Зеленая машина

После такого трезвого и неоспоримого заключения мы принялись обсуждать жизнь муравьев. Мы сошлись во мнении, что математическая точность, которой подчинены все жизненные процессы этих насекомых, представляет изумительный контраст хаотическому произволу, господствующему в жизни людей.

— Полагаю, — заметил Вильсон, — что муравьи являются по своей природе социалистами, вплоть до отрицания самого принципа индивидуализма. И в этом смысле рассказ Джинкса правдоподобен.

Затем речь зашла о странном законе природы, ограничивающем размеры насекомых и делающим из них лилипутов.

— Нельзя отрицать, — говорил Вильсон, задумчиво попыхивая свежей сигарой, — что если бы природа случайно не ограничила известную категорию существ малыми размерами, человечество встретило бы серьезных соперников в своем стремлении к мировому господству. Ему пришлось бы выдержать борьбу с гораздо более серьезным противником, чем какие-нибудь обезьяны или гигантские ящеры.

— В этом нет никакого сомнения, — сказал я. — Помните, какой ужас испытал Мишеле, рассмотрев под микроскопом тело муравья, поразившее его сложностью своей структуры? Разве Метерлинк в своей «Жизни пчел» не приводит примеры трогательного самопожертвования в интересах всего улья? Мир насекомых, по-видимому, обладает своей особой культурой, в которой муравьи играют роль авангарда. Обладая высокоразвитым инстинктом взаимопомощи и самопожертвования, насекомые, не будь они ограничены своими миниатюрными размерами, легко могли бы лишить человека господства на Земле.

— Скажите, — продолжал я, — вам не приходило в голову, что специфические причины, ограничивающие размеры муравьев на Земле, могут не иметь места на других планетах, и тогда нет ничего невероятного в кошмарах Джинкса? Почему бы каналам на Марсе не быть гениальным сооружением насекомых-инженеров?

— Может быть, на Марсе и есть муравьи, — рассмеялся Вильсон, — однако я твердо уверен, что Джинкс их никогда не видел. Конечно, — прибавил он более серьезным тоном, — можно допустить, что Марс населен гигантскими муравьями, и я убежден, что муравьи — обладай они культурой — должны стоять выше человека. Однако, к несчастью, мы не можем отправиться на Марс и самолично исследовать там положение вещей. Таким образом, вопрос о жителях Марса остается пока открытым, — прибавил Вильсон, улыбаясь. — Что же касается Джинкса, то, вероятно, он, покончив со своими инками, соберется в какое-нибудь другое, еще более рискованное путешествие.

Сказав это, Вильсон взглянул на часы и привскочил от изумления.

— Боже мой! — воскликнул он. — Я никак не думал, что уже так поздно! Я должен идти. Завтра утром я уезжаю в Ньюкэй. Там я надеюсь пополнить свою коллекцию раковин. Пусть корнуэльский ветер выдует из моей головы всю паутину! — шутливо прибавил он.

Лукаво улыбаясь, Вильсон надел шляпу. Я проводил его до входной двери.

— Прощайте, старина! — сказал он, стоя на пороге. — Надеюсь, я вам не слишком надоел рассказами о Джинксе и его муравьях? Недели через три я вернусь из Корнуэлла и надеюсь еще увидеться с вами перед отъездом в Южную Америку. Если все будет благополучно, я выеду двадцать первого числа следующего месяца из Ливерпуля. Итак, спокойной ночи, милый друг, и благодарю вас за приятно проведенный вечер.

— Смотрите! — воскликнул он, внезапно остановившись и указывая широким жестом на небо, — вот он — новый мир, открытый в 19… году современным Колумбом, сеньором доном Джинксом.

Я поглядел по направлению, указанному Вильсоном.

Сгущались сумерки. Быстро вырастали тени. Солнце еще не закатилось, и его красный пылающий диск медленно опускался над парком. На западе затрепетали первые редкие звезды. Над Букингэмским дворцом я увидал яркую планету, пылавшую могучим красным пламенем на фоне тускнеющего неба.

— Перед вами, — сказал Вильсон, — планета Марс, местонахождение рая насекомых. Привет вам, милостивые, государи, — продолжал мой неугомонный друг, снимая шляпу и низко кланяясь планете.

