Чаша ярости

Никто не придет. Волшебник в голубом вертолете не прилетит. Отчаянье поугомонилось, восстановился трезвый рассудок. Петр сам выковырял «жучки» и уничтожил их. Брошенный не брошенный, а он все-таки — профессионал. Пачкать время нельзя. Более того, теперь его надо куда более ревностно охранять. Потому что теперь это — его дом.

Десять лет…

Десять лет наезд ему бы и в голову не пришло сделать то, что ей делает сейчас: решился, понимаешь, на юбилейный поход по местам боевой славы. Задумал пройти дорогу от Иершалаима до Нацерета и обратно. Освежить в памяти события тех времен, повздыхать, знакомых навестить, слезу, опять же, пустить. Скупую конечно, — может, ты и не Мастер, но мужиком-то быть не перестал, правда, Петр?

Правда, Петр.

Еще одно любопытное изменение — раньше самому с собой разговаривать не приходилось. Или иначе: в голову такое не приходило.

Ну да ничего, это не криминал. Все сапиенсы так или иначе, но сами с собой временами беседуют, главное — не начать самому с собой не соглашаться, спорить, это уже психиатрией попахивает. А с докторами подобного профиля в первом веке плоховато дело обстоит.

Милые человеческие слабости — а как приятно! Мощная сентиментальность подняла в путь — по большому счету бессмысленный, ничего новому делу не приносящий, — занятого, даже приземленного Петра, большого начальника очень большой общины, насчитывающей не одну тысячу человек. Сколько точно — никто не знает, количество постоянно меняется, в сторону увеличения, естественно. За старшего там, в Иершалаиме, остался Иоанн. Могучий, нестареющий кумранит кажется, за десять лет и не изменился совсем. Все такой же сильный, деловитый, серьезный, немногословный. На лице — ни морщинки. Тело — глыба. Ум — точный и ясный. Он с дружеским пониманием отнесся к решению Петра этаким своеобразным способом отметить круглую дату. Кивнул, чуть улыбнувшись. Предложение пойти вместе отверг. Только и сказал: «Это твои десять лет, Кифа».

И то правда. Он, Иоанн, Йоханан, живет здесь всю жизнь, другого мира не ведает. Он уникальный человек! Без него Петру тяжко пришлось бы. Да и что это вообще за мысль такая: «без него»? Без него вообще ничего бы не было. Теперь Иоанн — часть истории. Впрочем, как и Петр. И теперь уже не они делают Историю, а История вплела их в свою узорчатую ткань и оставила красоваться на ввдном месте, отведя им важную функцию начинателей-продолжателей. Отцов-основателей. Первых Апостолов… Без них теперь — никто никуда. Нарасхват они теперь. В тюрьме посидеть? Иоанн и Петр-Плетей получить? Те же и там же… Народ за собой повести? Легко! Привычное дело: до блеска отполированное красноречие плюс немного телепатии — и аудитория составляет уже пол-Иершалаима. Первосвященник Иосиф Кайафа — в ужасе. Но зря. Все в порядке. Не стоит волноваться: это вершится История.

В детстве Петр нашел где-то табличку, оброненную, видно, неким монтером по рассеянности. Мальчика тогда сильно позабавил текст, нанесенный белыми буквами на ярко-красный фон: «Не влезать! Работают люди!» Очень она пригодилась бы во время проповедей и публичных исцелений. Последние теперь — тоже прерогатива Петра…

Ладно, шутки в сторону. Перекусил легонько, пора двигаться.

В тишине, нарушаемой лишь шелестом деревьев да редкими вскриками птиц, вновь зазвучали шаги путника. Камешки, Хрустящие под кожаными подошвами, облачка пыли — микровзрывчики, отмечающие, куда наступил идущий. Пешеход. Пеший ход… Да, как и было обещано ушедшим в будущее Сыном Человеческим, Иисусом, Иешуа, другом любимым, учеником и учителем одновременно, — теперь Петр умеет многое. Покрыть расстояние от столицы до галилейского селеньица Нацерет можно было бы за несколько секунд. Буквально. Надо лишь… Нет, описать это невозможно. Просто взять — и оказаться там, в Нацерете. Правда, потом голова будет болеть долго. Так положено или это персональное свойство Петра? Некому ответить… Нуль-транспортировка, она же телепортация, он же еще черт-знает-что-такое-странное. Опять же, десять лет назад ни в жисть не поверил бы. А теперь — не просто верит, но и применяет почем зря, как прежде применял бросок во времени для того, чтобы вернуться в ту же минуту, но в другое место, избегнуть необходимости идти пешком. И тогда хитрую машинку времени легко применял, и теперь — собственное, подаренное ушедшим Иешуа свойство. Но не в этот раз. Нынче следует идти не торопясь, раздумчиво, смакуя воспоминания, тем более что с течением времени самые болезненные из них уже перестали причинять какие-либо страдания.

