Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Опасность была устранена, но и по минованіи ея не удалось тотчасъ-же устранить причиненные бурею безпорядки въ электрическихъ сообщеніяхъ. На зеркальной пластинкѣ телефоноскопа у Жоржа Лорриса, какъ и на прочихъ телепластинкахъ района, охваченнаго электрическимъ смерчемъ, мелькали съ баснословной быстротой тысячи хаотическихъ образовъ. Звуки, приносившіеся отовсюду, наполняли весь домъ шумомъ и гуломъ, походившимъ на завываніе новой, еще болѣе свирѣпой бури. Можно представить себѣ что такое это было, принимая во вниманіе, что каждый телефонъ добросовѣстно передавалъ всѣ звуки, слышавшіеся по сосѣдству отъ пріемныхъ аппаратовъ на протяженіи 1.600 квадратныхъ миль. Звуки эти, слагаясь съ ужасающей силой въ одинъ общій шумъ, воспроизводились во всей ихъ совокупности каждымъ изъ телефоноскоповъ.

Самъ по себѣ этотъ фактъ не представлялъ ничего удивительнаго. Электрическая буря не могла не произвести серьезныхъ пертурбацій на центральной телефоноскопической станціи. Тамъ, какъ и на главныхъ линіяхъ, изоляція проводниковъ кое-гдѣ пострадала, проволоки мѣстами расплавились и вступили въ металлическое соединеніе другъ съ другомъ. Все это разумѣется были мелочи, неспособныя причинить самомалѣйшаго вреда никому, кромѣ тѣхъ, кто вздумалъ бы развѣ прикоснуться къ электрическимъ приборамъ. Жоржъ Лоррисъ, развернувъ книжку съ фотографическими иллюстраціями, усѣлся въ кресло съ твердымъ намѣреніемъ терпѣливо выждать окончанія телефоноскопическаго кризиса. Оно не заставило себя долго ждать. Минутъ черезъ двадцать адскій шумъ внезапно замолкъ. Центральная станція отвела неправильные токи въ землю. Тѣмъ не менѣе на исправленіе всѣхъ поврежденій по линіи требовалось еще не менѣе двухъ или трехъ часовъ, а въ ожиданіи этого каждый изъ аппаратовъ оказался въ постоянномъ сообщеніи съ какимъ-либо другимъ теле. Это случайно установившееся сообщеніе не могло быть прервано раньше приведенія станціонныхъ приборовъ въ совершенный порядокъ.

Въ пластинкѣ телефопоскопа у Жоржа Лорриса хаотическій безпорядокъ постепенно улегся. Фигуры перестали мелькать и смѣняться одна другою, а взамѣнъ того начали принимать болѣе опредѣленныя очертанія. Наконецъ получилось отчетливое и совершенно ясное изображеніе, неизмѣнно остановившееся въ зеркалѣ.

Это была простенъкая небольшая комнатка съ свѣтленькими обоями, вся меблировка которой состояла изъ нѣсколькихъ стульевъ и стола, заваленнаго книгами и тетрадями. На одномъ изъ стульевъ возлѣ камина лежалъ женскій рабочій несессеръ. Въ комнаткѣ никого не было, кромѣ молодой дѣвушки, которая, забившись въ уголъ и припавъ почти на колѣни, казалась все еще до нельзя испуганной. Она закрывала глаза руками и отнимала руки отъ лица лишь для того, чтобы съ отчаяніемъ затыкать себѣ уши.

Жоржъ Лоррисъ обратилъ сперва вниманіе только на граніозный, стройный станъ дѣвушки, изящныя маленькія ея ручки и великолѣпные свѣтлорусые волосы, пришедшіе слегка въ безпорядокъ. Желая ободрить незнакомку, казавшуюся парализованной отъ ужаса, онъ рѣшился съ нею заговорить и сначала сказалъ потихоньку:

— Извините меня, сударыня…

Дѣвица, очевидно, не слышала этихъ словъ. Уши у нея были заткнуты, а страшный шумъ, который только что успѣлъ прекратиться, еще отдавался въ головѣ.

— Сударыня! — громко крикнулъ ей тогда Жоржъ. Молодая дѣвушка, все еще продолжая затыкать уши, не трогалась съ мѣста и ограничилась тѣмъ, что, повернувъ голову, взглянула съ растеряннымъ видомъ на свой телефоноскопъ.

— Опасность совершенно миновала, сударыня! Успокойтесь, — ласково продолжалъ Жоржъ. — Надѣюсь, вы меня слышите?

Она отвѣчала лишь утвердительнымъ кивкомъ головы.

— Теперь нечего болѣе опасаться. Электрическая буря прекратилась…

— Убѣждены вы, что эти ужасы не возобновятся? — освѣдомилась молодая дѣвушка. Голосъ ея такъ дрожалъ, что Жоржъ Лоррисъ съ трудомъ лишь понялъ, что именно она хотѣла ему сказать.

