Настя СИ)

— Это точно. Чертовщины, — подтвердила я, вспомнив голос за стеной.

— Только не вздумай кому-нибудь об этом сказать. Особенно когда приедешь домой.

— Почему?

— Как только мы выходим за пределы «Штуки», сразу включается подслушка в карточке. А по браслету сигнал передаётся сюда.

— То есть, пока мы учимся в «Штуке» нас контролируют постоянно? — Уточнила я.

Саша огорчённо кивнула.

— Но ведь так же нельзя жить!

— Получается, что можно. — Саша сжала мне ладонь, успокаивая. Руки у неё были холодными и сухими. — Не переживай. К этому быстро привыкаешь.

— К тому, что тебя постоянно контролируют? Не верю!

— Правильно, что не веришь, — тут же опровергла свои собственные слова Саша. — Но в любом случае, это всего на пять лет, так что…

Она встала, потянулась, разминая затёкшие ноги. Я продолжала сидеть, снизу вверх глядя на неё.

— А если на другую планету улететь и там всё рассказать кому-нибудь? Прослушка до туда достаёт?

— Попробуй. Вполне возможно, что, когда ты вернёшься, то окажется, что ты тут уже не учишься.

Я только вздохнула.

— Ты хочешь спросить что-нибудь ещё?

— Я много чего хочу спросить, только тебе это навряд ли понравится. Не хочу пользоваться твоей добротой.

— Ладно, чего уж там, пользуйся. Если бы не ты, я бы сейчас уже домой летела.

— А почему у тебя так мало очков на карточке?

Саша сцепила пальцы рук, словно на что-то решаясь.

— Это всё наши мальчишки. Только никому не говори.

— При чём тут мальчишки?

— Они к вам вчера подходили?

— И вчера, и сегодня. А когда мы не согласились исполнять, что они сказали, то очки с нас снимали. Кстати, а ты можешь хотя бы примерно описать механизм прибора, с помощью которого можно начислять и снимать очки?

Саша с новым интересом посмотрела на меня, в полутьме сверкнули белки её глаз.

— Ты технарь?

— Нет, я мальчишкам хотела сказать.

— Это слишком сложно. Да я и не знаю. Наши ребята над этим работают, но им ещё далеко.

— В смысле? Вы не умеете снимать очки? — Не поверила я.

— А что тут такого?

— А как же вчера..?

— Ага! — Хихикнула Саша. — Они куда-то позвонили — и очки слетели, верно?

— Ага.

— Они с пятикурсниками договорились. Знаешь, сколько тысяч наш курс заплатил за каждый такой звонок? Я даже говорить не буду — это полный антракт! Теперь мы все в жутком минусе. А у вас там какие-то боевики попались, наших ребят избили, а одного вообще куда-то утащили. Не знаешь, куда?

— Знаю. Его уже отпустили. Наверное.

Если бы только знать, что всё, происходящее вчера (да и сегодня утром, кстати сказать), — блеф, то можно было бы выбрать совсем другую линию поведения и избежать ненужных жертв!

— Я, кстати, против была, когда мы все голосовали, — извиняющимся голосом проговорила Саша, — трёх голосов не хватило, будь они неладны!

— Интересно, а ваш главный «за» был или «против»? У нашей Полинки, например, контрольный пакет акций, так вроде это называется — пятьдесят один процент в любом голосовании. Хоть она и говорит о демократии, но, мне почему-то кажется, как она захочет — так и будет. А у вас как?

— У Катьки-то? Да она вообще не голосовала. Сказала, что все эти голосования — полная ерунда.

Я даже дар речи потеряла от такого заявления.

— И вы её пустили командовать?

— Она ни у кого не спрашивала. Ты, кстати, её видела. Мы с ней разговаривали перед тем как Красная Шапочка пришла.

— Она рыжая такая, с косичками?

— Ага.

— Видела. И только тогда поняла, как нам с Ивановой повезло. Она ни за что бы ни сделала так, как эта ваша Катька. Ей бы даже в голову не пришло оставлять кого-то наедине с Красной Шапочкой. Она скорее сама бы из «Штуки» вылетела, чем подставила бы кого-нибудь из своих.

— Давай не будем об этом, ладно? У нас тоже многие Катькой недовольны.

— А революцию не получается устроить? — Полюбопытствовала я.

— Кому она нужна эта революция. — Горько вздохнула Саша. — Все сидят тихонько по своим комнатам, главное, чтобы их не трогали — и ладно, — она едва заметно улыбнулась. — Почему-то на всех курсах главные — девочки.