Ты помнишь, как все начиналось?.. Любимые девяностые двадцатого века, куда тоже и часто бросала Петра Служба Времени, осевшие в его необъятной памяти, к месту подкинули актуальную строчку из песни, которую пела группа с не менее актуальным и тогда и сейчас названием.

А начиналось все просто.

Петр, Иоанн и все братья, плюс Мария из Магдалы, не могли долго испытывать гостеприимство Лазаря и его сестер после того, как Иешуа ушел в будущее. Для всех — вознесся. Раньше библейского срока Вознесения, но кто считает? Евангелисты? Они еще все как надо подсчитают (это если судить из Сегодня) и уже две тысячи лет как подсчитали (это — если из далекого Завтра). Вскоре после таинственного исчезновения — или все-таки Вознесения, зачем с Писанием спорить! Главного Зачинщика, на имеющиеся общие деньги была приобретена землица в северо-западной части Иершалаима, куда город потихоньку принялся разрастаться. На ней имелись уже кое-какие построечки, что-то, конечно, пришлось достраивать самим, но это не было проблемой, ибо рабочих рук хватало с избытком. Уже в первый месяц существования общины, — а именно так, согласно опять же Истории, и следовало называть нарождающееся сообщество, — она разрослась до пятидесяти душ. Пришли люди из Галили, объявились многие из числа семидесяти, отобранных самим Иешуа тогда, на Фаворе. Некоторые жители Иершалаима тоже попросились в общину. Петр и Иоанн, молчаливо, но единогласно, без возражений избранные ее старейшинами, не отвергали никого. Пришел — хорошо. Вот правила. Будешь следовать им — будешь жить с нами. Не сможешь — вон ворота, за собой прикроешь. Первоначально финансовую помощь оказывал верный Иосиф из Аримафеи. А еще, конечно, друг Лазарь «з Вифании и его зажиточные друзья, интересовавшиеся жизнью нового образования, но взгляды его далеко не во всем разделявшие. Впоследствии, когда так называемый общак достиг приличных размеров, деньги Лазарю вернули, поблагодарив и сказав, что его лично в общине всегда ждут. Через пару лет он примкнет к ним, но это уже будет не коммуна, состоящая из восторженных энтузиастов, а крепкая организация — вертикально построенная, с толковым руководством, с многоступенчатым подчинением, с серьезной дисциплиной. У руля всего этого дела стояли Петр и его правая рука — Иоанн. Каждому из Апостолов поначалу было поручено какое-либо дело: Левий занимался казной, что ему было привычно. Андрей координировал строительство. Яаков был главным по кухне. Натану поручили следить за документами — этакий молодой делопроизводитель в штабе или, привычнее, — шеф бэк-офиса. Фома был, номенклатурно выражаясь, снабженцем, — под его началом и образовалась группа из „семи добродетельных мужей“, представителей иноязычной, в основном эллинской части общины, которые со временем научились работать и без своего отошедшего от хозяйственных дел шефа. Семь мужей кормили всю общину, и евреев, и эллинистов, следили за тем, как выполняются сельскохозяйственные и строительные работы, контролировали быт, одним словом. Это позволило Апостолам скинуть с плеч хозяйственные тяготы и заняться своими прямыми историческими обязанностями миссионерством; Петр слишком хорошо помнил, что втолковать Апостолам, а в общем-то простецким, не слишком далеким ребятам, суть их великого предназначения оказалось нелегко. Рыбаки и крестьяне в прошлом, они мыслили узко и приземленно. Купить еще земли, построить еще домов, развести еще баранов… С идеей христианства как мировой религии было туговато.