— Они благополучно окончились. Все приведено въ порядокъ, и страшный шумъ, который, повидимому, васъ такъ сильно встревожилъ, совершенно уже прекратился…

— Ахъ, сударь, какъ я перепугалась! Вы и представить себѣ не можете, какъ мнѣ было страшно! — вскричала молодая дѣвушка, едва осмѣливаясь выпрямиться.

— Да вѣдь на васъ нѣтъ изолирующихъ туфель! — замѣтилъ укоризненнымъ тономъ Жоржъ, увидѣвъ при ея движеніи маленькую ножку, обутую въ крохотный башмачекъ.

— Нѣтъ, туфли остались наверху въ уборной! Я не посмѣла сходить туда за ними.

— Да вѣдь васъ, бѣдняжку, могла убить молнія, еслибъ вашъ домъ оказался какъ разъ на пути вырвавшагося на свободу электрическаго тока! Будьте впередъ осторожнѣе! Такія серьезныя случайности, какъ нынѣшнее торнадо, сравнительно рѣдки, но всетаки необходимо быть всегда наготовѣ и держать гдѣ-нибудь поблизости предохранительныя средства, которыя наука даетъ намъ въ руки… или надѣваетъ на ноги… противъ опасностей, создаваемыхъ ею-же самой!..

— Пожалуй, что наука поступила-бы гораздо лучше, еслибъ создавала поменьше поводовъ къ опасности! — сказала, слегка надувъ губки, молодая дѣвица.

— Нризнаюсь, что это и мое мнѣніе, — подтвердилъ улыбаясь Жоржъ Лоррисъ. — Вижу, сударыня, что вы начинаете успокоиваться. Вы-бы хорошо сдѣлали, еслибъ потрудились сейчасъ же сходить за изолирующими туфлями.

— Развѣ опасность еще не миновала?

— Электрическая буря совершенно разсѣялась, но она произвела всюду безпорядки, которые могутъ повлечь за собою кое-гдѣ мѣстные несчастные случаи. Торнадо повредило безъ сомнѣнія въ большей или меньшей степени всѣ линіи электрическихъ сообщеній. Вслѣдствіе индукціи могли образоваться скопленія электричества въ скрытомъ состояніи, способныя внезапно превратиться въ свободную энергію и т. п. Надо еще часокъ — другой соблюдать всѣ мѣры благоразумной предо-сторожности.

— Бѣгу за изоляторами! — вскричала дѣвица.

Минуты черезъ двѣ она вернулась въ изолирующихъ туфляхъ, надѣтыхъ поверхъ башмачковъ. Войдя въ комнату, она прежде всего бросила взглядъ на телепластинку и была, повидимому, очепь изумлена, увидѣвъ тамъ опять Жоржа Лорриса.

Находя ея удивленіе совершенно понятнымъ, молодой человѣкъ счелъ долгомъ объясниться.

— Прошу васъ, сударыня, принять во вниманіе, — сказалъ онъ, — что торнадо произвело маленькую путаницу въ телефоноскопическихъ сообщеніяхъ. Пока на главной станціи чинятъ испорченные проводы, исправляютъ поврежденную изоляцію и т. п., пришлось наугадъ соединить всѣ приборы попарно другъ съ другомъ. Судьбѣ угодно было установить между нами сообщеніе, но, разумѣется, лишь не надолго. Поэтому прошу васъ не пугаться… Позвольте, однако, вамъ представиться: Жоржъ Лоррисъ изъ Парижа, инженеръ, какихъ нынче развелось много!

— Эстелла Лакомбъ со станціи Лаутербрунненъ въ Швейцаріи. Тоже инженеръ, или почти инженеръ, такъ какъ мой отецъ, здѣшній инспевторъ горныхъ маяковъ, хочетъ опредѣлить меня на службу къ себѣ въ участокъ.

— Очень благодаренъ, сударыня, счастливому случаю, позволившему мнѣ хоть немного васъ успокоить. Вы кажется, очень перепугались?

— Да, очень! Я осталась дома съ одной лишь нашей служанкой Гретли, которая еще пугливѣе меня. Она теперь ужь цѣлыхъ два часа сидитъ въ кухнѣ, забившись въ уголъ и накрывъ себѣ голову платкомъ. До сихъ поръ еще она и не шелохнулась… Отецъ уѣхалъ осматривать маяки, а мамаша отправилась въ четверть перваго пополудни съ поѣздомъ пневматической дороги въ Парижъ, купить тамъ кое-какія мелочи… Дай Богъ только, чтобъ не случилось какого-нибудь несчастья съ пневматическими трубами! Мамашѣ слѣдовало вернуться въ семнадцать минутъ шестого, а теперь, вѣдь, уже тридцать пять минутъ восьмого…