Цена посвящения: Серый Ангел

Он опустил руку, пощелкал антенной по рулю.

— Напущу-ка я на него мальца, — задумчиво произнес он. — Пусть попинает Пака слегка. Так страшнее будет. А уж потом сам подключусь. Так сказать, всей мощью своего интеллекта. Как считаешь, Ильич, с психологической точки зрения я прав?

Злобин кивнул.

— Благодарю за доверие, — усмехнулся Барышников.

Достал из-под куртки пистолет, передернул затвор, поставил на предохранитель и сунул оружие в карман.

Пак вышел на крыльцо ОВД. Постоял, делая вид, что наблюдает, как из «уазика» выгружают двух кавказцев в наручниках. Гордые дети гор, глотнув воздуха свободы, попробовали трепыхаться. За что один тут же получил от сержанта прикладом в ребра. Охнул, присел на корточки, сипло задышал сквозь зубы. Другой сказал на своем языке что-то короткое и резкое, как плюнул. Стоявший у него за спиной сержант ударил сверху по наручникам. Они, очевидно, были жесткие, с зубчатым подвижным кольцом внутри, впивающиеся в кисти, потому что кавказец изогнулся, закинув голову, и рухнул на колени.

— Что раком встал? — процедил сержант. — Еще настоишься, козел. Пошел!

Он подхватил задержанного за наручники, высоко завел ему руки и таким образом заставил семенить впереди себя на полусогнутых ногах. Второго таким же способом поволокли следом. Судя по перекошенному лицу, наручники и ему до хруста передавили кисти. «Вот тебе и статья „пытки“. Что, теперь всех сажать? Салага, щегол пестрожопый!» Пак сплюнул, вспомнив молодого следователя Кольку.

Он посторонился, уступая процессии дорогу. Поморщился, когда обдало запахом мокрых милицейских бушлатов пополам с парфюмом кавказцев. Наверное, ребята перед выходом из дома вылили на себя по полфлакона.

Из кабины «уазика» выбрался Гена Сычев, опер из ОБНОНа. Потянулся, похлопал себя по заду и резво побежал к крыльцу.

— Привет, Кореец! — Он протянул руку. «Еще не в курсе», — подумал Пак, пожимая ему руку.

— Твои? — Пак кивнул на дверь, за которую уволокли кавказцев.

— Уже мои! — рассмеялся Гена. — Прикинь: поперли на продавщицу в «Звездочке». Охрана их вразумить попыталась, они забычились. В охране наши ребята подрабатывают, терпеть не стали. Носом в пол уложили, вызвали наряд. Начали абреков этих принимать, как полагается, карманы вывернули… А там, вот чего! — Он достал из кармана плоскую плитку в пакетике. — Как тебе шоколадка?

Пак с первого взгляда определил — героин.

— Фирма, блин! Настоящие «три девятки», — продолжал радоваться Генка.

Афганский героин с фирменным знаком «три девятки» пошел на Москву почти сразу же, как замирились с Масхадовым, дав ему шанс построить что угодно на руинах республики. Получился левый нефтекомплекс с нарколабораторией. За неполные два года поставки чеченско-афганского героина достигли такого объема, что вытеснили с рынка «легкие» наркотики типа марихуаны.

— Говорят, что им подбросили, конечно? — из вежливости поинтересовался Пак. Ответ знал заранее.

— А что они все говорят! — Генка засмеялся. — У одного, блин, дорога от пяток до макушки, ни одной нормальной вены. Второй такой ширнутый, что ни бельмеса не соображает. Только зенками крутит.

— Плитку на продажу несли скорее всего.

— А хрен их знает. — Генка сунул трофей в карман. — Сейчас, пока бумажки напишу, орлов пока на экспертизу свозят, время пройдет. Через часика два начнется ломка, тогда и поговорим.

Сдадут все, не впервой.

«Как Лешка меня», — подумал Пак.

— Ну, удачи, тебе. — Он заставил себя улыбнуться.

— К черту, к черту! — Генка махнул на прощанье рукой и захлопнул за собой дверь.

Пак остался один; С лица сразу же сошло добродушное выражение. Не поворачивая головы, обшарил глазами двор. Потянул носом, принюхиваясь, как зверь.

