Шайтан-звезда (фрагмент)

- С тем же успехом ты мог бы обещать звезду с неба, - тихо заметил Хабрур. - Тех, кого пятнистая змея не увела с собой, она отправила в ад! Клянусь Аллахом, нас еще долго будут извещать о найденных трупах убитых женщин!

Аль-Асвад в знак того, что тут уж он бессилен, возвел глаза ввысь - к куполу, перекрывавшему зал.

И вздохнул - купол был возведен совсем недавно на часть денег из его военной добычи. До той поры дворец не имел зала, общего для всех четырех его угловых построек, а лишь двор посередине, куда сходилось восемь широких коридоров. Старый царь очень огорчался тем, что его обиталище отличается от караван-сарая лишь величиной. И чем старше он делался, тем больше значения придавал этому куполу, который должен был превратить двор в зал, пока наконец старший сын не оплатил укрепление стен и возведение свода над двором. И обошлась эта затея недешево двор был тридцати шагов в длину, немногим меньше в ширину, купол волей-неволей получился очень высоким. Сам Ади, много лет не бывав в Хире, сейчас увидел его впервые.

Он мечтал о том дне, когда победителем войдет в этот дворец, но меньше всего на свете собирался ввергать в бедствия отца. И вот старик пропал, и накануне исчезновения он был, как сообщили сразу перешедшие на сторону аль-Асвада молодцы из дворцовой охраны, в состоянии, близком к беспамятству.

Кроме того, Ади, привыкший входить победителем в селения и небольшие города, где никто не считал его хозяином, имеющим намерение править долго и тщательно, ожидал даров и изъявлений преданности, но не вопросов о десятках, сотнях и тысячах динаров, которые ежемесячно должны выплачиваться привратникам, вольноотпущенникам, сотрапезникам, чтецам Корана, конюшим, муэдзинам дворцовой мечети (состоящей, если вдуматься, всего лишь из примыкающего к залу михраба, но расположенного так, что при необходимости чуть ли не вся середина дворца делалась одной огромной мечетью), а также служителям зверинца, звездозаконникам и шутам.

- Ради Аллаха, сколько же дармоедов и бездельников я обязан кормить? - изумился он, когда главный повар попросил триста динаров и это на продовольствие одного лишь дня.

Он успел явиться с этой просьбой самым первым - как только узкие ворота дворца распахнулись перед новым владельцем. И он получил требуемое - ибо аль-Асвад не желал начинать свое правление с отказа. Но потом аль-Асвад отправил старого и мудрого Мансура ибн Джубейра побеседовать с греком Юнусом аль-Абдаром, возглавлявшим молодцов левой стороны и знавшим, на что тратятся царские деньги.

И сразу же ему, воину, который у арабов считался за пятьсот всадников, стало неловко за это приказание - как будто щедрость отныне уже не считается достоинством царей!

По его молчанию Хабрур ибн Оман, и не видя скрытого под золотой маской лица, догадался о мыслях аль-Асвада.

- Этот день - твой день, и никто его с тобой не разделит, негромко сказал наставник. - Ни его радостей, ни его забот. Пока у тебя нет вазиров и казначеев, ты сам обязан заботиться о состоянии своей казны - и одному Аллаху ведомо, насколько облегчила ее пятнистая змея...

И вскоре подошел Мансур ибн Джубейр.

Подобно молодым воинам, он перед сражением выпустил из-под тюрбана длинные седые волосы, но еще не убрал их. И странно было видеть его при бороде, сохранившей почему-то свой естественный черный цвет, и при этих прозрачных серебряных локонах.

Вслед за ним шел Юнис аль-Абдар.

- Я не хочу ни на кого доносить, о аль-Асвад, - сказал грек, потому что мои молодцы кормятся с этого дела. Но если ты увеличишь им жалованье...

- Я увеличил им жалованье! - веско отвечал Ади, а Хабрур ибн Оман одобрительно кивнул и огладил бороду. - Я увеличил его на треть. Говори, о Юнис.

Обращение по имени было менее уважительным, чем обращение по прозвищу, но вот как раз с прозвищем у грека дело обстояло печально. Еще молодым его подобрали утром на улице со спиной, распоротой наискосок. После чего нельзя было не прозвать его Пораженным в спину. И вот уже двадцать лет носил он это прозванье. Как и Джеван-курд, он не получил прозвища-куньи по имени своего отца или своего сына, ибо его отца никто не знал, а о сыновьях он никому ничего не рассказывал.

