Куда приводят мечты

Я собирался уже от него отвернуться.

Он снова ухватил меня за плечо, сильно нажимая пальцами на кожу. Это тоже было странно.

— Крис, разве не видишь? — спросил он. — Твоя жена и дети в черном. Церковь. Священник, произносящий надгробную речь!

— Убедительный сон, — подытожил я. Он покачал головой.

— Дайте мне пройти, — с угрозой произнес я. — Я не обязан это выслушивать.

Он продолжал крепко меня держать; мне не удавалось вырваться.

— Пойдем со мной, — сказал он. Он подвел меня к возвышению, на котором стоял гроб на опорах. — Там твое тело.

— Неужели? — холодно произнес я. Крышка гроба была закрыта. Откуда он узнал, что я там?

— Если попробуешь заглянуть внутрь — увидишь, — ответил он.

Неожиданно я почувствовал, что начинаю дрожать. Я действительно мог бы заглянуть в гроб, если бы захотел. Я вдруг это понял.

— Я не стану этого делать, — сказал я и, вырвавшись от него, отвернулся. — Это сон, — прибавил я, бросив взгляд через плечо. — Может быть, вы этого не понимаете, но…

— Если это сон, — прервал он меня, — почему ты не попытаешься проснуться?

Я повернулся и взглянул на него.

— Хорошо, именно это я и сделаю, — пообещал я. — Благодарю за совет.

Я закрыл глаза. «Ладно, ты слышал этого человека, — сказал я себе. — Проснись. Он посоветовал тебе, что надо делать. Теперь сделай это».

Я услышал, как рыдания Энн становятся громче.

— Не надо, — сказал я.

Мне было этого не вынести. Я попятился назад, но тягостные звуки меня преследовали. Я стиснул зубы. «Это сон, и ты немедленно от него пробудишься», — твердил я себе. В любой момент я могу проснуться, как от толчка, дрожащий, в поту. Энн с сочувствием произнесет мое имя, потом обнимет, станет ласкать, скажет…

Рыдания становились все громче. Я зажал оба уха ладонями, чтобы ничего не слышать.

— Проснись, — сказал я, как мне показалось, громко. И повторил с горячей решимостью: — Проснись!

Мои усилия были вознаграждены неожиданной тишиной. Я это сделал! В приливе радости я открыл глаза.

Я очутился в передней нашего дома. Я совершенно не понимал, каким образом.

Потом я снова увидел туман, четкость зрения пропала. И я различал лишь силуэты людей в гостиной. Серые и блеклые, собравшиеся стояли и сидели небольшими группами, невнятно говоря что-то, чего я не мог расслышать.

Я вошел в гостиную, миновав группу людей. Их лица были размыты, и я не смог узнать ни одного. «По прежнему сон», — подумал я, продолжая цепляться за эту мысль.

Я прошел мимо Луизы и Боба. Они на меня не взглянули. «Не пытайся с ними разговаривать, — внушал я себе. — Считай, что это сон. Иди дальше». Я вошел в бар, двигаясь в сторону семейной гостиной.

Ричард, стоя за стойкой бара, разливал спиртное. Я ощутил приступ негодования. Пить в такое время! И тут же отбросил эту мысль. В какое такое? Я отругал себя. Никакого особого времени не было. Просто печальное сборище людей, приснившееся в унылом, тягостном сне.

На ходу я мельком замечал других людей. Билл, старший брат Энн, его жена Патриция. Ее отец и мачеха, младший брат Фил с женой Андреа. Я пытался улыбаться. «Как же, — говорил я себе, — во сне ты все делаешь правильно, ничего не упускаешь». Собралась вся семья Энн из Сан-Франциско. «А где же моя семья?» — недоумевал я. Безусловно, и они могли мне здесь присниться. Разве во сне имеет значение то, что они находятся за три тысячи миль отсюда?

Именно в этот момент в голову мне пришла новая мысль: а не мог ли я потерять рассудок? Возможно, во время аварии пострадал мой мозг. Вот это мысль! Я ухватился за нее. Повреждение мозга: причудливые, искаженные образы. Проходит не просто рядовая операция, а нечто более сложное. В то время как я, невидимый, брожу среди этих призраков, возможно, хирурги обследуют мой мозг, пытаясь восстановить его функции.

Это не помогло. Несмотря на логичность этой мысли, я начал испытывать обиду. Все собравшиеся совершенно меня игнорировали. Я остановился перед одним из них, безликий, безымянный.