«Уходить надо. Вскрыть кубышку, чтобы на первое время хватило. И рвать когти из Москвы. Сейчас покружу по городу, сброшу хвост, если навесили. Беру у Жоры в автосервисе любую колымагу — и ходу в Татарстан, к Джабраилу. Он свистнет своим абрекам, дочку тихо вывезут. Дочку пасти не станут, ума не хватит. За женой наружку пустят. Ну-ну… Заодно узнают, с кем эта лахудра спит. Хватит, что мне здесь ловить? Ленка, хрен с ней, другого мужика найдет. Уже нашла, тварь… А дочку в этой говенной стране я не оставлю. Увезу за кордон, слава богу, бабки есть. Там нормальные люди живут, а не скот и шакалы, как здесь. Пусть поживет по-людски и человеком станет». — Он зажмурился, вспомнив шелковые волосы и нежный запах кожи дочки. Нет! Сначала надо проведать Доктора, шило ему в сердце сунуть, а потом уже дальше рвать. К утру все будет, как эти сучонки поют: «Нас не догонишь, нас не догонишь!»

Он поднял воротник куртки, вприпрыжку сбежал с крыльца. Вышел на плохо освещенную улицу. Незаметно огляделся. Наклонил голову, будто бы спасаясь от дождя — так лучше было контролировать взглядом тыл. Пошел расслабленной походкой, невольно попадая в такт песенке, засевшей в мозгу. «Нас не догонишь, нас не догонишь», — повторял он, как заговор, на каждый выдох.

Впереди послышался нервный цокот каблучков. Мелькнул контур женской фигуры.

Пак сузил глаза, дал команду телу расслабиться и приготовиться к любой неожиданности.

Навстречу по дорожке трусила девушка. Ноги на высоких каблучках то и дело подламывались, она всхлипывала и тихо, по-щенячьи поскуливала.

Увидев Пака, ускорила шаг, почти побежала. Левая рука прижимала что-то белое к лицу.

— Мужчина, где здесь милиция?! — В голосе слышалась едва сдерживаемая истерика.

В сумерках — а остановила она его в самом темном месте на аллейке — Пак с трудом разглядел, что девушка прижимает к лицу заляпанный темными пятнами платок.

— Где милиция?! — почти простонала она. У Пака сработал рефлекс профессионала.

— На вас напали? — машинально спросил он, вместо того чтобы указать дорогу.

Вскользь оглядел незнакомку. Прилично одета, молодая, пахнет дорогими духами, «Нарвалась на гопников, лохушка», — сделал вывод он.

— Сумочку вырвали, — глотая слезы, проговорила девушка. — И лицо… Они по лицу ударили! Я ничего не вижу. Лицо изуродовали-ли-ли!! — Она захлебнулась рыданиями.

«Скорее всего просто нос раскроили, — мысленно подредактировал ее показания Пак. — У баб всегда так: раз дали по роже, то уже уродина на всю жизнь».

Он бросил взгляд вдоль аллеи, потом назад.

Ничего подозрительного.

— Ну-ка покажите! — потребовал он.

Рук, однако, не протянул. Они так и остались расслабленно висеть вдоль корпуса.

Девушка громко шмыгнула носом, одним глазом (другой закрывал платок) уставилась на Пака.

— Мне милиция нужна! — почти крикнула она.

— Тихо! Я сам — милиция, — строгим голосом оборвал ее Пак. — Как зовут?

— Анжела, — ответила девушка.

«Надо же, как дочку», — мелькнуло у Пака в голове.

— Лицо покажи, Анжела, — уже мягче сказал он.

Девушка, помедлив, отвела от лица руку, сжимающую скомканный платок. Голову при этом она повернула, подставив лицо под свет фонаря.

Паку пришлось немного податься вперед. Но разглядел, что лицо девушки густо покрывают темно-красные разводы. Глаз в темном круге фиолетового пятна. Верхняя губа вздулась и неестественно оттопырилась. «Классно припечатали», — машинально отметил Пак.

Девушка развернула кисть, держащую платок. Пак только успел отметить, что движение это ненужное, непонятное… И через секунду едкая струя ударила по глазам.

— Ах ты сука! — прошипел Пак, зажмурясь от обжигающей боли.

Рефлекс бойца прыжком отбросил тело назад, потом резко вперед, срывая дистанцию. Правая нога выстрелила вверх. Он ничего не видел, слезы застили глаза, но знал: если девчонка еще стоит на месте, удар проборонит ее от живота до подбородка.

Но девчонки там уже не было. Пустота. В удар Пак вложил всю злость, сила была такой, что, не встретив цели, нога ушла так круто вверх, что колено ударилось о плечо. Пак на выпаде выстрелил ударом кулака вперед. И опять — в пустоту.