Лучшее за год XXV.I

Он поднялся и направился к окованной железом двери. Пока агент Чжу открывал дверь, Сяо молнией метнулся вслед за узником, пытаясь остановить его.

— Значит, завтра, — сказал Лин молодому человеку, удаляясь по коридору в сторону двора.

Агент Чжу лишь пожал плечами, пока Сяо, не в силах выговорить ни слова, задыхался от гнева.

Вернувшись в военное министерство, Сяо Вэнь оглядел собранные им стопы бумаг. Перед ним лежали заметки, написанные его рукой много месяцев назад, — именно они впервые навели его на след Лин Сюаня.

Сяо тщательно изучил в императорском архиве все записи, касавшиеся Мексики, но контакты с Мексикой в основном имели место во времена Светлой Династии, и многие документы того времени оказались утеряны после воцарения Чистой Династии. Хуже того, от большей части бумаг сохранились лишь отрывки. Сяо много дней провел, роясь в архивах и жадно разыскивая любые упоминания о Мексике, когда наконец наткнулся на инвентарную опись книг, оставшуюся со времен императора Чжу Юцзяня, последнего правителя Светлой Династии. Среди дюжины бюрократических документов, которые десятилетиями были никому не нужны, глаз Сяо зацепился за одно название. Сердце его учащенно забилось: это был заголовок отчета Лин Сюаня о плавании Флота Сокровищ в Мексику.

Последующие несколько недель Сяо провел за безуспешными поисками самого отчета, рыща по архивам и описям. Совершенно случайно он обнаружил письмо главы Вышитой Гвардии в Посредническое Управление, предназначенное для регента Обоя, в котором перечислялись все подозреваемые, заключенные в Восточном Здании. Сообщение датировалось одним из первых лет царствования Канси — тогда император был еще ребенком и империей управляли регенты. Сяо уже хотел положить бумагу на место — и если бы он так и поступил, поиски его на этом закончились бы. Но случаю было угодно, чтобы он заметил последнее имя в веренице сотен других — Лин Сюань.

Сяо принялся искать дальше, но не обнаружил ни записи о смерти, ни приговора, вынесенного Лин Сюаню. Однако он выяснил, что при императоре Шуньчжи этот Лин занимал небольшую руководящую должность.

Сяо много недель упрашивал заместителя военного министра обратиться в Вышитую Гвардию и установить, содержится ли еще у них Лин Сюань, а получив подтверждение, еще несколько недель умолял о разрешении пересечь площадь и побеседовать с заключенным.

В те дни Сяо Вэнь считал, что ему необыкновенно повезло, — ведь он обнаружил, что автор пропавшего отчета, так необходимого для его доклада о Мексике, еще жив. Теперь, познакомившись и побеседовав со стариком, он начал менять свое мнение.

Сяо Вэнь стоял перед Лин Сюанем, восседавшим посередине тюремного двора.

— Почему вы постоянно сидите на этом месте, Лин Сюань?

— Напротив, я все время двигаюсь, хотя даже не шевелю ногами. — Старик взглянул на Сяо, прикрыв глаза от солнца, и улыбнулся. — Ведь движется Земля, и я вместе с ней. Как сказал Ло Ся Хун во времена Западной Династии Хань: [47] «Земля постоянно находится в движении, но люди не замечают этого. Они подобны пассажирам в закрытой лодке — хотя она плывет вперед, людям кажется, что они стоят на месте».

— Вы много рассуждаете об астрономии, но записи говорят, что вы служили в Посредническом Управлении. Однако изучение неба разрешено лишь императорским астрономам.

— Когда меня привели в Восточное Здание, — объяснил Лин, глядя куда-то вдаль, — я некоторое время был погребен в могиле под названием Дом Подавления и Усмирения. Дни были долгими и полными боли, но ночи принадлежали только мне. Я многие часы сидел в своей узкой, сырой камере, не видя ни клочка ясного неба. Однако в стене была проделана крошечная дырка для вентиляции, и я узнал, что она соединяет мою камеру с соседней. В этой норе сидел бывший министр, глава Астрономического Управления. Его имя было Цюй, что означает «высокая гора». Он чем-то оскорбил регента Обоя вскоре после смерти императора Шуньчжи.