— Черт возьми, даже во сне люди с тобой разговаривают, — сказал я и попытался схватить его за руку.

Мои пальцы прошли сквозь его плоть, словно она была из воды. Я огляделся и увидел семейный стол. Подойдя к нему, я сделал попытку взять один из стаканов и швырнуть его в стену. Это было все равно что пытаться схватить воздух. Во мне вдруг проснулся гнев. Я закричал:

— Черт побери, это мой сон! Послушайте меня!

Из горла моего вырвался какой-то натужный смех.

«Послушай себя, — подумал я. — Ты ведешь себя так, словно все происходит в действительности. Принимай все как есть, Нильсен. Это сон».

Оставив всех сзади, я устремился по коридору. Передо мной оказался Джон, дядюшка Энн, рассматривающий какие-то фотографии на стенах. Я прошел сквозь него, ничего не почувствовав. «Перестань, — приказал я себе. — Не имеет значения».

Дверь нашей спальни была закрыта. Я прошел сквозь нее.

— Безумие, — пробормотал я.

Даже во сне я никогда раньше не проходил сквозь двери.

Мне стало чуть спокойнее, когда я подошел к кровати и взглянул на Энн. Она лежала на своей левой стороне, уставившись на стеклянную дверь. На ней было то же черное платье, что и в церкви. Туфли она сняла. Ее глаза покраснели от слез.

Рядом с ней сидел Йен, держа ее за руку. По его щекам струились слезы. Я испытал к нему прилив нежности. Он такой милый и чуткий мальчик, Роберт! Я наклонился, чтобы погладить сына по голове.

Он огляделся по сторонам, и на один миг мне показалось, что он смотрит на меня, видит меня — тогда сердце мое чуть не остановилось.

— Йен, — пролепетал я. Он снова взглянул на Энн.

— Мама? — сказал он. Она не ответила.

Он вновь заговорил, и ее взгляд медленно переместился на его лицо.

— Я знаю, это кажется безумием, — сказал он, — но… у меня такое чувство, словно папа с нами.

Я быстро взглянул на Энн. Она не отрываясь смотрела на Йена все с тем же выражением.

— То есть прямо здесь, — сказал он ей. — Сейчас.

Улыбка ее была вымученной, но ласковой.

— Я знаю, ты хочешь мне помочь, — сказала она.

— Я правда это чувствую, мама.

Ее сотрясали рыдания; она была не в состоянии ответить.

— О Боже, — прошептала она, — Крис…

Я опустился на пол рядом с кроватью и попытался прикоснуться к лицу жены.

— Энн, не надо… — начал я.

Прервав свои попытки, я со стоном отвернулся. Видеть, как мои пальцы утопают в ее плоти…

— Йен, мне страшно, — промолвила Энн.

Я быстро повернулся к ней. Последний раз я видел такое выражение на ее лице, когда однажды вечером шестилетний Йен пропал на три часа, — выражение беспомощного, парализующего страха.

— Энн, я здесь! — почти заорал я. — Я здесь. Смерть — не то, что ты думаешь!

Ужас застал меня врасплох. «Я не имел этого в виду!» — кричал мой рассудок. Но слова уже было не вернуть назад. Я позволил себе это допустить.

Я старался вытеснить из сознания страшное слово, сконцентрировавшись на Энн и Йене. Но вставал непрошеный вопрос, от которого было не спрятаться. Что, если тот человек говорил правду? Что, если это не сон?

Я пытался отступить. Невозможно — путь назад был заблокирован. Я гневно сопротивлялся. И что теперь, если я об этом подумал? Просто предположил такую возможность? Ведь не было никаких доказательств!

Так-то лучше. Я стал мстительно опровергать свои измышления, ощупывая собственное тело. «И это смерть? — насмешливо выговаривал я. — Плоть и кости? Смешно!» Возможно, это не сон — такое я мог допустить. Но уж точно не смерть.

Эти раздумья вдруг меня опустошили. И снова тело мое словно окаменело. «Опять?» — подумал я.

Ну и ладно. Я постарался выкинуть все из головы. Я лег на свою сторону кровати и взглянул на Энн. Меня лишало присутствия духа то, что она лежит со мной лицом к лицу, глядя сквозь меня, как через окно. «Закрой глаза, — говорил я себе. — Спрячься в сон. Никаких доказательств нет. Это все-таки может быть сон». Но Господи, добрый Бог на небесах, если это сон, я ненавидел в нем все. «Пожалуйста, — взывал я к силам, которые могли бы меня защитить. — Освободите меня от этого бесконечного страшного сна».