Миры Пола Андерсона. Т. 18. Камень в небесах. Игра Империи. Форпост Империи

Улыбнувшись, Бэннер подошла и погладила собеседника по щеке.

— Спасибо за заботу, — промолвила она. — И за все остальное. — И, подняв стакан: — Шалом [3].

— Но зачем ему это нужно?

Бэннер глотнула мартини. Свободной рукой достала из кармана на поясе сигаретницу.

— Он ярый противник любого проекта разрушения ледников на Рамну.

— Да ну? Ах да, ты ведь жаловалась мне — и в разговоре, и в своих редких письмах — он не желает, чтобы Гермес предпринял какую‑либо попытку. — Рунеберг перевел дыхание и продолжал: — Возможно, он не слишком щедр? Хотя мы могли бы позволить себе такое. А может быть, просто считает — ведь ты сама высказывала такое предположение, — что это нанесет ущерб нашим собственным интересам. Гермес — планета не бедная, но уже не тот богатый и могущественный мир, каким она была прежде, и у нас появилась масса проблем — как внутренних, так и внешних, имперских. Можно понять герцога Эдвина, который считает, что дорогостоящий проект во благо дикарей–аборигенов, которые никогда не смогут вернуть долг, чреват для нас опасностью: может вызвать недовольство, даже, не исключено, спровоцировать нечто вроде революции.

Бэннер перестала курить и сказала с горечью:

— Да, он не чувствует себя в безопасности. Было бы куда хуже, конечно, если бы он принадлежал к клану Тамарин или если бы мы все еще имели дело с конституционной монархией. Его дед был последним в роду Кодиллос, а сам он заставил отречься своего старшего брата.

— Подожди‑ка, — возразил Рунеберг. — Ты ведь понимаешь, что и я не в восторге от того, что живу в его правление. Но для Гермеса он делает много добра, к тому же он по–настоящему популярен здесь. Если у него и нет тамаринских генов, то уж часть генов Арголидов он определенно унаследовал. Если не по прямой, то по косвенной линии, и это все‑таки гены основателя Империи. Ведь именно Империя узурпировала власть здесь — Ханс Молитор силой отобрал корону, — а потом у нас отняли Обитель Мрака, чтобы снискать благоволение денежных мешков на Терре. — Он прервал свой монолог. В те дни об этом много говорили в частных беседах. Но в этот вечер ему не хотелось спорить. К тому же она ведь завтра уедет — просить помощи.

— Вот что странно, — сказал он. — Зачем герцогу возражать против того, чтобы ваш проект профинансировал и претворил в жизнь кто‑нибудь с другой планеты? Ему бы только приветствовать это. Большую часть ресурсов и исполнителей могли бы представить наши экономические структуры. У нас отлично идут дела, высокие прибыли, налаженные связи — вообще все возможности.

— Не понимаю почему, — сказала Бэннер, — но уверена, он будет возражать и придет в ярость, если узнает, что я получила немало факсов и телеграмм в ответ на свои запросы от его непосредственного окружения. Дважды я лично обращалась к нему с уговорами, с трудом добившись аудиенции. Ну, ответ был более или менее вежливый, но неизменно отрицательный. И всегда, встречаясь с ним, я ощущаю его скрытую враждебность.

Рунеберг не отважился ответить, пока не отхлебнул мартини.

— А ты не думаешь, что это просто его манера поведения? Не хочу тебя обидеть, милочка, но ты не ахти какой знаток человеческой натуры!

— У меня достаточно объективных доказательств, подтверждающих мое мнение, — возразила она. — Последний раз я попросила, чтобы он поговорил с императором о том, нельзя ли оказать помощь Рамну. Он ответил через младшего помощника, что это политически нецелесообразно. Я не настолько наивна, чтобы не понять — от меня просто хотели отвязаться. При этом было добавлено, что они устали от подобных предложений и, если я буду настаивать, это может кончиться увольнением. Эдвин Кернкросс рад будет использовать свое влияние на Терре, чтобы стереть в порошок никому не известного ученого!

Она сделала глубокую затяжку, наклонилась вперед и продолжала:

— И это не единственное доказательство. Почему, например, тебя уволили из «Дженерал Энтерпрайзиз»? Все, с кем я говорила, были крайне удивлены тогда. Ты ведь выполнял интереснейшую работу!

