

— Да, из города меня вынес Ксандер. Только к бунту он отношения никакого не имеет. Не его это была затея, а отца моего. А помогал ему хранитель по имени Сальваторе. Затем и ещё драконы примкнули. Ксандер же предвидел, что другие города бунт не поддержат и что в одиночку Уэно не выстоит, потому отца моего от восстания вооружённого отговорить пытался.

Тимур растерянно потряс головой.

— Чего-то я недопонимаю. Между драконами тоже разногласия какие-то есть?

— Ага, — подтвердил Курц.

Тимур прищурился.

— А идея взять в этот поход Диану, случаем, не одному лишь Ксандеру принадлежит?

— Да, только ему. Остальные драконы никогда бы не согласились подпустить ведьму к инкубатору.

— Почему?

— Потому что боятся дарованной им власти. Они не знают, зачем она им дана, но знают, что таких людей, как Диана, в этом мире быть не должно. Если почувствует дракон ведьму, то указывает людям, где её найти можно, а уже те надзирателям её передают.

— Как у вас тут всё запутанно… — растерянно протянул Тимур.

Уже не оставалось сил чему-то удивляться, поражаться и возмущаться. Разбираться, где хорошие, где плохие, — напрасная трата времени. Что-то переиграть не получится. Выбор уже сделан, враг известен. Нужно идти и сражаться. И за себя, и за Диану. Больше в этом мире ей никто не поможет.

— Почему ты не сказал мне этого раньше? — спросил Тимур.

Курц, как и предполагалось, на секунду вынув вёсла из воды, пожал плечами.

— А что это изменило бы? Тебя бы сейчас не оказалось в этой лодке?

Захотелось что-нибудь сломать. Но под рукой не оказалось ничего подходящего, а стучать в ярости ногами по днищу лодки вдалеке от берега, по крайней мере, просто неразумно. Тогда Тимур просто вскочил со своего сиденья, с силой метнул в воду недоеденную полоску мяса и заорал:

— Нет, я был бы здесь! Но тогда бы я знал, что, даже если из всего этого похода что-то да выгорит, Диану всё равно убьют!