- Дворцовые повара закупают продовольствия ровно на триста динаров, об этом тебе скажут все купцы, о счастливый царь, - тут Юнис усмехнулся. - На рынке очень удивятся и будут смеяться, если дворцовые повара начнут скупиться. И они воистину замечательно стряпают. Они уставят твою скатерть кушаньями не сорока, а ста сорока родов! Но как только они поймут, что повелитель и дворцовые женщины в этот день уже больше не попросят еды, они берут котлы и пробираются к выходу из харима, где их уже ждут горожане. И они продают лакомства, которых те никогда бы так вкусно не изготовили, за весьма умеренную цену. Не станет же царь Хиры проверять, что к ночи осталось на дне котлов!

- Хорошо, пусть будет триста динаров, хотя этих денег хватило бы на то, чтобы кормить в пути целое войско, - усмехнувшись, отвечал аль-Асвад. - Не унижаться же мне ради трехсот динаров! О Юнис, я и тебе увеличил жалование на треть. Чьи молодцы стоят возле всех дворцовых ворот - твои или Юсуфа аль-Хаммаля ибн Маджида?

- Я собрал всех своих молодцов, до кого дотянулась моя рука, сразу же, как стало известно, что ты входишь в Хиру, о аль-Асвад! - гордо сказал Юнис. - И они первыми встретили тебя, клянусь Аллахом! Мне не нужно было расставлять их возле входов и выходов - они сделали это сами!

- Как вышло, что они сохранили в душе верность аль-Асваду? неожиданно спросил аль-Мунзир, оправдывая свое прозвание Предупреждающего.

- Двое из наших погибли потому, что видели кое-что из проделок Хайят-ан-Нуфус, - мрачно поведал Юнис. - Третий уцелел, он-то и рассказал об этом деле. Мы спрятали его в городе, и если ты прикажешь - его принесут и он расскажет, как пятнистая змея приказала ночью тайно выносить из дворца сундуки с твоей добычей, о аль-Асвад.

- Что скажешь, о аль-Мунзир? - Ади повернулся к своему Предупреждающему.

- Скажу, что сейчас мы должны проверять всех и каждого, невзирая на обиды, - отвечал Джабир. - Пятнистая змея могла оставить во дворце своих соглядатаев. И врачи Хиры еще не разучились составлять яды - за большие деньги, разумеется! А женщина, что наложила руку на твою добычу, - обладательница очень больших денег.

Тут на лице Юниса промелькнуло некое сомнение.

Джабир, говоривший с аль-Асвадом, не заметил этого, зато заметил Хабрур ибн Оман.

- О начальник молодцов левой стороны, - обратился он к греку, чтобы не унизить того случайно ни обращением по имени, ни обидным прозвищем. - Ты знаешь что-то еще об этом деле.

- Да, знаю, но я боюсь зла для своих людей, - открыто сказал тот.

- О сынок, если молодцы что-то натворили, то это дело минувшее, и их непременно нужно помиловать, - сразу догадавшись, о чем сейчас пойдет речь, сказал аль-Асваду Хабрур.

- Я их помиловал, - с некоторым недоумением, но все же уверенно отвечал Ади. - Говори, о Юнис.

- Обладательницы больших денег и сокровищ обычно наряжаются сами и наряжают своих невольниц, о аль-Асвад, а пятнистая змея в последнее время сделалась скупой, как тот старый скряга, что уже не отличает четверга от субботы, - сообщил грек. - Некоторые из моих молодцов завели подружек среди дворцовых женщин...

- Так надо отдать этих женщин за них замуж! Вот это и будет им достойное наказание, клянусь Аллахом! - вмешался Джеван-курд, ибо такую замечательную мысль он был просто не в силах удержать при себе. - Даже младшая прислужница младшей невольницы царицы настолько изнежена и избалована, что мужчине проще сразу пойти и повеситься, чем угодить ей нарядами и украшениями!

- Она оставила для своих женщин лишь те наряды, в которых они выезжают в город, сопровождая ее, - добавил Юнис. - Куда подевались знаменитые золотые пояса, которые заказала для своей свиты твоя мать, о аль-Асвад, и китайские ткани, и ожерелья с бадахшанскими рубинами, не знает никто!