— Мне просто сказали: «реорганизация», — напомнил он. — Дали приличную компенсацию и рекомендации. Как мне удалось выяснить, кто‑то в верхах хотел посадить на мое место Нигеля Бродерика. А уж что там было — взятка, вымогательство, протекция, — кто может сказать?

— Бродерик теперь все меньше сотрудничает с Фондом, — сказала она. — Тем не менее он очень активен на Рамну и на ее структурах. Впрочем, трудно понять мотивы его поведения. Прошли те времена, когда я и мои сотрудники имели доступ всюду.

— Похоже, все подчинено интересам безопасности. В протекторате теперь тоже масса формальностей. Нелегкие времена. Если Империя рухнет — а это дало бы шанс мерсейцам отделиться…

— Но как могут угрожать безопасности ксенологические исследования? Между тем нас лишили поставок из Дюкстона и Элавли, которыми так долго пользовались. Предлоги довольно неубедительные, что‑то вроде «технических трудностей». Нас потихоньку подавляют, Стен. Герцог задался целью сильно ограничить нашу деятельность как на Рамну, так и на Дирис, если не прекратить ее вовсе. Но почему?

Бэннер докурила сигарету и потянулась за новой.

— Ты слишком много куришь, Мири, — сказал Рунеберг.

— И слишком мало пью? — резко прозвучал ее смешок. — Хорошо, допустим, неприятности сделали из меня параноика. Но осторожность не повредит. А если я верну свое влияние, возможна, мне удастся найти ответ на все вопросы.

Брови его поднялись:

— Влияние?

— Ну, не буквально. Но хотя бы получу достаточно сильную поддержку, чтобы противостоять скромному правителю нескольких планетарных систем.

— Чья же это поддержка?

— Ты никогда не слышал от меня имя адмирала Флэндри?

— Да, по–моему, иногда в разговоре ты упоминала о нем. У меня создалось впечатление, что он друг твоего отца… был другом.

— Отец был непосредственным начальником Флэндри во время кампании на Старкад, — с гордостью сказала она. — Определил его в Разведывательный корпус Космофлота. И потом они поддерживали связь. Сама я еще девочкой знала Флэндри, когда он приезжал на базу, где квартировал отец. Мне он нравился; и папа не дружил бы с ним, если бы он был плохим человеком, независимо от того, как он поступал ради карьеры. И он не сможет не принять дочь Макса Абрамса. А он имеет большое влияние на императора.

Она захлопнула сигаретницу, подняла стакан и почти весело произнесла:

— Давай выпьем за мой успех, а потом ты расскажешь все о себе, Стен, дорогой.

Ночь катилась к западу через Грейтланд. Еще часа четыре, и она доберется до Литца, расположенного в центре континента.

Поместье Эдвина Кернкросса, Великого герцога Гермесского, было одной из его излюбленных резиденте!. Осушение внутренних земель, чтобы сделать их пригодными для заселения, прекратили столетие назад, поскольку богатства планеты истощались, а вместе с ними падало ее значение. Гражданская война окончательно прервала мелиоративные работы, и даже после того, как Ханс Молитор вновь сколотил Империю, они возобновились не сразу. Он, Кернкросс, разглядел потухший вулкан, величественным стражем возвышающийся над бесплодной степью, и задумал соорудить на его вершине орлиное гнездо для себя. По его декрету были прорыты каналы, взрыхлена и обработана почва, разведены редкие породы птиц и крупной дичи. А у подножия вулкана возник город, и торговля способствовала его процветанию. Это предприятие могло считаться незначительным в сравнении с другими его деяниями, но Литц стал своего рода козырной картой в его руках.

Это был не фантом; это было начало возрождения. Отсюда он главным образом и управлял своим царством через сеть электроники, покрывшую весь мир. Приглашение провести здесь несколько дней расценивалось как знаменательное событие, как особая честь.

Этот вечер он проводил в одиночестве, склонившись над экраном в своем секретном офисе, куда по многочисленным каналам стекалась информация от дюжины тайных осведомителей. Это была элита корпорации; их отчеты предназначались непосредственно для него, а уж он решал, ставить ли в известность номинальных руководителей. Однако сейчас ему предстоял более ответственный выбор. Им владело неистовое желание извлечь как можно больше из своей империи. Он вышел в приемную. Стоявший на карауле солдат отсалютовал ему. Кернкросс ответил, как положено. Годы, проведенные в имперской авиации, научили его, что умный руководитель должен быть вежлив с подчиненными.