Послав мне прощальный привет рукой, Вильсон поспешно пошел парком, направляясь домой.

Я продолжал смотреть на планету, перед которой склонился знаменитый биолог.

Красным, зловещим пламенем сияла она в небесах, окутанная непроницаемой тайной.

ЗЕЛЕНАЯ МАШИНА

Прошло несколько месяцев после моего свидания с Вильсоном. Рутина и скука университетской жизни заставили мало помалу померкнуть воспоминания о странной истории. Однако ясными вечерами планета Марс стала появляться на Хэмпстэд-Хиз и напоминала мне о Джинксе… Выборы, происходившие в ту пору, на некоторое время отвлекли мое внимание от Марса. Когда же улеглась общественная буря, я, к прискорбию своему, обнаружил, что единственным реальным результатом выборов было обогащение отдельных политических дельцов различных партий.

Однако мне, очевидно, не суждено было так быстро покончить с историей Джинкса.

Прошел год со времени моего свидания с Вильсоном, и я вновь услыхал о своем друге и погрузился в атмосферу необычайного, тесно связанного с личностью моего товарища по университету Джинкса.

Вильсон прислал мне описание трагического конца Джинкса, а также подробности отчета о подвигах последнего на Марсе. Рассказ был настолько фантастичен, что лишь после продолжительного колебания, подчиняясь настоятельным требованиям Вильсона, я решился предложить его вниманию читателей.

Я счел нужным (с одобрения Вильсона) предпослать выдержки из моего дневника несколько беспорядочным заметкам Джинкса.

Рассказ Джинкса о пережитом им на Марсе я привожу дословно, если не считать нескольких поправок, внесенных мною в те главы, которые своей невероятностью могли бы нарушить общий характер правдивости и убедительности, присущий нижеприведенной рукописи.

31 августа. Получил письмо от Вильсона из Пернамбуко. Джинкса уже нет на свете. Он был странным человеком, и его смерть, вероятно, была такой же необычайной, как и вся его жизнь. Краткое письмо Вильсона до крайности заинтересовало меня.

Скоро, однако, я узнаю подробности о кончине Джинкса. Вильсон обещает прислать мне записки, переданные ему умирающим. Как странно, что Вильсону пришлось быть свидетелем смерти Джинкса и выслушать его последнюю волю.

10 сентября. Наконец-то! Получил долгожданное письмо Вильсона. В письмо вложена объемистая рукопись, написанная на каком-то странном папирусе рукой Джинкса. Я хорошо помню его тонкий мелкий почерк. Вильсон передает, что находился возле устья Ориноко, когда встретил Джинкса, спускавшегося в лодке вниз по реке. Несчастный своей худобой напоминал скелет.

Джинкс умер на следующий же день. Однако перед смертью он нашел силы сказать Вильсону, что был покинут своими людьми возле спрятанного в лесах города инков. Он попал в плен к индейцам и был подвергнут ужасающим пыткам. Убежав от них, он проплыл по всей Ориноко.

Вильсон добавляет, что рассказ Джинкса кажется правдоподобным, так как вид его был действительно ужасен. Перед смертью Джинкс вручил Вильсону рукопись, которая оказалась ни чем иным, как отчетом о путешествии на Марс. Интересно, что Джинкс, будучи уже при смерти, пришел в ярость, заметив недоверие Вильсона.

Во всяком случае, Вильсон вернется на родину весной. Малярия помешала ему вернуться осенью. Теперь мне предстоит разобраться в хаотических материалах Джинкса, относящихся к его странствованиям. Если отчет написан его обычным стилем, в нем, вероятно, будет немало потрясающих мест. Но бумага! — мне никогда не приходилось видеть подобного материала. Надо будет отнести рукопись к Грейсону, он хорошо разбирается в сортах бумаги.

В течение зимы я корпел над рукописью, и, в конце концов, мне удалось привести материалы в удобочитаемый вид. К весне аккуратно переписанная на машинке рукопись поджидала Вильсона. Рассказ оказался таким же своеобразным, как и бумага, на которой он был написан. Грейсон утверждает, что никогда не видел такой бумаги. С весны я снова примусь за свой дневник.