— Это потому, что мы умнее мальчишек.

— Мы не умнее, мы просто быстрее развиваемся, — поправила меня Саша. — А чуть позже наш интеллект выравнивается. А пацаны — они предприимчивые — вот и вылезают на все посты.

Мы ещё немножко пообсуждали девчоночьи проблемы, связанные с нашей нелёгкой жизнью в мире мальчишек. В конце концов, Саша заторопилась:

— Ладно, мне уже пора. Извини, конечно, но если кто-нибудь из наших узнает, что я тут с тобой болтала…

— Не бойся, не узнают. Я хотела ещё кое-что спросить. Зачем перед входом в читальные залы…, — я замолчала, не в силах подобрать нужные слова.

— Это как в баймах, — ответила девочка, — для того, чтобы войти в зал нужно преодолеть какое-нибудь препятствие. Я всегда в восьмом занимаюсь, там проще всего проходить, над головой большая железная штука кружится — и всё. Самое сложное — во втором: там пол качается, иногда на сто восемьдесят градусов переворачивается. Меня даже вырвало пару раз.

— А в десятом?

— Стреляют.

— Насмерть?

— Да ты что! — Непритворно испугалась Саша. — Больно, конечно, обидно, сколько бы ни прошёл, после каждого попадания к самому входу возвращаешься, но не насмерть, нет! В четвёртом самое главное — правильное направление выбрать. Если не туда пойдёшь — можно заблудиться и до вечера там проходить.

— Мы всем классом в самом начале туда зашли.

— И как — заинтересовалась Саша, — выбрались?

— Представь себе — нет. До сих пор там ходим.

Саша расхохоталась, сверкнув в полутьме белоснежными зубами.

— Ладно, теперь самый последний вопрос. Тут очень…, — я запнулась, подыскивая нужные слова, — очень трудно учиться?

Девочка тяжело вздохнула.

— Я много раз думала, что, где бы я теперь ни очутилась, что бы со мной ни произошло, хуже, чем здесь, мне никогда не будет.

Я взяла её ладонь в свою руку и не нашлась, что можно ответить. Девочка порывисто встала.

— Всё, мне пора.

— Когда мы сможем встретиться?

— Номер телефона запомнишь?

— Да.

Она назвала несколько цифр.

— Это — мой домашний телефон. На выходных можешь мне позвонить, я домой приезжаю примерно раз в месяц. Как-нибудь пересечёмся.

Мы расходились по отдельности, словно в старых шпионских фильмах, сначала вышла Саша, вслед за ней — я.

Как только я спустилась вниз, меня угораздило столкнуться с тем парнем, который уже сделал мне замечание несколько минут назад.

— Что ты делала на втором этаже? — Без обиняков спросил он.

В прошлый раз я ничего предосудительного не совершила, поэтому притворяться мне почти не пришлось, теперь же пришлось сделать значительное усилие, чтобы выглядеть спокойной.

— Я просто заблудилась. — Как можно более дружелюбным голосом объяснила я. — А что?

И очень не вовремя вспомнила, что на моей карточке — минус двести. Если этот мальчишка имеет желание и возможность снять с меня баллы, мне придётся туго.

— Ещё раз тебя в этом крыле увижу — пеняй на себя.

Он ушёл, а я, всё более ускоряя шаги, пошла по коридору к знакомой двери с цифрой «8». Когда я предыдущие два раза без приключений преодолела тёмное пространство между коридором и читальным залом, это придало мне чувство уверенности; я расслабилась, чего мне делать не следовало.

Мне показалось, что дверь совсем рядом, я приподнялась, и тут же затылок обожгло тупой болью. В глазах на мгновение потемнело, хотя, кажется, как может потемнеть в глазах, если вокруг и так полная темнота?

Полагаю, что некоторое время я даже провела без сознания, прежде чем рассудок не прояснился и я не смогла двигаться дальше. Само собой, теперь у меня даже помысла не возникало подняться на две ноги. Даже преодолев границу читального зала, я несколько шагов проползла на четвереньках. Несколько ребят, оглянувшись на меня, хихикнули. Это отрезвило меня. Стараясь сдержать стон боли, я выпрямилась в полный рост и направилась к шкафу с книгами, где стояло злополучное «Введение в теорию». Если бы дело происходило не в виртуале, а в реале, дело вполне могло бы закончиться сотрясением мозга и как минимум неделю пришлось бы носить бинты. Однажды я целый месяц пролежала в больнице с сотрясением мозга; не скажу, что у меня от этого остались самый радужные воспоминания.