Лин испустил тяжкий вздох и, прежде чем продолжить, отвел глаза.

— Мы помогали друг другу пережить эти недели и месяцы. Я рассказывал астроному о своих путешествиях через океан, а он поведал мне все, что знал о звездном небе.

Лин поднялся, скрипя суставами, и взглянул в лицо Сяо.

— Однажды ночью я не услышал ответа из соседней камеры, и другой голос отозвался, когда я окликнул астронома. Я так и не узнал, что случилось с моим другом, но я помню каждое слово, сказанное им.

С этими словами старик развернулся и направился к комнате для допросов, у открытой двери которой стоял агент Чжу.

— Идемте, — позвал узник Сяо, который все еще стоял на залитом солнцем дворе. — Вы ведь хотели расспросить меня о Мексике?

Сяо сел за потертый стол и вытащил из кармана кожаный футляр. Сняв крышку, он извлек связку бумаг и, поставив трубку на стол, с дотошной аккуратностью разложил перед собой листочки. Лин Сюань бесстрастно наблюдал за ним.

Наконец, рассортировав бумаги в нужном порядке и обмакнув кисточку в чернильницу, Сяо нетерпеливо заговорил:

— Я провел за своим докладом о Мексике почти год, Лин Сюань, и мне очень хотелось бы завершить работу, пока не пошел второй.

— Да, но какой именно год? — спросил Лин, подняв бровь. — Мы в Поднебесной знаем два года. Есть крестьянский календарь, солнечный, с двадцатью четырьмя единицами измерения, и лунный, с тринадцатью лунными месяцами. В Мексике тоже существует несколько календарей.

Сяо вздохнул. Ему совсем не хотелось повторения вчерашнего спектакля, но, по-видимому, все начиналось заново.

— Лин Сюань…

— В Мексике принят солнечный календарь, согласно которому, как и у нас, в году имеется триста шестьдесят пять дней, — перебил его старик. — Представляете? Две культуры, такие разные, разделенные преградами истории и географии, мы отмеряем время одинаковыми промежутками. Но в Мексике солнечный год, в отличие от нашего, разделен на восемнадцать месяцев, каждый из которых состоит из двадцати дней, а оставшиеся пять называются «пустыми днями». Это недобрые дни, и в это время запрещены всякие работы и обряды.

— Это весьма интересно, — торопливо произнес Сяо, — но обратимся к насущным проблемам…

— И, подобно нам, они не довольствуются одной системой исчисления времени, — не обращая внимания на слова собеседника, говорил Лин. — Кроме солнечного года, существует еще второй год, состоящий из двухсот шестидесяти дней, и каждый такой год обозначается с помощью сложной системы из четырех знаков и тринадцати чисел. [48] Это опять же напоминает нашу систему из элементов и животных, правда?

— Наверное, — устало согласился Сяо.

— Но есть третий календарь, еще более обобщенный, чем эти два. В столице Мексики, Городе Каменного Кактуса, [49] находится массивный круглый камень, толщина его больше роста ребенка, ширина — в два раза больше человеческого роста. Это тоже своего рода календарь, но, в то время как другие системы измеряют число прошедших дней, месяцев и лет, этот гигантский каменный календарь отмеряет число существовавших миров. Как я вам уже рассказывал, индейцы верят, будто мы живем в пятом, самом последнем из миров, сотворенных богами. Этот мир был якобы рожден лишь несколько веков назад, в год Тринадцать Тростник, а люди и государства были созданы с готовыми историями и цивилизациями, чтобы испытать веру мексиканского народа.

— Вы побывали в столице Мексики? — спросил Сяо, наклонившись вперед и держа кисточку наготове над чистым листом бумаги.

— Да, — ответил старик со странным выражением в глазах, — мы, несколько человек во главе с капитаном Флота Сокровищ, много дней и недель путешествовали по материку, прежде чем попасть в сердце мексиканской империи. Их Город Каменного Кактуса так же велик и прекрасен, как сама Северная Столица, и сотни тысяч мужчин и женщин трудятся там во славу своего императора.